Второй взвод уходил из кишлака наверх. К основным силам Седьмой роты. Подъём в гору начинался со старинной утоптанной духовской тропы. Местами на тропе были устроены ступеньки из больших плоских камней. Идти по ступенькам было настолько удобно, что мы не поднимались по тропе, мы шли на взлёт. Две трети подъёма преодолели на одном дыхании. На оставшемся участке подъёма, высоко-высоко в горах, мы сошли с тропы. Тропа уходила в сторону Чёрной Скалы. А нам надо в другую сторону. Нам надо выйти к расположению нашей роты. С тропы пришлось сойти. Вот тут и начались наши мучения. Частые привалы, одышка, противный липкий пот. Казалось, что вся влага, которую мы выпили внизу, теперь вылезла наружу и текла струйками из-под панамы по вискам, за шиворот, щипала глаза и висела каплями на бровях.
Минут через сорок борьбы с жарой, горой и весом вещмешка, мы вышли к расположению нашей роты. Повалились среди камней, сняли вещмешки. Лежали, хватали открытыми ртами разреженный воздух. Хотелось только пить и сдохнуть.
И тут, в этот счастливый период нашей жизни, в этот замечательный солнечный день! У меня на боку захрипела рация.
Только этого и не хватало. Для полного счастья не хватало перебазарить с радиостанцией. Понятно было, что ничего хорошего рация не скажет.
Так всё и получилось. Рация сказала, что нам предстоит выполнить первый разряд по альпинизму. Сейчас на нас из ущелья выйдет разведрота. Мы должны встретить разведчиков. Должны не перехерачить их из пулемёта. А потом должны обняться, как братья, и весело сгонять на высоту 4 005 метров.
Нормально, да? Правда же каждый нормальный пацан спит и видит во сне мечту о том, как затащить на гору в 4 000 метров пол центнера железа.
Поматюгались мы. Почти беззлобно. И тут разведка, на нас вышла. Они поднялись из ущелья пыльные, чумазые, со сбившимся дыханием, с неподъёмными вещмешками. Поднялись, отдышались минут двадцать. А затем мы всей гурьбой, двумя ротами, потопали в сторону торчащей впереди горной громадины.
Весь прикол этих, торчащих впереди громадин в том, что линия хребта, по которой ты поднимаешься, не ровная. И когда ты из последних сил топаешь по ложбинке, то ближайшая в твоём поле зрения горка, кажется тебе вершиной. Выше которой уже ничего нет. Вот дойдёшь до этого рубежа и твои мучения закончатся. Ты идёшь к ней идёшь, кряхтишь, пыжишься, потеешь, собираешь в кулак последние силы вместе с волей. Вот-вот ты дойдёшь. Как говориться, нам бы день простоять, да ночь продержаться. И вот ты выходишь на неё, на эту высотку. Делаешь последние шаги перед наступлением рая! Но, нет! За этой вершиной открывается другая. И ты понимаешь, что за другой откроется третья, потом четвёртая. До тебя доходит, что этот ад бесконечен. Он не кончится никогда. Вершина за вершиной. Высота за высотой. Ты идёшь, падаешь на тропу, с хрипом переводишь дыхание, встаешь и идёшь дальше. В висках стучат молотки, во рту всё пересохло, в лёгких хрипит и клокочет. Но ты идёшь и идёшь, и идёшь. Вершины одна за другой обманывают тебя, обещают отдых и покой, хотя бы до утра, но ты доходишь до них, а они обманывают! Снова и снова. Зачем ты это делаешь? Почему ты идёшь?
Как-то так получилось, что на тропе передо мной шел один разведчик, а за мной шел другой. Они вклинились в колонну нашей роты, перемешались. И теперь мы поднимались на вершину вперемешку с разведчиками. У разведчика, который шел передо мной, к вещмешку была прикручена какая-то духовская цветастая дерюга. Он сказал, что взял её на бакшиш в кишлаке. Я хрипел лёгкими и думал о том, что эта дерюга, наверное, холодной ночью на высоте 4 000 метров поможет пацану более или менее нормально переночевать. Хоть как-то поможет защититься от ночного горного холода. Но, тащить этот дополнительный вес, это уж извините. Это уже через чур.
На одном из привалов я шлёпнулся на тропу достаточно близко от этого пацана с цветастой дерюгой. Пару минут мы отдышались, отхрипели лёгкими. Я спросил у пацана: – «Ты что, мастер спорта? По перетаскиванию тяжестей, насчёт дерюги?» А пацан улыбнулся и рассказл анекдот. Грит, идёт по Сахаре караван. Догоняют среди песков и барханов чувака с рельсой на плече. Спрашивают – зачем тебе рельса в этой местности? А чувак отвечает: вот если выскочит из-за бархана лев, то что ты будешь делать? А я рельсу брошу и быстрей побегу.
Я ржал над его анекдотом. Смех, что называется, сквозь слёзы. Ржал и думал: этих людей одолеть невозможно. Эти люди сделаны из железа. Они несгибаемые, неубиваемые. Как в Термезе говорил Димка Гусев: - «У ДШБ раненых не бывает. У ДШБ либо в строю, либо наповал».
Остаток дня мы корячились по этому бесконечному подъёму. До отметки 4 005 метров немного не дошли. Там, как всегда, сама вершина заминирована системой «Охота». Поэтому нам дали команду остановиться, не лезть на вершину. Дали команду закрепиться на одной из высоток, недолеко от вершины. Мы закрепились. Установили АГСы, пулемёты. Выложили по-русски СПСы и повалились спать.
На ночь я устроился в СПСе с двумя разведчиками. Перед сном мы попытались изобразить ужин. Достали какую-то консерву, чё-то там ковырнули ложкой. Жрать не хотелось, хотелось только пить и отрубиться без задних ног. Разведчики закурили, я доковыривал ложкой остатки холодной консервы прямо из банки. Убедил себя, что бренную плоть надо хоть как-то подкормить. Завтра проснёмся не на продскладе. Похоже, что снова проснёмся в горах. Придётся снова куда-то карабкаться, тащить свои неподъёмные вещмешки. Я ковырял ложкой, чувствовал, как проваливаюсь в сон и вполуха слушал рассказ разведчика.
- Нас высадили ещё до Пизгарана. Мы двигались по склону и не доходя до Пизгарана, возле кишлачка Сах, на другом склоне заметили духов и сообщили кэпу. Духи начали стрелять по шедшей в зелёнке пехоте. Мы из этого кишлачка из двух ПК духов подавили. А потом нам приказали спуститься в зелёнку, чтобы преследовать духов. Мы спустились, а наш дозор поднялся на склон. После того как духи отстрелялись из РПГ, мы заночевали в кишлаке, а на следующий день, когда начали уходить из него на склон, духи начали по
нам стрелять из ДШК с противоположного хребта со стороны креста. Мы подожгли один дом и под дымовой завесой поднялись на хребет, где и встретили вас.
Вас… вас… вас… растаяло в вязкой пелене сна.