Вскоре Замполит отпустил от своей важной персоны офицеров. Офицеры, просветлённые лучистым сиянием ИО командира роты, вернулись к своим взводам. И рота снова двинулась вперёд. Блин, нормальное место Замполит выбрал, чтобы перетереть новости с офицерами – тёмно-зелёные человечки в желтом светлом поле, на ровном месте, под нависающим с фланга хребтом. Охренеть, как остроумно!

     Но, уже ж ладно, уже пошли. Рота дошла до начала кишлака, влезла в первый дом. Крыша этого дома вплотную подходила к вершине крутого холма. Сапёры тротилом подорвали растущее рядом с домом дерево. Дерево завалилось перебитым стволом на крышу дома, кроной на вершину холма. Теперь можно было не скрестись по сыпучему склону, а по лестнице в доме подняться на крышу и с крыши по стволу перейти на холм.
     Рота двинулась по стволу. Ветки кроны пружинили под тяжестью солдат. Ствол дерева толкал под уставшие, трясущиеся в коленях ноги. Казалось, что от очередного такого толчка ноги подломятся под весом вещмешка и полетишь ты кубарем с высоты третьего этажа.
     У Юрки Кудрова за ветки зацепилась привязанная к вещмешку миномётная мина. Юрка дёрнулся, верхний ремешок оторвался, дерево отпустило мину. Теперь мина весело качалась на нижнем ремешке в такт Юркиным шагам и мягко шлёпала его по заднице.

На фотографии лицом к нам Баратов, сан.инструктор. В кепке и черной танковой куртке Замполит. У бойца, у того, кто с минами, обратите внимание – разошлись по шву штаны на … на между штанинами. Карячился человек, лез по горам.

     Как только поваленное дерево преодолел Ульянов, то он немедленно упал. Он лежал в пыли и тяжело дышал.
- Ульянов, ты что? – Рогачев подошел к лежащему бойцу, согнулся над ним, упёрся ладонями себе в колени. Рогачев дышал так же тяжело и надрывно, как Ульянов. – Приехал? Плацкарту занял?
- Я больше не могу. Я дальше не пойду.
- Куда ты нахер денешься с подводной лодки? – Рогачев говорил спокойно, но по его перекошенному лицу было видно, что сейчас он взорвётся. Весь его вид говорил: - «Вставай, Ульянов. Вставай, пока не поздно!»
- Оставьте меня здесь! Я не могу больше! – Ульянов закрыл глаза и тихонечко заскулил. Для слёз у него в организме не было воды. – Убейте меня! Убейте!
- Солдат, В-С-Т-А-ТЬ! – Заорал Рогачёв, выпрямился, подскочил на одной ноге, второй ногой замахнулся в воздухе и, как по мячику, заебенил с размаху по валяющемуся в пыли Ульянову. – Встать, с-сука! Я тебе сейчас покажу «убейте меня»! Я тебе покажу, как солдата на войне убивают!
Рогачёв подпрыгивал со своим вещмешком на плечах и пиздячил с размаху сапогами по Ульянову. Пинками он поднял Ульянова из пыли в позу для низкого старта.
- Я тебе умру! Солдат должен молча умирать, молча падать и умирать. А ты ещё пиздишь, скотина! – Рогачёв засадил заключительный удар Ульянову под сраку. Ульянов подлетел и сделал несколько шагов вперёд, как будто рванул на стометровку.
- Пулемёт забери, чмо! Тут все сдохли, все заебались! Не ты один. До задачи сраный километр остался! Взял пулемёт и пошагал, чмо ебаное!
     Выглядело это всё, мягко говоря – УЖАСНО! Но, самое ужасное было бы, если бы Рогачёв Ульянова не поднял. Я смотрел на всю эту безобразную сцену и думал «Толичек, родненький, подними Вову! Только не убей, ради Бога!» Потому что, если бы Вова не встал, то легли бы мы все. До задачи нам остался километр. Идти надо ровно под теми скалами, в которые ушел душман с ящиком. Если Вову придётся нести в плащ-палатке, то мы резко потеряем скорость. Более того, я уверен, что рядом с Вовой лягут ещё двое или трое. Чтобы их тащить, придётся выделить по 4 бойца на каждого упавшего. Рота снизит скорость движения до черепашьего шага. Даже если в тех скалах душман всего один со своим дурацким ящиком (а он там нихера не один), даже если у этого душмана допотопный старинный карамультук со скоростью стрельбы 1 выстрел в 2 минуты, всё равно он нас всех из этих скал перестреляет. Очень уж удобная у него позиция.

     А если не тупорезить и не предполагать всякую ерунду, то произойдёт так: как только рота снизит темп движения, душманы поймут, что рота потеряла боеспособность. Они поймут, что рота слабая. Они немедленно выдвинут в скалы пару пулемётчиков и десяток автоматчиков. И нам всем монтана. В лучшем случае, те из нас, кто покрепче здоровьем, те скроются в зелёнке или займут позиции за камнями. Все, кто будут кататься в плащ-палатках и помирать, они все помрут в прямом смысле этого слова. Так что вставай, Вова. Лучше вставай. Другого выхода у тебя нет.
     Вова встал. Вернее, взлетел, рванув на стометровку. С подачи Анатолия Петровича Рогачёва. Всё-таки как обманчива внешность человека! С этими жиденькими, светленькими кучеряшечками! С молоденьким, почти девичьим личиком, с высоким, визгливым голосом, с тоненькими ножками, маленькими кулачками и прочими внешне неубедительными признаками, Анатолий Петрович оказался гением футбола, мастером реанимации и светилом боевой тактики. Я бы очень не хотел быть врагом для такого человека!

Рассказывает Майор (ныне полковник) Зимин Сергей Петрович, в то время Начальник Штаба Третьего горнострелкового батальона:

 - Был у нас в батальоне один солдат. Богатырского роста. В минбатарее служил. Вышли мы батальоном в горы. Этот солдат на «броне» забыл всё на свете. Тёплые вещи забыл, бушлат забыл. Как голову свою не забыл – только одно оставалось.
       Задача у нас была на леднике. В районе пятитысячника. Пока шли, это всё ладно. Не до тёплых вещей. Мокрые все от пота. А когда пришли на задачу, в ледники, вот тогда стало холодно. Ладно, днём холодно. А ночью как?
       Командир взвода лейтенант Михайлюк снял с себя тёплые вещи и отдал этому солдату.
       Ночью лейтенанта Михайлюка бойцы облепили в СПСе и согревали своими телами.
       Боевую задачу батальон выполнил. Забирать нас должны были «вертушки». Я подошел к этому здоровенному солдату. Я хотел посмотреть ему в глаза.
       Посмотрел. А этот богатырского роста боец сидел и глупо улыбался. У него мимика такая была, в общем, ничего богатырского эта мимика не выражала. А когда прилетели «вертушки» этот «богатырь» обосцался.
       Лейтенант Михайлюк был неогромного роста. Нормального сложения, нормальный человек. Офицер. Вот этому Офицеру лично я Героя Советского Союза бы дал. Тока-так! Ты представляешь? Минус хрен знает сколько, а он снимает с себя всё и отдаёт солдату. Как бы так сказать. Солдаты из взвода ночью облепили Михайлюка, спасли его, согрели своими телами.
       А тот солдат, я тебе говорю, он выше меня. Я потом узнавал куда он делся. Этот «богатырь» обосцавшийся. Мне доложили, что умер.
       Это к твоему рассказу про Ульянова.