Разбуженные злым, срывающимся на визг голосом взводного, долбоюноши зашевелились. Поднялись, стали затаскивать себе на спины свои вещмешки. Рогачев, как мог, ускорял процесс потоками мата и вскоре взвод выстроился в колонну по одному и двинулся по сопкам. Впереди колонны сапёр, в середине Рогачёв со связью и личной охраной. Сзади здоровенный Джуманазаров.
Идти пришлось по сопкам. Замполит шел внизу, вдоль берега, по более-менее ровной поверхности. А мы должны были пердеть по сопками и при этом догнать его.
На первом же подъёме на первую же сопку, дыхание сбилось у всех. Лёгкие, как кузнечные меха, свистели и хрипели, самопроизвольно делая чуть ли не два вдоха в секунду. Гимнастёрки под вещмешками моментально сделались мокрыми и липкими. Нестерпимо захотелось пить.
Взвод начал растягиваться. Дистанция между бойцами сбивалась. Рогачёв хрипел, задыхался и постоянно крутился. Он делал какое-то количество шагов, стараясь наступать в отпечатки подошв армейских ботинок. Потом останавливался оборачивался, хрипя и задыхаясь, орал чтобы бойцы ступали строго по следам, чтобы не протаптывали проспект, чтобы крутили головами, чтобы высматривали противника и укрытия для себя. Но всем было уже всё похер. Все задохнулись, понурили гривы, сделали страдальческие ебальники и закатили глаза в предобморочное состояние. Топавший в хвосте колонны Ульянов сильно отстал. Вместе с Ульяновым отстал и замыкающий Джуманазаров.
Взвод прошел пять или шесть сопок. Путь преградили скалы, упёршиеся прямо в реку. Коричневые корявые глыбы обрывами свисали прямо в реку Панджшер. Мы полезли через скалы. Кряхтели-пердели, пролезли по каким-то хер поймёшь сраным расселинам.
Из скал вышли к окраине следующего кишлака. Спустились с этих скал в разбитые на террасах делянки пшеницы. Желтые невысокие стебли спелой пшеницы доходили где-то до колена. Спелые огромные колосья с толстыми зёрнами плавно колыхались желтым ковром. Прямо через этот прекрасный ковёр была протоптана свежая тропа. Замполит со своей группой уже прошел.
- Стой! Привал! – Рогачёв повалился на тропу. Несколько секунд жадно хватал открытым ртом воздух. Казалось, что заглатывает его прямо до желудка. Рогачёв похрипел, подышал, медленно высвободил руки из лямок вещмешка. Медленно встал на ноги.
- Вот… жопа… Отстали! – Рогачёв задыхался и поэтому говорил обрывками фраз. - Где блять… Джуманазаров? Кого ещё…. нет? Ульянов… вот… гандон! Всю рожу… расторцую!
На краю пшеничной делянки мы проторчали минут 20 или 30. Ждали Ульянова. Отдышались. Почти пришли в себя. Почесали за ухом. Тут из скал появился Ульянов. Он мотался из стороны в сторону и если бы не упирался боками и плечами в скалы, то уже ёбнулся бы, задрав кверху тормашки. Серое от налипшей пыли лицо перекосила страдальческая гримаса. Струйки пота, стекавшие из-под панамы, прочертили по его роже белые полосы через грязищу. В руках у Ульянова был ручной пулемёт. За Ульяновым из скал вывалился Джуманазаров. Он тяжело ступал, обвешенный двумя вещмешками. На спине он тащил свой, на груди – Ульяновский.
- Что, падла? – Рогачёв двинулся навстречу Ульянову, переступая через сидевших на жопах бойцов. После каждого шага с бровей Рогачёва капали крупные, искрившиеся на солнце капли пота. – Сдох, скотина? Я не хочу из-за тебя лишиться замкомвзвода! Джума, отдай ему вещмешок. Носильщиков у него нету!
- Пинками, пинками его, как драную кошку! – Рогачёв перешел на визг. – Взвод задачу не выполняет! Из-за одного ублюдка! Не сможет идти – потащим на плащ-палатке. Только сначала я собственноручно пристрелю! Понял, Ульянов?
- Понял.
- Взвод! Подъём! Вперёд прежним порядком!
Идти стало намного легче. Протоптанная Замполитом тропа шла к кишлаку по ровной поверхности. Кое-где приходилось перелазить с террасы на террасу. Но это же не продираться через скалы и не нестись на подъём по сопкам.
На одной террасе спелые колосья горели. Кто-то надёргал несколько пучков пшеницы, сложил в кучку и поджег. Под горевшей кучкой лежало несколько пачек патронов. Бумажки на них обуглились и начинали гореть.
- Тащсташнант! – Я решил доложить обстановку Рогачёву. – Там в хлебе патроны!
- Ну и дурак! – Рогачев зло обернулся ко мне. – Хочешь, чтобы я приказал тебе их подобрать? Тебе своих мало?
Я дошел до Рогачева, упёрся в него. Остановился.
- Какое-то чмо, такое, как Ульянов, бросило патроны. Это преступление. – Рогачев говорил мне тихим голосом. – А ты нашел и не подобрал. Это тоже преступление. Был бы с нами особист, то эти действия он расценил бы как передачу боеприпасов противнику. Так что на первый раз будем считать, что эти патроны тут сгорят. И противнику не достанутся. А ты на будущее усвой: не тянут за язык – не пизди. Не видел ты их и всё. Понял?
- Так точно.
Замполита мы догнали за первыми же домами. Получили новую задачу. Прочесать кишлак Киджоль. Поскольку кишлак оказался очень большим, то нам на помощь с гор должна спуститься 8-ая рота капитана Сакаева. На летних операциях рота Сакаева получила опыт прочески Панджшерских кишлаков. И вот нам новая задача: дождаться Сакаева с его ротой и перенять накопленный им опыт.
Пока ждали Сакаева, наш взвод загнали на самую верхнюю улицу кишлака и там расположили. С одной стороны эту улицу ограничивали стены крайних домов и высокий каменный забор. С другой стороны улица выходила на крыши расположенных снизу по склону домов. Через крыши открывался пейзажный вид на весь кишлак.
- Тащсташнант, вон там, в большом доме. – Я подошел к Рогачеву и, стараясь не жестикулировать, начал докладывать результаты наблюдения за противником. – В верхнем окне что-то белое маячит. Может кто-то сигналы подаёт?
- Вижу. – Рогачев подвинул на своей голове панаму так, чтобы солнце не засвечивало ему в глаза. – Чего тут сигналить? Мы вон как насигналили. – Рогачев кивнул назад, на столб черного дыма, поднимавшийся к небу с горящего хлебного поля.
- Ну хрен его знает. Может я туда из пулемёта врежу?
- Погоди. – Рогачев покрутил башкой по сторонам. – Как фамилия вон того снайпера?
- Носкевич.
- Эй, Носкевич! Давай, дуй сюда! Дай-ка берданку. – Рогачев подхватил протянутую ему винтовку, припал к прицелу. Затем передал винтовку мне.
– На, посмотри. Там занавеску сквозняком гоняет. Но, что заметил, то молодец. И что без команды стрелять не стал, это тоже правильно.
Вскоре с гор спустилась 8-я рота. Первые 5 бойцов, шедшие в головном дозоре, дошли до глинобитного забора, огораживавшего фруктовый сад. Неуклюже преодолели тот забор. И как большие зелёные обезьяны принялись молча карабкаться на фруктовые деревья. Раздался треск сучьев.
Появились ещё трое. Полезли на небольшое деревце, росшее над обрывом. Деревце качалось под их тушами. Казалось, что вот-вот оно вывернется с корнем под тяжестью трёх туловищ. И эти туловища спикируют с обрыва на крыши расположенных внизу построек.
- Во как в горах мужики без воды одичали! – Рогачёв криво ухмыльнулся. – Ну, сейчас пойдёт прочёска! Эти всё прошмонают. Так, взвод! Подъём! Выдвигаемся.
Взвод поднялся и двинулся мимо сада. Бойцы на ходу протягивали руки к свисающим на ветках яблокам и сочным абрикосам. Срывали, на ходу же их и поглощали, измазав руки, рожи и обмундирование сладким соком.
Какой-то долговязый солдат из роты Сакаева взял у сапёра тротиловую шашку. Обмотал её каким-то трятпьём, поджег шнур и закинул всю эту конструкцию в ветки огромного грецкого ореха. Тряпьё зацепилось, шашка застряла в кроне и через полминуты звонко шарахнула среди ветвей. Вниз полетели щепки, листья, сучья и орехи. Проческа началась.
Внизу, там где должен был проходить Замполит со своей группой, там загорелись первые дома. Солдаты поджигали те дома, в которых находили боеприпасы. Потому что солдаты тяжело нагружены. Нашел ты духовские боеприпасы и что ты с ними будешь делать? Тащить? Тащить ты не в состоянии. Поэтому их уничтожали огнём. Причем поджечь глинобитный дувал не так-то просто. Гореть в нём могут только бревенчатые перекрытия и дощатые потолки. А как ты подожжёшь перекрытие без керосина? Никак. Надо либо керосин, либо сено. При этом помним боевую задачу – уничтожить базу международных террористов. Именно из этого кишлака было совершено нападение на батальон «командосов». База именно здесь.
В окна построек, которые были опасно расположены, забрасывали гранаты. Шел второй день операции, боеприпасов у нас много. Они тяжелые, тащить их трудно. Поэтому только дай повод для открытия огня. Сразу же произойдёт как с дураком, которому сказали молиться.
Боходир Абдувалиев, замкомвзвод первого взвода, засадил из своего новенького подствольника в ровную стену. Метров с пяти. Кому Рогачёв объяснял, что так не надо делать? Хуй его знает – кому. Боходир забил на все объяснялки, засадил гранатой в стенку. Граната не взорволась. Боходир прыгал и радовался, как ребёнок. Надо же! Действительно в упор не взрывается!
В середине кишлака Рогачев остановил наш взвод.
- Стоять здесь. Хлеблом не щёлкать! Ждать меня здесь! – И убежал, бросив свой вещмешок на земле. Его вызвали по связи для координации действий. Две роты, это восемь взводов. Надо сделать так, чтобы они не перемахнулись между собой в лабиринте узких глинобитных улочек.
Взвод остановился между двумя дувалами. Мы побросали вещмешки на землю. Один дувал был обращен к нам жопой, то есть глухой стеной. А фасадом к реке и видом на кишлак. Второй дом был обращен к нам фасадом и жопой к горам. Вход с
бревенчатыми колоннами, на колоннах небольшой балкончик. Дверь, колонны и балкон выкрашены в весёленький зелёный цвет Пророка Магомета. Из окна второго этажа торчат светло-желтые корни кукурузы. Видимо бача выдернул толстые стебли кукурузы из земли прямо с корнями, аккуратно отряхнул корни от земли. Может быть даже промыл водой. И сложил на второй этаж так, что заложил весь оконный проём. Скорее всего так он заготовил на зиму силос для своей скотины. А что за скотина здесь проживает? Вьючные животные, на которых доставляют боеприпасы и наркоту из Пакистана. Что надо сделать с эти фуражом?
Кто-то из бойцов достал из кармана коробок спичек. Чиркнул спичку и, пока спичечная головка шипела и разгоралась, бросил эту спичку в окно второго этажа. Спичка прочертила дымный след, залетела в корни кукурузы и погасла. Боец чиркнул второй спичкой. Затем ещё и ещё. Одну за другой он чиркал спички об коробок и кидал в окно второго этажа прямо в корни просушенной на солнце кукурузы.
- А ты сразу много спичек подожги и брось. – Рядом стоял Вася Спыну и смотрел на стебли кукурузы задрав кверху подбородок.
Боец вынул несколько спичек. Чиркнул, бросил в окно. Плохой вариант. Спички загораются не все одновременно. Никакого толку нет. Надо по одной. Боец продолжил поджигать и бросать по одной. Пятая или шестая спичка, оставив в воздухе изогнутый дымящийся след, воткнулась в просохшие корни и загорелась. Корни дружно вспыхнули, по ним скользнули языки пламени, пошел сизый дым и вскоре уже порывом ветерка, налетевшего со стороны речки, всё это полыхнуло под крышу.
Хорошо просушенная кукуруза горит на удивление быстро. И даёт совершенно невероятный жар. Буквально через полторы минуты вся комната второго этажа превратилась в большую печную топку. Через оконный проём с земли было видно, что комната заполнена яркими алыми угольками, что уже буквально пылают балки перекрытия и горит дранка, настеленная на них. Дувал горел ярким пламенем и это пламя давало густой серый дым. Дым поднимался из-под крыши дувала, потом порывом ветра его закручивало в дугу и загоняло в сад. Сад моментально заволокло дымом и хлопьями сажи. Стало першить и свербеть в носоглотке, в горле, стали слезиться глаза.
Из-за соседнего дувала, выскочил Рогачёв.
- Кто поджог дувал ?
- Я. - Ответил боец.
- Долбоёб! – Рогачев подскочил к нему, придерживая рукой на своей голове панаму. Он подскочил к бойцу с такой скоростью, что я думал, что он даст по нему ногой с разгона, как по футбольному мячику. И ещё эта рука на панаме. Как будто он хочет рубануть ею солдату по кумполу.
– Мне теперь дышать вот этой всей хуйнёй из-за тебя? Как ты уже заебал, придурок! – И тут же, без перерыва, не меняя ни тембра ни громкости – Взвод! Вперёд пятьдесят метров марш!
Прошли 50 метров. Рогачев кивнул на ближайшее к нам строение:
- Касьянов, Филякин, Спыну, Суванов! Проверить, что внутри. На порог не наступать! Пороги часто минируют. Перешагивайте все пороги.
С вешмешком и с пулемётом я полез в дувал. Дверь низкая, только на карачках можно через неё прощемиться. Рогачев объяснял что это из-за дефицита древесины. Древесина дорогая. Поэтому дом с большими деревянными рамами, дверями, колоннами – это богатый дом. В этом доме дверь малюсенькая. Значит мы лезем в дом бедняка.
На двери висит малюсенький замочек. Как на почтовом ящике. Это не запор. Это символ того, что заперто. Проволочной растяжки от замка не протянуто. Значит не заминирован. От удара прикладом замок хрустнул, как раздавленная стекляшка и рассыпался на 22 пылинки. Нормально Зимин проинструктировал. Замок сбили прикладом, палец на спусковом крючке не держали. Всё ништяк, всё по инструкции. И в дувал лезем не за приключениями, а за военной надобностью. По приказу командира взвода. 
Укрываясь за толстой стеной, толкнули дверь внутрь стволом пулемёта. Дверь открылась. Взрыва не последовало. Значит тоже не заминирована. Широким шагом переступил порог, согнулся в три погибели и полез внутрь. Вещмешок зацепился за верхнюю притолоку двери и не пускал. Какая это, нахуй дверь? Это вход в собачью конуру! Уставшие за два дня ноги затряслись. Я испугался, что они сейчас подломятся и я рухну яйцами на порог. Я дёрнулся, напрягся и с треском вломился внутрь. От вещмешка оторвался верхний ремешок, которым было прикручено одеяло. Вот ёбаный насрал, теперь придётся пришивать!
В дверь с таким же треском протиснулся Филя. Я полез наверх по узкой тёмной глинобитной лестнице.
- Стой, подожди! – Филя затопал по лестнице за мной. – Не отходи от меня далеко. А то в темноте друг друга перестреляем.
Поднялись на лестничную площадку второго этажа. Упёрлись в дверь. Остановились, осторожно заглянули через дверь в помещение, опустивши головы на уровень пупа. Чтобы не схлопотать в рог пулю или приклад. На такой высоте появление головы не ждут.
В комнате никого. Зашли внутрь стволами вперёд. Вдоль стены увидели высокие глиняные толстостенные кувшины. Три в ряд. Высота кувшинов мне до подбородка.
- В них часто мука. Мы в Мариштане часто по домам шарились. Находили такие. – Филя щелкнул фиксатором складного приклада. Разложил приклад. Замахнулся на кувшин прикладом, но потом передумал. И ударил в кувшин каблуком полусапожка.
- В муку может быть спрятано оружие. – Филя второй раз ударил каблуком в кувшин.
- О-о-о-о! О-о-о-о-о! – Филя схватился за свою ногу двумя руками. – Кискамбат кургу! Хуёво попал!
С глухим грохотом разбили все три кувшина. Два кувшина были пустые, в третьем до половины засыпана мука. И никакого оружия.
Дверь в следующую комнату. Толкнули стволом. Комната с окнами. Значит в ней светло. В окнах ни стёкол, ни рам. Нахуй надо! Холодно здесь не бывает (как будто бы)! В комнате, как и во всём доме, стойкий запах гари, каких-то трав и ещё какой-то гадости. Ладно, в предыдущих помещениях не было окон. Там не проветривается и поэтому стоит смрад. Но тут-то окна есть. И всё равно воняет.
В середине комнаты на глиняном полу лежит большая глиняная крышка. Я сдвинул крышку стволом – не заминирована. Поднял рукой. Под крышкой в полу ниша, как большой глиняный горшок. В нише закопчённый чайник.
- Это буфет у них. – Филя скинул на пол вещмешок, повесил себе на шею автомат. Принялся расстёгивать штаны.
- Мы, када с поста в Мариштан ходили, мы тогда в такие дырки срали. Узбеки говорят, что это очень большой оскорбление дому. Духи теперь здесь жить не станут.
Филя расстегнул штаны, спустил их до колен, устроился над нишей, как над унитазом. – Может быть чего-нибудь выдавлю из себя?
Комната почти пустая. В середине комнаты гадит в «буфет» Филя, в углу комнаты расположен очаг. Глиняное возвышение, над возвышением дырка в потолке. Вокруг дырки из глины же вылеплен раструб. Под раструбом на возвышении надо разводить костёр. Теперь понятно, почему воняет гарью. Вдоль противоположной стенки напротив очага был выложен дровосборник. Квадратного сечения труба из гавна и палок, проходившая буквой «Г» вдоль двух стенок. Высота и ширина примерно 50х50 см. Внутри труба заполнена колючками, былинками, сухими травинками. Я так понимаю, что это «дрова».
- Слышь, Женька? А как дрова из конца этой трубы доставать? Дырка-то с одной стороны.
- Становится баба раком и ползёт на четвереньках внутрь. Всё очень просто. – Последнюю фразу Женька проскрипел, сильно натужившись. В комнате запахло дерьмом. В дверь всунулась голова Васьки Спыну.
- Фу, ну тут у вас и вонишша! Бля, Филя! Ну ты и чмо! Нашел где посрати! Каликули пуло! – Васька плюнул и скрылся из дверного проёма. Довольный собою Филя заржал.
Вскоре взвод выдвинулся вперёд по кишлаку. Снова шли, ломились через заборы, разрушая на своём пути всё подряд. Заборы, в которых камушек подбирался к камушку, многоэтажные глиняные дома, деревья, которые веками выращивали на принесённом на человеческом горбу грунте.
Кишлак проходили в довольно высоком темпе. Иногда взвод отдыхал, привалившись вещмешками к какой-нибудь стене. Ноги тряслись от напряжения. По лицам ручейками струился липкий пот. Нестерпимо хотелось пить. В некоторые дувалы Рогачев посылал группу для проверки, какие-то мы обходили даже не глянув. Я не понял принципа по которому были выбраны дома. Может быть Рогачёву что-то шептала на ушко подвешенная на его боку рация, может эти дома были выбраны на совещании офицеров, которое в обязательном порядке проводилось в штабе полка перед каждой операцией. Я не знаю как это всё было задумано, но я видел как это всё было выполнено. Мы куда-то постоянно спешили, мы неслись через кишлак вприпрыжку. Если бы в кишлаке были духи, то они вполне нормально могли бы пересидеть наше нашествие. Для этого надо просто иметь самообладание и способность наблюдать. Конечно, банду в 10-15 рыл мы обязательно обнаружили бы, а вот 2-3 человека, если бы обладали крепкими нервами, то легко могли бы от нас улизнуть. Я уже не говорю про спрятанный где-нибудь в ослятнике под соломой автомат или даже десять автоматов. Мы заскакивали в помещения первого этажа, немного топтались по наваленной на полу соломе. Говорили о том, что в каждом духовском дувале должен быть погреб, кое-как пытались потопать по соломе сапогами. Даже кое-где тыкали в солому сапёрным щупом. Но всё равно ничего не находили. Ни погреба, ни спрятанного оружия, ни людей, ни боеприпасов. Электрического света в Панджшере не было и о нём никогда там не слыхивали. Поэтому в ослятниках кромешная тьма. И заскочивши в ослятник с яркого солнечного света, ты понимаешь, что даже если в дальнем углу сидит прижавшись к стенке пятеро душманов, то у тебя нет шансов их обнаружить. Поэтому возьмешь щуп у сапёра, ткнёшь им в кромешную темноту, как копьём, раз десять. А тоже классное ощущение – тыкаешь во тьму щупом и ожидаешь, что вдруг попадешь во что-нибудь мягкое. При этом оно тебя точно видит, а ты его нет. Вдруг у него автомат, а у тебя руки заняты простой длинной палкой со штырём на конце ? А вдруг он там не один ? Классно было бы заглянуть из-за угла, а не вваливаться вот так в незнакомое помещение и размахивать дрыном, не понимая, что и куда ты пытаешься воткнуть.
Мебели в домах не было. Потому что её там не было никогда. Никто мебель никуда не уносил, не прятал, не эвакуировал. Жизнь местных пацанов проходила прямо на полу. Максимум – на расстеленной на пол дерюге.
Лишь в одном из домов мы нашли плетёную из прутьев кровать. Это был вообще выдающийся дом. Во дворе дома рос огромный, старинный куст винограда. Куст был такой старый, что за множество лет он превратился в целое дерево. Ствол этого виноградного дерева поднимался над крышей первого этажа. Крыша служила своеобразной верандой. На этой веранде и находилась плетёная из лозы кровать. Виноград изгибался над этой кроватью и образовывал навес из листьев и спелых сочных гроздей. Над всей крышей были натянуты веревки, по которым виноград расползся и создал большой зелёный шатёр.
Рогачев сбросил на крыше вещмешок, уселся на духовскую кровать, протянул вверх руку и сорвал гроздь винограда: - Вот так здесь тащился бача. – Рогачев развалился на кровати, закинул ноги с пыльными ботинками на плетёную спинку, сунул себе в рот несколько крупных золотисто-желтых ягод. – Заебись вот так тащиться. Всем отдых десть минут. Джуманазаров, организуй круговое наблюдение.
Эргеш Джуманазаров (замкомвзвод) ткнул пальцем в одного солдата, в другого, коротко объяснил кому с какой позиции и куда наблюдать : - Ти, блат, пасёш вуньтуда. Ти, нахуй – вуньуда. Ти пиздуй на криша. Ти с пилимотом – Эргеш ткнул пальцем в меня – пиздуй в другой канэсь дома, паси в окно. Филакин – за ним.
Я сорвал висящую прямо перед лицом гроздь винограда и зашагал к двери, ведущей с крыши внутрь дома. Филя тоже сорвал гроздь, которая висела прямо перед его носом. Все, кто находился в этой сказочной беседке, сорвали по одной, по две грозди, но винограда было так много, что казалось будто бы никто ничего не трогал. Ещё огромное количество виноградных гроздей свисало вниз из зелёного купола. Солнечные лучики, пробивавшиеся через листву, искрились в крупных желтых ягодах, играли и переливались всеми цветами радуги, как в сказочных каплях янтаря.
- Сцука душара, - Филя на ходу закидывал виноградины одну за другой в и без того набитый рот, сопел и сладко чавкал, - тащился здесь, как удав по помидорам.
- Ну да. А нам чая в сахар не докладывают! – Я тоже закинул пару виноградин себе в рот и шагнул в дверной проем.
Дом был большой. Но мебели не было, кроме кровати, никакой. Встроенные в стенку шкафчики, где-то какое-то подобие маленькой кривоногой табуретки и всё.
Из одного шкафчика мы сапёрным щупом вывернули на пол цветные фотографии. Какой-то мордатенький мужчинка лет сорока с аккуратно подстриженной бородкой. Сфотан и так и сяк на фоне больших домов современного города. Видимо ездил в Америку или в Европу. Продвинутый душара. Интересно, чем он по жизни занимается. Откуда такие калабашки? Наркотой, небось промышлял. Или изумрудами. Больше здесь нет ничего - голь перекатная.
Я вырос в семье офицера РВСН и мой батя в качестве хобби занимался фотографией. Но не цветной, а черно-белой. Дома у нас фотоувеличитель, несколько фотоаппаратов, бачки для проявления, ванночки-хренянночки, глянцеватели-хренциватели. Но, извините, это в стране, которая первой отправила человека в Космос. А здесь, в тринадцатом веке, в этой глуши, в средневековье… Чем должен был заниматься этот душара, чтобы разъезжать по свету и делать цветные фотографии ? И при этом его бабы и дети должны были сидеть на голом полу.
Мы с Филей прошли через весь дом. В одной из комнат стены были обиты богатой зелёной тканью. Где-то были покрашены зелёной краской прямо по глиняной штукатурке.
Впечатление от дома достаточно унылое, хотя по сравнению с тем, что уже приходилось видеть, это был очень даже выдающийся дом. Особенно воодушевляли виды из окон. Зелёное море садов, расположенных в долине, если не море, то большое-большое озеро. Желтые дома-кубики, сложенные в причудливые комбинации, коричневые горы, обрамляющие долину и величественные белые вершины, покрытые вечными ледниками, на горизонте. Это, кончено, что-то непередаваемое. Что-то такое, что вселяет уважение, восхищение… словами передать невозможно, можно только вдохнуть полной грудью и затаить дыхание на вдохе…
Позицию для наблюдения мы заняли в глубине комнаты. Ствол моего пулемёта в окно не высовывали. Зачем привлекать ненужное внимание?
Стояли, жрали виноград и смотрели в окна. До тех пор, пока не прозвучала команда «Уходим». Из дувала гурьбой высыпали на улицу.
- Джуманазаров, проверь чтоб все были на месте.
- Уч, олты, доккуз – Иргеш по привычке считал бойцов вытянутым пальцем тройками, как на построении в Союзе. – Все на мэсте, тарищ старшый лэётнант. Никто нэ уснуль.
- Только не размахивай руками. Не жестикулируй, когда считаешь. Никогда не жестикулируй. Подумают что ты командир и в тебя выстрелят в первого. – Рогачев вскинул висящий на плече автомат стволом вперёд. – Вперёд, продолжаем движение.
Кишлак прошли без происшествий. Душманы все разбежались. Мин после себя не оставили. Наверное потому что кишлак они посещали. Как минимум по ночам духи должны были сюда возвращаться. Потому что все поля ухожены, на делянках порядок, кое-где в домах мы находили круглые глинобитные башенки, наполненные крупными оранжевыми зёрнами спелой кукурузы. И как максимум духи жили здесь и днём. А сегодня убежали перед нашим приходом. А это значит, что как только мы уйдём, то они вернуться сюда снова. Поэтому и не оставили для нас мин. Чтобы потом самим не подрываться.
Через пару часов пытки жарой мы выскочили из кишлака на пустырь. Кишлак кончился. Пустырь по середине был прорезан глубоким оврагом. По дну оврага журчал ручей. Слева от нас, ниже по течению ручья, к оврагу вышел прапорщик Рушелюк со своим взводом. Голова колонны взвода Рушелюка подошла к оврагу, пацаны полезли в овраг. Довольно быстро спустились и принялись карабкаться из оврага на противоположный склон. Вот уже замыкающий их взвод здоровенный солдат Зуич (из залётчиков, недавно переброшенный к нам из роты связи) добрался до противоположного обрыва. Зуич повесил на шею автомат, одной рукой уцепился за край обрыва и пытался подтянуться к краю. Вторая рука была занята большой зелёной кассетой с лентой к АГСу. Покряхтев и пошкарябав ногами землю на обрыве, Зуич закинул кассету наверх, освободил правую руку и уже на двух руках подтянулся к краю обрыва, вытягивая свой вес и вес огромного вещмешка.
- Вологда Четыре, я Вологда Два, как слышишь, приём! – Прохрипел в тангенту своей рации Рогачев. Затем повернулся от рации к своему взводу и, задыхаясь, подал команду:
- Второй взвод, вниз, к воде! Быстро! Наполнить фляги!
- Я Вологда Четыре. На приёме. – Захрипела на боку Рогачева рация голосом Рушелюка.
- Четвёртый, притормози. – Рогачёв снова поднёс к своему лицу тангенту. – У меня здесь кяриз. Подожди, пока я его осмотрю.
Второй взвод как по команде (а на самом деле и вправду по команде) скатился на дно оврага и жадно набросился на воду. Воду пили, воду лили себе на головы и за шиворот, воду заталкивали в белые пластиковые фляги. Фляги сжимали, вставляли в ручей и всасывали флягой воду, как клизмой. Филя зачерпнул полную панаму воды и с размаху одел её себе на голову.
- Где тут у вас твой сраный кяриз? – Над обрывом выросла фигура Рушелюка. Без вещмешка, с одним автоматом Рушелюк прибежал, чтобы посмотреть на кяриз.
- Рушелюк, иди в жопу! – Рогачев оторвался от ручья и поднял своё лицо наверх, к обрыву. – Летишь, как к тёще на блины. Тебе там, впереди, мёдом что ль намазано? Оглядывайся по сторонам хоть чуть, чуть. Следи за соседями.
- Так кяриз-то где?
- В пизде. На верхней полке. Где ебуцца волки! Не мог же я тебе по открытой связи сказать «Саня, подожди, я водички попью!»
Рушелюк плюнул себе под ноги, в полголоса выматерился и скрылся из глаз за краем обрыва.
Если кто-то думает, что вода не пахнет, то он глубоко заблуждается. Когда-то, когда я в детстве был ребёнком и изучал в школе химию. Я читал в статье, содержащей познания о воде, что вода, это жидкость без цвета и без запаха. Там же, в той же статье звучала пара слов о том, что люди, которые испытывали сильную жажду, утверждают, что вода имеет запах. Я теперь тоже это утверждаю. И вся рота, любой пацан из нашей роты скажет, что вода имеет запах. И этот запах прекрасен. Причем он не одинаков. В разных местах вода пахнет по-разному. Скажем, в горном ручье, в который мы сейчас тыкаемся мордами, она пахнет мятой. Здесь ты подходишь к краю оврага, и за десять метров ты чувствуешь запах. Это запах прохлады, свежести, это запах жизни… И ты набираешь эту свежесть во флягу… хер там ! Ты тупо засовываешь свою потную рожу в прозрачную воду и пьёшь, пьёшь… пока хватает в лёгких воздуха. Потом вскидываешь вверх от воды голову, делаешь два-три быстрых глубоких вдоха-выдоха и снова погружаешь рожу в ледяную прозрачную воду. И так пятнадцать раз подряд. Минут десять ты то задыхаешься без воздуха, то, пытаясь надышаться, испытываешь жуткие мучения без воды. Вот она, рядом, в десяти сантиметрах от твоего лица. Но ты не пьёшь её, потому что ты в это время дышишь. И это время кажется тебе пыткой.
Лишь только утолив жажду я понял, что семь или восемь минут я был не просто очень уязвим. Я совершенно не контролировал окружающую ситуацию. Я забыл обо всём на свете, я только дышал и пил, пил и дышал. И только наглотавшись воды и отдышавшись, я как будто бы с Луны упал в окружающую меня реальность. Я тяжело дышал и бешено оглядывался вокруг. Овраг, я стою на четвереньках над ручьём… Я в Афгане, блять!
- У-у-у-у, опять ваши противные рожи. – С досадой я пробормотал повернувшемуся ко мне от воды Филе. По лицу у меня текли капли прозрачной воды.
- Какой уже заразы ты с этого арыка глотнул? – Филя тоже тяжело дышал, по его лицу тоже текли капли прозрачной воды. Но он счастливо улыбался. – Вазембат кургу, кто тебя укусил, что тебе моя рожа уже не нравиться?
- Гы-гы-гы, – Смех толчками начал выскакивать у меня из груди. Я стоял на четвереньках над арыком и крупно вздрагивал, почти подпрыгивал от каждого «Гы». – Гы-гы-гы, - вода пиздатая, Евгений Петрович, - Гы-гы- день пиздатый, - гы, - природа пиздатая – гы-гы-гы – один только ты противный – гы…
- Всё, взвод! Кончай аквариум, бассейн закрывается! – Рогачев встал и перешагнул через ручей. – Наверх и вперёд марш!
Мы закарабкались на склон оврага. Пошли вперёд. Дошли до окраины следующего кишлака. Проломились сквозь каменный забор. Пошли по террасе, вырезанной на склоне косогора. Прошли террасу, полезли на косогор. Щемились по косогору через колючие заросли роз и шиповника. Васька Спыну зацепился пулемётом за кусты, с хрустом веток и лязгом металла обрушился вниз. Кубарем слетел с косогора назад, на террасу, кряхтя поднялся на ноги. Задыхаясь, скороговоркой выругался по молдавски и снова полез наверх, осыпая на террасу камни и землю.
По косогору Второй взвод дошел до первых домов кишлака, вошли в кишлак. Часа полтора шли по кишлаку, изредка кидая в окна гранаты. Кряхтели, потели, пердели и к середине дня вышли на противоположную окраину кишлака. Здесь кишлак сильно сузился, прижатый скалами к самой реке Панджшер.
- Стой! – Рогачев брякнулся на камни возле самой воды. – Здесь привал!