Утром Рогачев объявил, что сегодня мы выходим к броне. И ещё он объявил, что командир должен командовать, а не перетаскивать тяжести. Он развязал свой вещмешок, вывалил из него всё содержимое, аккуратно сложил и принялся делить между бойцами взвода. Как вещмешок Ульянова.
- Вот это тебе, - он подвинул в мою сторону рацию Р-148 с двумя дополнительными аккумуляторами. – Связист должен хорошо говорить по-русски, без акцента. Ты как раз подходишь. Теперь ходишь за мной, как тень. Сперва я, потом ты, потом мой личный снайпер. Герасимович!
- Его в госпиталь положили. Тиф у него.
- Понял. Спыну!
- Ё, - отозвался Вася.
- Топаешь за ним, за Касьяновым. Потом все остальные и Джуманазаров в замыкании. Джума, понял?
- Поняль. – отозвался Эргеш.
- Вот и нормалёк. – Рогачев снова повернулся к пачкам с патронами, банкам, фляжкам… - Пачку трассеров я оставлю себе, а вот это тебе, это тебе, вот это тебе – он рассовывал припасы из своего вещмешка то одному солдату, то другому. Всё рассовал, снова повернулся ко мне:
- За батарейки отвечаешь головой. Приходим с задания – несёшь во взвод связи на подзарядку. Если посадишь батарейки на операции и взвод останется без связи, то взводу пиздец. А я за это тебя расстреляю.
Расстреляет или не расстреляет, так это ещё бабка на двое сказала. Не дохрена я видел расстрелянных в Афгане. То есть не видел ещё ни одного. Только угрозы слышал. Ну, угрозы это одно, а реально расстрелять солдата, это совсем другое. При том что я не собираюсь разряжать батареи. Я не чёкнутый. Я нормальный. Ну, а раз я нормальный, то я стоял и думал о нормальных вещах. Я думал о том, раздаст ли Рогачев свою жрачку и воду пацанам, чтобы за него носили. Или не раздаст. Некоторые офицеры так поступают. Меня коробит от таких поступков. Потому что я родился и вырос в Стране Советов. В ней нет угнетения человека человеком. Отдать свою жрачку и воду пацанам, которым ты являешься прямым и непосредственным начальником, это я считал нехорошим поступком. Потому что следующим поступком, по логике, должно стать внутрижопное соитие с подчинённым под твою власть человеком. Ну а чё? Ты - начальник, у солдата есть жопа. Почему бы не воспользоваться?
Не то, чтобы я боялся получить пару дополнительных килограммов в виде хавчика командира взвода. Я не жлоб. Если у меня будет хавчик, а у Рогачёва хавчика не будет, то я поделюсь. Это нормально. А изначально программировать ситуацию, в которой подчинённый несёт ЛИЧНЫЕ ВЕЩИ начальника, это мне казалось неправильным. Поэтому я стоял и думал. Если Рогачев скажет ТАКОЕ мне, то я пошлю его на хуй. Я очень уважаю Рогачёва. За эти два бесконечных дня я очень его зауважал. Но, всё же. Раздавать свою шмотку солдатам – это не по-мужски. Пошлю на хуй, а потом хоть в дисбат.
То ли из-за выражения моей рожи, то ли из-за радиостанции. Не знаю почему. Но, на меня посягательств в качестве денщика не последовало. Не последовало, ну и не последовало.
Когда Юрка Кудров запихивал себе в вещмешок часть выданного ему барахла, Рогачев обратил внимание на одну из его миномётных мин.
- Ёб твою мать, Кудров! Ты нас всех захуярить решил? – Рогачев подобрал с пола мину и протянул её взрывателем Юрке в рожу. Мина крепится к вещмешку на два ремешка. Верхний ремешок от вещмешка оторвался. Мина на ходу болталась на нижнем ремешке, как маятник, в такт Юркиным шагам. Стукалась взрывателем о скалы. И вот теперь Рогачев стоит с миной в руке и тыкает раздолбанным в говно взрывателем Юрке в нос.
- Ты, ёб твою мать, Кудров! Ты хоть изредка осматривай своё снаряжение! Ты что не слышал, как она по камням цокает?
Рогачев выкрутил из мины взрыватель, протянул Кудрову:
- В первый попавшийся горящий дувал выкинешь. И мину туда же. В самый огонь, чтобы пизданула. Чтобы духам не досталась. Долбоюноша.
Выходили к броне очень долго.
Очень долго шли опять через весь длинный кишлак. Вдоль улицы, по которой мы шагали, горели дома. Кто их поджег, я не знаю. Скорее всего с гор сняли 8 и 9 роты и они, охреневшие в горах от злобы и тоски, прошлись по кишлаку в порыве боевого энтузиазма. Я думаю, хорошо, что мы с ними не встретились.
Во время перехода через горящий кишлак Кудров выкинул в горящий дувал раздолбанный взрыватель. В другой горящий дувал выкинул мину. Потом мы лезли по каким-то горам. Хорошо, что не вверх, а вниз. Всё-таки мы шли вниз, к реке.
К нашему приходу сапёры навели через реку наплавной понтонный мост и водное препятствие мы преодолели, аки посуху. Р-р-р-раз, и мы уже на правом берегу. На широком галечном пляже возле бронетехники.
Пока рота шкашдыбала через горящие кишлаки, пока шла по пантону к бронегруппе, Миша Гнилоквас и Ваня Грек закинули в реку Пандшер РГДшку. РГДшка утонула, взорвалась в пучине речной. Вместо утонувшей гранаты всплыла глушеная рыба. Миша с Ваней вынули из реки рыбу. Сварили уху. Потом с гор пришли мы. Миша и Ваня кормили нас ухой. Вроде бы, это не их обязанность. Они не повары. Они просто классные пацаны. И хорошие товарищи.
Фото Леонида Шамина. Вот такая рыба водилась в Панджшере. Хорошо клевала на эргэдэшки и на тротиловые шашки.
И вот мы пришли, помылись в реке Панджшер. Сидим возле БТРА на пока ещё тёплой земле, уплетаем свежую ароматную уху. Черпаем ложками прямо из закопченного на костре бачка. Одного на всех. Что такое брезгливость? Что такое индивидуальные тарелки? Об этом на войне как-то не думается. Попробовать сказать пацанам об индивидуальных тарелках? Я точно знаю какая будет реакция: не нравится – не жри. Нам больше достанется. Поэтому ты, как все, орудуешь ложкой и ни о чем лишнем не думаешь. Ты в армии. Ты на войне. Привыкай.
Это не моя фотография. На ней пацаны сфотаны на фоне гусеницы БМДшки. Мы ужинали на фоне колёс БТР-70В. Выложил для иллюстрации солдатского братства.
И вот мы жрём. А Миша рассказывает о своих кулинарных подвигах. Орудует ложкой, выплёвывает изо рта крошки и со счастливой рожей рассказывает то, чего мы не знаем.
- Мы, када Эргэдэшка бахнула, мы с Ваней в реку полезли. А вода ледяная, течение с ног сбивает, рыбу уносит. Мы давай рыбу хватать и на берег выкидывать. Тут из кишлака набежала целая шобла душманскиих коцыков. Сцуки, наглые такие. И много их. Мы с Ваней от холода дубеем, а они у нас рыбу тырят! Для них мы что ли убиваемся? Ладно б одну-две стырили, а они всё подряд разносят в один секунд! Я тада бурнул, вылез с реки, снял с БТРа антенну. А коцыкам всё похуй. Они халяву нашли, у них масть попёрла! Я подбегаю к ним с антенной, а им похуй и я и антенна. А я, блять смотрю, щяс меня сожрут вместе с рыбой. Тада я размахнулся с двух рук и ка-ак переебал по ним (трёхметровым стальным гибким стержнем). Попал по одному. Тут до них дошло! Они – врассыпную! А этот гы-гы-гы, а этот только так раз-раз-раз на передних лапах. – Миша ржет и показывает согнутыми в локтях руками как на передних лапах убегал покалеченный котик.
Ну и чё? Ну и вот снова картина маслом. До какой степени надо на войне отказаться от мирных привычек? До какой степени надо изменить мясо под темечком? Надо потерять стыд при походе в туалет, надо отказаться от чувства брезгливости, надо перестать уважать труд других людей, перестать уважать право собственности, перестать бережно относиться к хлебу… что ещё? От чего ещё отказаться? Что будет, если я сейчас встану и скажу Мише о том, что не надо вот так вот хвалиться живодёрским поступком? Ну, отогнал котиков, ну и промолчи тихонечко. Вот что будет, если я сейчас это скажу? Правильно. Будет: не нравится, не ешь. А я очень хочу есть. Я только что спустился с гор. Дело даже не в том, что я голоден. Дело в том, что если сейчас все пожрут, а я заступлюсь за котика, то я буду отлучен от жрачки. А завтра снова пойдём в горы. Все будут идти, а я буду, как Ульянов, валяться на тропе и скулить «я больше не могу, убейте меня». За это Рогачёв будет пиздить меня ногами. Завтра-завтра, не извольте сомневаться. Вот для чего мы сидим здесь на жопах прямо на остывающей земле? Почему нас не везут в ППД полка?
Чего тут непонятного? Завтра второй этап операции. Я ещё не знаю какой. Но, точно знаю, что завтра. Поэтому, надо пожрать. Рогачёв раздал свои боеприпасы пацанам. Он и с боеприпасами-то пёр в гору так, что понадобилось останавливать. А без боеприпасов он вообще упиздячит за горизонт без единой остановки. Так что, завтра мне понадобятся физические силы. Именно физические, много физических. А на мораль можно забить. Надо тупо пожрать. Вот я и жрал. Только подумал: - «Ну дык от чего надо отказаться в следующий раз? От какой нормы морали? Может быть сразу от всех? Хуля уж там?»
Когда мы нажрались вкусной ухи и накурились вонючих сигарет, пришла пора отрубиться и спать с открытым ртом. Под защитой брони БТРов.
Это не наша рота. У нас не было спальных мешков. Мы заворачивались в плащ-палатки. А в остальном было всё точно так же.
Лично я спал в БТРе Фарида на разложенной мягкой командирской сидушке.
Сидушка короткая. Даже с откинутой спинкой. Весь мой длинный организм на сидушку не помещался. То бошка свисала, то жопа. Как говорится, голову пристроишь – ноги свалятся. Ноги пристроишь – голова свешивается. Казалось бы, чё там такого, подумаешь, голова с сидушки свесилась. А в ней же полным-полно мозгов. Они шею вниз тянут и шея начинает болеть. Несколько раз за ночь я просыпался. Ёрзал и так, и сяк. Жмякал затёкшую шею, разминал задубевшие ноги. Но, покидать данное лежбище не спешил. Потому что мне здесь, по большому счету, нравилось. Подумаешь, поза неудобная. Ха! На гражданской жизни это могло считаться достаточным аргументом. А в армии такая мелочь – нихрена не аргумент. Так что я неспроста сюда забрался. Как говорили у нас в детском садике: - «Чик-чирик, я в домике». Вот, смотрите, как там, в том «домике» всё устроено. В БТРе под бронёй.
В общем, крутился я на той сидушке всю ночь, крутился-вертелся. Но, из-под брони на улицу не уходил.
Во-первых, ледяной ночной горный ветер броню не продувает и не пронзает тебя своими ледяными иглами.
Во-вторых, сидушка не ледяная скала, она за ночь не промерзает и не сосёт из тебя тепло. Сидушка сделана из термоизолируюещего материала, она хранит тепло твоего тела.
В-третьих, под бронёй ты защищен от пуль, которые могут быть выпущены душманами. Как они ловко обстреляли нас поутру после первой ночевки? Очень ловко. Они нас обстреляли и скрылись. Мы их даже обнаружить не успели, не то, чтобы пострелять в них.
В общем и целом, если «подбить все бабки», то ночёвка в таких условиях, это счастье. Редкостное счастье, по солдатским мерка. После валяний под кустом.
Рассказывает разведчик Вадим Захаров:
- Климат в Панджшере совершенно ужасный. Летом жарища доходила и до +67. Пот уже не льётся, в глаза лезет соль. Смахнул её, а через какое-то время снова лицо в соли. Без воды на такой жаре ты перегреваешься. А где взять воду? В некоторых ущельях вода была даже высоко в горах, на Парандехе например. Вода спускалась террасами вниз. Очень красиво. Правда миномётные разрывы, портили весь пейзаж. Тоже, нормальная такая затея – сгонять за водичкой между миномётных разрывов. Поэтому сидишь на хребте среди камней, судороги горло сводят. Высокогорье, кислородная недостаточность. Разреженный воздух. Вода закипала при +80 поэтому, днём моментально из твоего тела испарялась. Значит в горах надо двигаться ночью. Главное, побыстрее, до рассвета!