Пока пацаны занимались свежеванием и разделкой добычи, я в паре с Филякиным двинул вперёд. Чтобы выполнить поставленную задачу по шмону дувала. Когда я говорю слово «двинул», то это тоже надо понимать. Что такое «двинул».
Я не хочу сказать, что я наложил в штаны от страха. Нет, не наложил. Но, как бы так сказать попроще. Пару дней тому назад нас с Кандером выставили в дозор и забыли в том дозоре. А по кишлаку разгуливали душманы с автоматами. Здесь, полчаса тому назад, тоже были душманы. Стреляли, ранили солдата. Мне очень хочется верить в то, что душманы сбежали в Пакистан. Но, давайте не будем придуриваться. Из истории с дозором четко видно, что нервы у душманов в порядке. Душманы не боятся находиться в непосредственной близости от нас. Душманы прекрасно маскируются, быстро перемещаются по горам, они очень высоко квалифицированные военные. И что? Будем притворяться, что их здесь нет, что они не наблюдают за нами? Перепугались и сбежали в Пакистан? Глупо такое предполагать. Правильней здраво оценить ситуацию. Не то, чтобы у меня паранойя, типо, горы за мной наблюдают. Паранойи у меня нет. Мании преследования тоже нет. Но, я иду по пустому кишлаку и буквально жопой чувствую, шестым чувством улавливаю, что я здесь не один.
Специально приведу рассказ Вадима Сушкова. Про эту операцию, про Абдуллахейль. Обратите внимание на встречу в горах, про которую Вадим рассказывает в конце этой истории.
Рассказывает Вадим Сушков:
- Был я там обычным рядовым. Вышестоящее командование не рассказывало мне куда и зачем идём. Никаких планов и решений, направлений и задач. Командиры взводов тоже не знали – куда и зачем. Все вводные поступали по рации или от текущего положения дел.
В начале сентября 1984-го года неожиданно нас (миномётчиков) шуганули по тревоге на вертолётку. В полном снаряжении и готовности отправиться в какие-то ебеня прочёсывать какую-то поебень. Бля, как задачу поставили, так я и рассказываю.
Куча вертолётов подцепила нас и понесла в неизвестном направлении. Как мне сейчас представляется, в сторону Дуавского перекрёстка, ближе к тому месту, где по весне накрыли наш первый Королевский батальон.
На фотке Вадим третий от объектива. С усами. Борт идёт на Абдуллахейль.
Высадка (десант) проходила в тяжёлых условиях. Вертолёты не то что зависали над местом высадки, но и на мой взгляд были в 5-7 метрах над землёй! Плюс, к тому же, высадившаяся ранее пехота уже вела бой и прикрывала высадку нашего огневого взвода. Мне показалось, что ещё вокруг летали свинцовые мухи. Так что пришлось прыгать с довольно-таки большой высоты… Вроде, обошлось без потерь.
Мы начали выдвижение. В начале сентября в тех местах стояла сильная жара! Это днём. Так, что вымотались мы неимоверно. И обычно угнетает сознание, что мы были не в курсе – когда всё это прекратится и когда же мы всё-таки куда-то дойдём. Но вот день уже близился к закату, а мы всё продолжали пересекать какие-то горные ложбинки и хребты. И так продолжалось нескончаемо до самого вечера. Вечер и ночь в горах наступают почти мгновенно. На нас спустилась непроглядная мгла и задул пронизывающий холодный ветер. Мы были внизу, нам предстоял подъём на вершину. Мы были уже учёные, мы знали, что ночевать на дне ущелья нельзя. Это было подобно смерти.
Перед нами маячил почти отвесный скальник. Не было не видно ни зги, так как ночь была безлунная. По моим воспоминаниям, мы карабкались в полнейшей темноте, цепляясь и подтягиваясь на руках, помогали друг другу преодолеть этот злосчастный участок гор. Не было практически места, где бы нога могла спокойно встать, не говоря о том, чтобы расположить своё тело в горизонтальное положение на ночлег. Вконец измотанные, мы добрались до какого-то уступа, где можно всё-таки прикорнуть до утра, не рискуя сорваться вниз.
Утро в горах приходит так же неожиданно, как спускается ночь. Наскрозь продрогшие и уставшие, мы не заметили, как взошло солнце и разлепило наши веки. Наскоро собрались, сгруппировались, двинулись дальше. Перевалили через хребет, пошли вниз к видневшемуся в тени кишлаку. Кишлак казался необитаем, было там всего «две хаты в три ряда».
Немного пошарились по избушкам, нашли нехитрый скарб. Разожгли костерки, чтобы согреть завтрак, вскипятили воды в найденном чайнике, чтобы попить чайку…
Неожиданно пехота (8-ая горнострелковая рота) побросав завтрак «подорвались» продолжать движение. А так как миномётчикам надо немного больше времени на сборы (навьючить вьюки, подобрать мины, в том числе и брошенные пехотой), буквально на несколько секунд больше, то мы выдвигались вслед пехоте, (уже вверх) на расстоянии, как мне казалось, 50-100 метров.
Неожиданно прозвучал выстрел и всё смешалось, в том числе и в моей голове. Оказалось, что этим выстрелом вывели из строя нашего главного миномётчика-офицера лейтенанта Денисова С.Н.
А смесь в моей голове до сих пор вызывает сильные подозрения в правильности подбора состава расчёта на эту операцию. Насколько мне позволяет память, в расчёте на тот момент не было ни одного официального сержанта и все рядовые были не прослужившие и года. Не считая наводчика официального моего расчёта.
Вот с этого момента у меня идут сплошные провалы.
Я не помню полностью нашего расчёта, даже когда наш бульбаш Серёга Головатый рассказал, что он кого-то прокалывал промедолом и кто-то кого-то перевязывал… я с удивлением уставился на него – ты тоже там был???
Тут же прозвучал ещё выстрел, который уже попал по чувашу, который находился ниже меня на тропе, метрах в трёх. Когда он упал, то начал неистово звать меня на помощь. Но, ближе к нему находился мой наводчик, который и поспешил к нему. Наводчик не добежал до раненого на расстояние вытянутой руки. Сам получил пулю в голову на глазах у лежащего на земле раненого. Раненый подскочил и одним прыжком, как мне показалось, соскочил ниже ещё на несколько метров…
Как всё это кончилось, я не помню совсем. Хоть и пытался вспомнить специально. Отогнала ли пехота нападавших и как – в башке у меня всё чисто!
Включилось сознание уже тогда, когда по тропе вели Денисова, нашего офицера. Его перевязали бинтами крест-накрест, прибинтовали к груди руки. Вели его, помогали ему идти.
Сам я нёс в плащ-палатке кого-то (сейчас уже и не соображу – толи раненного, толи убитого, но, скорее всего – убитого). Кто-то из пехоты предложил меня сменить. Я отдал ему угол палатки, сам взял у несущих плащ-палатку автоматы и пулемёты. Таким образом, я оказался самым последним. Я шел в конце этой процессии на изготовке, ощетинившись во все стороны стрелковым оружием. Пока вертелся по сторонам, услышал шум падающей щебёнки из-под чьих-то ног. Поднял взгляд выше, налево. Заметил метрах в 10 за огромным валуном двух женщин. По виду похоже, что мать с дочерью. Я поводил вокруг них стволами. На импортных языках (типа Инджибью, БяхкЕль и КельмандА) приказал им подойти ближе. Они поднялись из-за камня и типа собрались повиноваться. Но в последний миг они развернулись и стали уходить от меня наверх. Достаточно спокойно. Я тогда подумал – нахера мне сдались пленные и что я с ними буду делать? Вот, рядом несут моих боевых товарищей. Надо в первую очередь охранять их отход. А безоружные женщины опасности не должны представлять.
Не помню – долго ли шли и как грузили в вертушки. А вдобавок – был ли у нас миномёт, и кто его нёс… Как обрезало!
Славненько так, да? Погулять по горам. Вместе с местными бабами. Рота целая шарилась по этой горе и не заметила этих женщин. А кого ещё рота не заметила? Тут надо цепью становиться и прочесывать всю гору, чтобы быть уверенным. Но, если ты ввяжешься прочесывать все горные склоны здесь, то здесь ты и останешься на зиму. Дохера здесь склонов. Горная страна, бля. Гиндукуш называется.
В общем, в такой обстановочке вдвоём с Филей, с сержантом Филякиным, мы потопали прочесывать большой дувал. Поправили на поясах подсумки с гранатами Ф-1. Проверили, что запалы вкручены. И пошли. Если попадём в засаду, то одна эфка душманам, а другая мне с душманами. У Фили то же самое. Я не прикалываюсь. Если попадём в засаду, если будет приходить жопа, то в плен я не сдамся. Помним, да, как Серёга Головатый рассказывал про операцию в Мариштане. Как искали пропавшего солдата. Через сутки нашли, истерзанного и убитого. То есть солдата сначала пытали, потом убили. Здесь тринадцатый век. Здесь у народа с моралью нет никаких проблем. Потому что морали нет. Здесь живут крестьяне (и скотоводы тоже). Перерезать горло барашку, порезать живому существу сухожилья (чтобы существо не дёргалось и не махало руками) – это как здрасте. А мы для местных неверные. Мы хуже животных. Церемониться с нами никто не будет. Поэтому, одна эфка им. Вторая им со мной. Если чё, выдерну чеку, подпущу духов поближе. А потом подниму руку с гранатой к своей башке. Чтобы осколки летели далеко, как от выпрыгивающей мины ОЗМ-72. Самому взрывом башку оторвёт – даже больно не станет.
Короче, проверили эфки, сняли оружие с предохранителей и с радужным, солнечным настроением двинули к дувалу. От укрытия к укрытию.
Дувал был большой, многоэтажный и, как всегда пустой. Мебели в комнатах не было, одеяла духи, скорее всего куда-то спрятали. И, наверняка, оставили сторожить очередную собаку. Мне ни одеяла, ни собака не были интересны. А то, что было мне интересно, то в дувале не обнаружилось. Оружие и боеприпасы отсутствовали. Только в одной из комнат первого этажа нашли большую картонную коробку, до верху наполненную аккуратно уложенными пачками советских галет из сухпайка. У меня сразу возникла обида и мысль, что я давал афганским детям пачки галет, когда был в Баграме. Когда дети просили пожрать. А они передали галеты духам. Но потом я как-то смог себя убедить, что это жилой дом. Людям надо что-то хавать зимой. Но осадок, как говориться, остался.
На обратном пути, после того как прошмонали дувал, мы на тропе догнали группу солдат. Один из них нёс на плечах что-то защитного цвета, полностью залитое кровью. Сердце ёкнуло и в памяти всплыл Костя Шалкин. С раненым бойцом на плечах. В голове мелькнула мысль, что опять кого-то завалили. Мы с Филей прибавили шагу. Подошли ближе к этим солдатам. И с облегчением выдохнули – из залитой кровью плащ-палатки торчало коровье копыто. Это не раненый. Это еда.
Пока мы с Филей лазили по дувалу в поисках оружия, наши дембеля-узбеки снова подсуетились. Возле дувала, где замполит пострелял из карамультука, уже разожгли несколько костров. На огне стояли большие закопченные духовские чайники. Кто-то из пацанов нашел делянку с картошкой. Картошку выкопали, почистили, засыпали в чайники. Туда же закинули мясо, которое принесла наша продовольственная команда. Засыпали какие-то овощи и, буквально через пять минут, все окрестности затянуло аппетитным ароматом свежего супа из мяса и овощей. Запах был невообразимым! Я никогда не думал, что я могу так сильно хотеть жрать.
- «Кольцо Два», я «Бункер», как слышишь – приём! – Неожиданно захрипела у меня на боку радиостанция. «Кольцо», это позывной Седьмой роты. «Кольцо Два» это позывной Второго взвода Седьмой Роты. «Бункер», это позывной комбата. Я подошел к Рогачеву, протянул ему тангенту с наушником. – Тарищ старший лейтенант, Вас вызывает Комбат.
Рогачев забрал тангенту, приложил к своему уху наушник.
– «Бункер», я «Кольцо Два». Слышу хорошо – приём.
С комбатом Рогачёв переговаривался не долго. Судя по продолжительности их разговора, Комбат, наверное, успел произнести только фразу «На старт, вниманье, марш!». И, наверное, ещё сказал что-нибудь из серии «глаз вырву» или «пасть порву». Потому что Рогачев подскочил, как ужаленный, чуть не подсрачниками моментально всех настроил на передвижение с первой космической скоростью и не забыл выделить бойцов, которые похватали с огня чайники и понеслись в сторону того дувала, который мы с Филей прошмонали сорок минут тому назад.