Во внутреннем дворике Седьмой Роты росла обвитая виноградом душманская яблоня. Под яблоней кучей валялись доски от снарядных ящиках. На досках так-сяк сидели, примостившись, бойцы. С баночками солярки и с ветошью. Кто-то тыкал ветошь в баночки и тёр оружие, кто-то набивал патронами магазины.
Свой пулемёт я почистил. Теперь надо было выполнять следующую задачу, поставленную Пудиным перед строем. Мы же помним, что была озвучена боевая задача. Каждому солдату и сержанту следовало в пешем порядке выдвинуться в автопарк и изыскать у водителей некие куски брезента. Которые водители должны были бы иметь из непонятно каких ресурсов. А если говорить простым языком, то водители эти куски брезента должны были либо отрезать от каких-нибудь чехлов, укрывающих какую-нибудь боевую технику. Либо попросту откуда-нибудь спиздить. Что, собственно, не сильно отличается от предыдущего.
Поскольку солдат в Советской Армии смекалистый и находчивый, то буквально через час-полтора, вся солдатня сидела в расположении роты с кусками брезента. Все активно орудовали иголками с ниткой, ваяли себе неповторимые произведения дизайнерского искусства «я себе слепила из того, что было». У меня в руках оказался огромный кусок толстенного-претолстенного брезента, который Ваня Грек отрезал, наверное, от чехла баллистического космолёта, не иначе. И теперь я извращался со всем известным мастерством рукоделия. Прямо в середине этого куска я проделал духовским ножом дырку для башки, на грудь нашил 5 длинных карманов для пулемётных магазинов, по низу пришил тренчики в которые должен был просовываться солдатский ремень и наглухо закреплять всю эту архитектуру на моём тощем теле. И ещё оставался кусок брезента с какими-то металлическими хреньками, которые поворачивались и служили запиралочками при стыковке одного куска чехла от Космолёта с другим. Эти запиралочки я отрезал и пришпандорил в качестве клапанов на карманы, которые я расположил над своими ключицами. Получилось замечательное место для хранения двух гранат РГД-5. И вот я орудую ниткой, иголкой и подобранным в речке старым лезвием «Нева». Лезвие сразу же затупилось об брезент и теперь не годилось ни на что. Поэтому я вытащил из кармана душманский складной ножик и, треща стопорным механизмом, разложил из ручки длинное лезвие.
- Вот это сабля! – Ко мне придвинулся Ахмед. Чеченец из пополнения. Он держал в руках кусок брезента. – Слышишь, братан, дай ножик брезента резануть? Крепкий очень, ничем не режется.
Я протянул Ахмеду ножик. Ахмед взял его. Начал неторопливо резать брезент.
- А что у тебя за завязка была с Сакеном? – Ахмед отложил ножик, взялся за иголку с ниткой. Он не собирался уходить.
- Сакен хотел, чтобы я ему пулемёт почистил. А я не хотел.
- Он гавно-человек. Козёл.
- Ты что-то про него знаешь?
- Я всё про него знаю. Козёл и есть козёл. – Ахмед неторопливо пришивал длинный карман к своему «лифчику». И неторопливо рассказывал: - Я с ним в Кундузе служил. Он молодых постоянно дрочил. А я с ним за это пиздился. У меня там друг был, нашего с тобой призыва. Шамиль. Он тоже с Кавказа. Дагестанец. Вот днём мы Сакена пиздим. А ночью Сакен со старослужащими нас с другом толпой пиздят. И так каждый вечер. Один раз мне ебальник сильно разбили. А утром я иду по территории части и тут меня встречает дембель-чеченц из автороты. Привет-привет, обнялись мы с ним по нашему обычаю. А он спрашивает: – «Чё у тебя с еблом?» А я грю: - «Да нормально всё». Не буду же я ему жаловаться? Он, такой: - «Нормально? Ну хорошо. Посмотрим». А потом стал расспрашивать кто где в моей палатке ночует, где чья койка расположена. Ну, я рассказал, в недогонках весь. Нахера ему это? А ночью только так – гул такой. Колонна техники идёт к нашему расположению. Фары у всех включены, подъехали, как Висло-Одерская операция. Я никогда столько техники не видел. А это, оказывается, после отбоя все чеченцы, все мои земляки из части приехали. Кто на чём служил, тот на том и приехал. Кто-то на водовозке, кто-то на тягаче МТЛБ, кто-то на танке. Пиздец, я там и охуел. Точно Висло-Одерская операция началась. А пацаны остановили технику, выскочили. Рыл двести. И толпой понеслись громить нашу палатку. Все койки – где спали старослужащие, всё перевернули вверх дном. Как Мамай прошел. Минут десять всех старослужащих пиздили и ебашили. А потом все дружно попрыгали снова на технику и съебались в темноту ночи. Вот это был полный пиздец!
Я тихо обтекал от услышанного. А Ахмед, как ни в чем не бывало неторопливо пришивал карман. Как будто так всё и надо.
- И за это тебя отправили к нам в Руху?
- Нет. Не за это. Попал я служить в Кундуз на хлебозавод. Месяц служу, два служу. А я, когда в Армию уходил, тогда Отец меня провожал. И Наставление Отцовское мне говорил перед Армией. Грит – сын, ты должен делать всё, чтобы я тобой гордился. И не делай ничего, что вызовет у меня стыд за тебя. Лучше умри, лучше погибни, но делай только такие поступки, чтобы я тобой гордился. И вот я сижу на хлебзаводе. И что тут делать? Только жрать и срать, как желудок? У меня не только желудок есть. У меня голова есть, руки есть. У меня Гордость есть, Достоинство есть. Я пошел к Командиру роты обеспечения. Говорю, отправь меня в действующую часть. А он говорит – дурак ты, Сулейманов.
Пока Ахмед всё это рассказывал, к нам с Ахмедом подошел пацан из Девятой роты. Там с Ахмедом «салам» - «салам, брат».
Ахмед такой: - Присаживайся, Шамиль. А я тут пацану за нашу службу в Кундузе рассказываю. Шамиль присел к нам на плащ-палатку. Достал сигаретку, закурил.
- Мы с Ахмедом вместе служили в Кундузе. На хлебзаводе. Муки – дохера, дрожжи дохера, всё, что надо для браги – всё дохера. Продавай дрожжи, продавай сахар, продавай готовый брага. Богатый будешь. Однажды продал я афганцам мешок муки. Купил себе кроссовки за эти деньги. Рад был. Тут приходит Ахмед и говорит: - «Шамиль, тут нет автомата. Нет войны. Надо ехать на Панджшер. Там добровольцев набирают.» Мы пошли в строевую часть. Написали с Ахмедом рапорта. Теперь он в Седьмой роте, я в Девятой. Так и попали на Панджшер.
Поскольку солдат в Советской Армии смекалистый и находчивый, то буквально через час-полтора, вся солдатня сидела в расположении роты с кусками брезента. Все активно орудовали иголками с ниткой, ваяли себе неповторимые произведения дизайнерского искусства «я себе слепила из того, что было». У меня в руках оказался огромный кусок толстенного-претолстенного брезента, который Ваня Грек отрезал, наверное, от чехла баллистического космолёта, не иначе. И теперь я извращался со всем известным мастерством рукоделия. Прямо в середине этого куска я проделал духовским ножом дырку для башки, на грудь нашил 5 длинных карманов для пулемётных магазинов, по низу пришил тренчики в которые должен был просовываться солдатский ремень и наглухо закреплять всю эту архитектуру на моём тощем теле. И ещё оставался кусок брезента с какими-то металлическими хреньками, которые поворачивались и служили запиралочками при стыковке одного куска чехла от Космолёта с другим. Эти запиралочки я отрезал и пришпандорил в качестве клапанов на карманы, которые я расположил над своими ключицами. Получилось замечательное место для хранения двух гранат РГД-5. И вот я орудую ниткой, иголкой и подобранным в речке старым лезвием «Нева». Лезвие сразу же затупилось об брезент и теперь не годилось ни на что. Поэтому я вытащил из кармана душманский складной ножик и, треща стопорным механизмом, разложил из ручки длинное лезвие.
- Вот это сабля! – Ко мне придвинулся Ахмед. Чеченец из пополнения. Он держал в руках кусок брезента. – Слышишь, братан, дай ножик брезента резануть? Крепкий очень, ничем не режется.
Я протянул Ахмеду ножик. Ахмед взял его. Начал неторопливо резать брезент.
- А что у тебя за завязка была с Сакеном? – Ахмед отложил ножик, взялся за иголку с ниткой. Он не собирался уходить.
- Сакен хотел, чтобы я ему пулемёт почистил. А я не хотел.
- Он гавно-человек. Козёл.
- Ты что-то про него знаешь?
- Я всё про него знаю. Козёл и есть козёл. – Ахмед неторопливо пришивал длинный карман к своему «лифчику». И неторопливо рассказывал: - Я с ним в Кундузе служил. Он молодых постоянно дрочил. А я с ним за это пиздился. У меня там друг был, нашего с тобой призыва. Шамиль. Он тоже с Кавказа. Дагестанец. Вот днём мы Сакена пиздим. А ночью Сакен со старослужащими нас с другом толпой пиздят. И так каждый вечер. Один раз мне ебальник сильно разбили. А утром я иду по территории части и тут меня встречает дембель-чеченц из автороты. Привет-привет, обнялись мы с ним по нашему обычаю. А он спрашивает: – «Чё у тебя с еблом?» А я грю: - «Да нормально всё». Не буду же я ему жаловаться? Он, такой: - «Нормально? Ну хорошо. Посмотрим». А потом стал расспрашивать кто где в моей палатке ночует, где чья койка расположена. Ну, я рассказал, в недогонках весь. Нахера ему это? А ночью только так – гул такой. Колонна техники идёт к нашему расположению. Фары у всех включены, подъехали, как Висло-Одерская операция. Я никогда столько техники не видел. А это, оказывается, после отбоя все чеченцы, все мои земляки из части приехали. Кто на чём служил, тот на том и приехал. Кто-то на водовозке, кто-то на тягаче МТЛБ, кто-то на танке. Пиздец, я там и охуел. Точно Висло-Одерская операция началась. А пацаны остановили технику, выскочили. Рыл двести. И толпой понеслись громить нашу палатку. Все койки – где спали старослужащие, всё перевернули вверх дном. Как Мамай прошел. Минут десять всех старослужащих пиздили и ебашили. А потом все дружно попрыгали снова на технику и съебались в темноту ночи. Вот это был полный пиздец!
Я тихо обтекал от услышанного. А Ахмед, как ни в чем не бывало неторопливо пришивал карман. Как будто так всё и надо.
- И за это тебя отправили к нам в Руху?
- Нет. Не за это. Попал я служить в Кундуз на хлебозавод. Месяц служу, два служу. А я, когда в Армию уходил, тогда Отец меня провожал. И Наставление Отцовское мне говорил перед Армией. Грит – сын, ты должен делать всё, чтобы я тобой гордился. И не делай ничего, что вызовет у меня стыд за тебя. Лучше умри, лучше погибни, но делай только такие поступки, чтобы я тобой гордился. И вот я сижу на хлебзаводе. И что тут делать? Только жрать и срать, как желудок? У меня не только желудок есть. У меня голова есть, руки есть. У меня Гордость есть, Достоинство есть. Я пошел к Командиру роты обеспечения. Говорю, отправь меня в действующую часть. А он говорит – дурак ты, Сулейманов.
Пока Ахмед всё это рассказывал, к нам с Ахмедом подошел пацан из Девятой роты. Там с Ахмедом «салам» - «салам, брат».
Ахмед такой: - Присаживайся, Шамиль. А я тут пацану за нашу службу в Кундузе рассказываю. Шамиль присел к нам на плащ-палатку. Достал сигаретку, закурил.
- Мы с Ахмедом вместе служили в Кундузе. На хлебзаводе. Муки – дохера, дрожжи дохера, всё, что надо для браги – всё дохера. Продавай дрожжи, продавай сахар, продавай готовый брага. Богатый будешь. Однажды продал я афганцам мешок муки. Купил себе кроссовки за эти деньги. Рад был. Тут приходит Ахмед и говорит: - «Шамиль, тут нет автомата. Нет войны. Надо ехать на Панджшер. Там добровольцев набирают.» Мы пошли в строевую часть. Написали с Ахмедом рапорта. Теперь он в Седьмой роте, я в Девятой. Так и попали на Панджшер.
Ахмед на Панджшере. В Седьмой роте.
Ахмед пришил карман. Отрезал ножом кусок брезента для следующего кармана. Спокойно начал пришивать его. Пришивает и продолжает свой рассказ:
- Мне тогда Старшина пекарни говорил:- «Нохчи, грит. У меня насчет тебя планы, грит. Думал поставить тебя на склад. Оставайся, грит. Куда ты лезешь?» Я грю, это не моя служба. А он отвечает: - «Я думал, грит, что ты умный. А ты, оказывается, большооой дурак». Потом пожелал нам удачи и мы полетели на Панджшер. А когда выгрузились с вертушек, в Рухе, тогда я подумал – вот твоё место службы, Сулейманов. Действительно, дурак. На складе стал бы богатым. Крутил бы, мутил. На дембель бы, как король приехал.
- Если бы не посадили. – Шамиль смеётся.
- А что бы я Отцу сказал, когда на дембель пришел? Смотри, отец, как я торговал, смотри, как я воровал? Даже если бы я не сказал, он по шмоткам всё равно бы всё понял. Это был бы позор. Поэтому меня ТАК И ТЯНУЛО К ГОРАМ. О ЧЕМ И НЕ СОЖЕЛЕЮ.
После возвращения из Армии я часто слышал тему, что мол, горно-стрелковый батальон, это о-о-о-о! Это круто! Что туда набирали только спортсменов альпинистов. Это не совсем так. Набирали туда обыкновенных Советских Пацанов. С обыкновенным десятиклассовым образованием и обыкновенными нормами ГТО. А потом эти пацаны, на моих глазах, прямо со мной, выполнили сначала Первый разряд по альпинизму. Затем Мастеров спорта. А в конце службы многие, кто принимал участие в особо сложных боевых операциях, они получили мастеров спорта международного класса и звание «Почетный альпинист Советского Союза». И подняли авторитет нашего горного батальона на очень-очень приличную высоту. Так что, в Советском союзе нормы ГТО, десятиклассовое образование и люди, это всё было не спроста и очень хорошего качества. Особенно люди. Они были не просто хорошего качества. Они были настоящие, как говориться, со стержнем внутри. Вот же он, вот он стержень. Внутри этих двух парней с Кавказа. С хлебопекарни, с хлебзавода, с самой блатной должности пришли в горно-стрелковый батальон. Один в Седьмую роту, другой в Девятую. Пришли, чтобы карячиться по горам с четырёхпудовым мешком на плечах. Чтобы выполнить с тем мешком норматив Мастера Спорта. Только мастер спорта тащит с собой тёплые вещи, жратву и баллоны с кислородом. А эти пацаны будут тащить вместо кислорода оружие, боеприпасы и миномётные мины. С моей точки зрения они герои. С точки зрения Старшины хлебзавода – дураки. А с твоей?
- Мне тогда Старшина пекарни говорил:- «Нохчи, грит. У меня насчет тебя планы, грит. Думал поставить тебя на склад. Оставайся, грит. Куда ты лезешь?» Я грю, это не моя служба. А он отвечает: - «Я думал, грит, что ты умный. А ты, оказывается, большооой дурак». Потом пожелал нам удачи и мы полетели на Панджшер. А когда выгрузились с вертушек, в Рухе, тогда я подумал – вот твоё место службы, Сулейманов. Действительно, дурак. На складе стал бы богатым. Крутил бы, мутил. На дембель бы, как король приехал.
- Если бы не посадили. – Шамиль смеётся.
- А что бы я Отцу сказал, когда на дембель пришел? Смотри, отец, как я торговал, смотри, как я воровал? Даже если бы я не сказал, он по шмоткам всё равно бы всё понял. Это был бы позор. Поэтому меня ТАК И ТЯНУЛО К ГОРАМ. О ЧЕМ И НЕ СОЖЕЛЕЮ.
После возвращения из Армии я часто слышал тему, что мол, горно-стрелковый батальон, это о-о-о-о! Это круто! Что туда набирали только спортсменов альпинистов. Это не совсем так. Набирали туда обыкновенных Советских Пацанов. С обыкновенным десятиклассовым образованием и обыкновенными нормами ГТО. А потом эти пацаны, на моих глазах, прямо со мной, выполнили сначала Первый разряд по альпинизму. Затем Мастеров спорта. А в конце службы многие, кто принимал участие в особо сложных боевых операциях, они получили мастеров спорта международного класса и звание «Почетный альпинист Советского Союза». И подняли авторитет нашего горного батальона на очень-очень приличную высоту. Так что, в Советском союзе нормы ГТО, десятиклассовое образование и люди, это всё было не спроста и очень хорошего качества. Особенно люди. Они были не просто хорошего качества. Они были настоящие, как говориться, со стержнем внутри. Вот же он, вот он стержень. Внутри этих двух парней с Кавказа. С хлебопекарни, с хлебзавода, с самой блатной должности пришли в горно-стрелковый батальон. Один в Седьмую роту, другой в Девятую. Пришли, чтобы карячиться по горам с четырёхпудовым мешком на плечах. Чтобы выполнить с тем мешком норматив Мастера Спорта. Только мастер спорта тащит с собой тёплые вещи, жратву и баллоны с кислородом. А эти пацаны будут тащить вместо кислорода оружие, боеприпасы и миномётные мины. С моей точки зрения они герои. С точки зрения Старшины хлебзавода – дураки. А с твоей?