Утро на нас навалилось ни свет, ни заря. Рация хрипела и матюгалась голосом Бункера. Я понёс её к Рогачёву, чтобы он её убаюкал. Бля, поспать бы ещё хоть полчаса!

     Рогачев приголубил рацию. Пошептался с ней. А потом изменился в лице и сказал, что всё, что раньше мы делали, это всё херня. Прямо сейчас мы сделаем то, что никогда не делали. Мы покажем чудеса скоростного передвижения по горному бездорожью.
     Потому что в ущелье Пини духи зажали Шестую Роту. И теперь, чтобы Шестую роту «разжать», разведчики побегут вниз в ущелье Пини. Наш третий взвод скинет свои вещмешки на нас, на второй взвод. А затем в темпе вальса кинется мочить ДШК, который стреляет по Шестой роте с противоположного края ущелья. В общем, разведчики тудой, третий взвод сюдой, а мы с двойным грузом вонтудой. Зашибись. Как в старинной детской песенке пел Крошка Енот: ну а утро начинается с улыбки…
     Разведчики, с которыми я ночевал в одном СПСе подскочили, замечательную пёструю дерюгу кинули там, где она лежала. Пожелали мне удачи и ломанулись с горы вниз.
     Третий взвод во главе со своим командиром Старцевым тоже подскочил. Бойцы быстро прикрутили к своим вещмешкам бушлаты и плащ-палатки. Кинули это всё спакованное и обвязанное нам под ноги. И налегке, только с оружием и магазинами в «лифчиках», растаяли в предрассветном тумане.
Очень сильно зашибись. Чем дальше в лес, тем толще партизаны.
     Что-то чем дальше идёт операция, тем больше и больше веса наваливается на горб каждому солдату. Я, конечно, кое-что уже за время службы в армии попробовал. Но на высоте 4 000 метров нацепить один вещмешок на спину, второй на пузо и с пулемётом наперевес попробовать канать по пересеченной, мягко сказать, горной, нахрен, местности… Это что-то из области запредельной фантастики. Я не знаю, что теперь будет.

     Пока мы лезли с разведчиками сюда из Абдуллахейля, я думал, что смертушка вот она уже, где-то совсем рядом. Один из разведчиков, задыхаясь успел кинуть мне пару слов про то, что у них в роте на подъёме рядовой Лихошерст сказал: - «Передайте командыру роти, щё я вмэр» и упал на тропу. Я не стал уточнять без сознания он упал или вообще без признаков жизни. Я тяжело дышал, кряхтел, пердел и был сильно занят. Но вот теперь, с двумя вещмешками на своём организме я как-то конкретно вспомнил эти слова разведчика. В голове крутилась только одна фраза, как у Доктора Айболита «Лимпопо, Лимпопо, Лимпопо», так почти совсем и у меня: «Ёкарныбабай, ёкарныбабай, ёкарныбабай». Как бы это не повторить подвиг рядового Лихошерста.
     И вот левой ножкой – топ, правой ножкой – топ… Как-то посунулись, где-то подбоченились и мало по малу двинулись, огибая 4 005, в сторону ущелья Пини.
     Сначала наш путь шел по склону под вершиной, почти выдерживая горизонт. Вершина над нами поднималась каким-то лысым бугром, почти без скал, только кое-где торчали округлые валуны. Понятно, что если в таком месте выпрыгнет вверх ОЗМ-ка от системы «Охота», то она выкосит своими осколками всё живое. Поэтому на саму вершину мы не поднимались, не дошли метров 50 или 70. Валили по горизонту. Обогнули эту высотку, достигли точки, откуда можно начинать движение вниз, в сторону ущелья Пинии. Пошли вниз. Вокруг стали появляться нагромождения валунов, скалы. Чем ниже мы спускались, тем крупнее становились скалы. Через несколько сотен метров спуска нас обступили базальтовые громадины.
     В какой-то момент нам под ноги подвернулась духовская тропа. Как проложены духовские тропы, мы уже имели представление. Решили сэкономить силы, ломанулись по тропе. Вряд ли духи могли додуматься, что притыренные на всю голову советские солдаты залезут в эту глухомань. Вероятность того, что духи заминируют эту тропу, практически ноль целых, нуль десятых. Одно дело установить мины на входе в ущелье. Там понятно, что если «шурави» пойдут на войнушку, то пойдут именно сюда, и никуда больше. А в горах, где мы идём, в хрен пойми каких ебенях, на хер пойми какой высоте… Да ещё попробуй поусерайся притащи сюда мины. А ещё душман Вася мину поставит, а завтра по этой тропе пойдёт душман Петя и что тогда будет? Короче, вряд ли духи заминировали эту тропу. Мы попёрли по тропе.
     Тропа спускалась ниже и ниже, скалы становились крупнее и крупнее и в какой-то неуловимый момент моей жизни они превратились страшный лес из огроменных булыганов. Сойти с тропы вправо или в лево было невозможно. Тропу окружали вертикальные стены из серого базальта.
Тропа вильнула вправо-влево, уткнулась в каменный желоб, круто уходящий вниз метров на 80. Солдаты съехали на жопах по желобу. Остановились. На огромном округлом базальтовом валуне.

     Из-под ног валун уходил вниз. Такое ощущение, что ты стоишь на вершине огромного футбольного мяча. За краем этого мяча зияет пропасть, уходящая вниз метров на 200. А может быть на 300. Цифра ничего не меняет. Потому что внизу отчетливо видны острые зазубрины расколотых природой скал. Каждый, кто сорвется с этого мячика, будет превращен в фарш, перемешанный с зелёной тканью обмундирования. И ещё в этом фарше будет несколько килограммов патронов. Из одного вещмешка. И несколько килограммов патронов из второго вещмешка.
     Пацаны вытягивают шеи, пытаются заглянуть за край «мячика». Должна же быть где-то тропа. Её же кто-то протоптал. Тропа привела к желобу. По желобу мы все съехали. И что дальше? Тропа поднялась в воздух? Люди, которые её протоптали, поднимались в воздух что ли? Пацаны вытягивают шеи, пытаются высмотреть внизу хоть какой-то намёк на то, куда могли отсюда подеваться люди.
Кто-то попробовал, усевшись на задницу, сползти немного вниз. Вещмешок взял за лямку, как дополнительный тормоз, как якорь. Попробовал немного спуститься по склону «мячика» вниз. Попробовал, вернулся назад – страшно. Чем дальше, тем крутизна становится больше. Вот-вот сорвёшься. А тропы не видно. Даже намёка не видно.
     Рогачев посмотрел вниз, обернулся на желоб, по которому взвод скатился. Посмотрел вверх – не вариант. Круто. Назад не вылезти. Рогачев сел на камень, достал сигарету, закурил:
- Пиздец. Кому-то тюрьма за невыполнение приказа.
- Я папробую, камандыр. – Эргеш Джуманазаров, лёг на живот, ногами к пропасти. Задом-наперёд, вперёд ногами, пополз по уходящему вниз склону.
- Там дольжэн быт тропа. Кто-то здэсь ходыль. Падругому отсуда никак.
     Джуманазаров пополз вниз. Рогачев отвернулся. Верёвок нет. Страховки – ноль… Он курил и думал, что может предпринять в этой ситуации. Порезать лямки у вещмешков, сделать страховочный фал? Тогда куча патронов будет оставлена духам в подарок на этой площадке. И его, гвардии старшего лейтенанта Рогачева взвод, останется без боеприпасов. И взвод гвардии старшего лейтенанта Старцева останется без боеприпасов. Вещмешки солдат Старцева висят спереди у бойцов Рогачева.
- Камандыр! Есть тропа! – голос Джуманазарова вернул Рогачева от размышлений к реальности. Голос звучал из-за крутого склона. Видеть Джуманазарова возможности не было. Была возможность только слышать. На чем он там висит? На чем закрепился?
- Камандыр, медленно, по одному. Спускаемся. Лицо вниз, на скала. Тут ест адын ступенка. На нём мой нога. Каждый наступает на мой нога. Потом шаг влева. Полмэтра. И далшэ нормалный можна хадыт.
     Рогачев щелчком запустил длинный, «королевский» окурок сигареты с фильтром в сторону, резко поднялся на ноги:
- Хер вам, а не пиздец командиру! Взвод! Продолжаем движение! На склоне по одному ложись! Двигаться осторожно, резких движений не делать! Не суетимся, орлы. Ногами вперёд. Не суетимся и не сцым. Первый пошел!

     Я, конечно же, могу попытаться в словах описать ощущения, когда ты лежишь животом на тяжеленном вещмешке, на спине у тебя второй такой же вещмешок, в руках пулемёт и ты пытаешься сползать по круглому камню в пропасть, глубиной несколько сот метров. Ты дёргаешь своим тощим организмом, чтобы нижний вещмешок начал сползать по скале, ты пытаешься его сдвинуть и понимаешь, что если он сдвинется и поедет вниз, то прекратить это движение тебе нечем. Ухватиться руками не за что, упереться ногами некуда. Ты поедешь и чем дальше ты будешь ехать, тем круче скала будет становиться. И в конце-концов ты доедешь до края скалы и споёшь сослуживцам на прощание песню «Орлёнок, Орлёнок…»
     Нет в русском языке слов, которыми можно описать тот ужас, с которым ты ощущаешь, как под тобой вещмешок начинает скользить по скале вниз. И ты дёргаешь своим тощим телом, подталкиваешь его вниз и вниз… Бред какой-то. Почему я это делаю?
     Я полз по круглой скале и думал. Чтобы хоть как-то отвлечь мысли от неприятной для меня окружающей обстановки, думал всякую ерунду. Всё, до чего мне удалось додуматься, так это только одно более или менее понятное объяснение этому идиотскому поступку: сдохну как Нормальный Пацан на глазах других Нормальных Пацанов. Нельзя обосраться на глазах всей роты, на глазах у своих боевых товарищей. Да и высота такая, что если сорвёшься, то, наверное, даже больно не будет. Только раз – и всё. И, как говорит Андрюха Орлов, только драные носки дымятся на СПСе.
     От этой мысли мою потную, пыльную рожу перекосило кривой улыбкой.
- Давай в лэво. Ишо влэво, - голос Джуманазарова прозвучал откуда-то снизу от меня. Его рука каснулось моей левой ноги. – Ещё низ и ставай на мой нага.
     Я сполз на пузе ещё немного, пошарил носком левой ноги в пустоте и чего-то там коснулся. Осторожно перенёс тяжесть своей туши с двумя вещмешками на эту опору. Под моим сапогом что-то хрустнуло. Я сделал шаг в сторону, не видел куда наступаю, но почувствовал подошвой опору тропы. Перед моими глазами промелькнуло перекошенное от боли лицо Джуманазарова. На секунду мне сделалось стыдно за мою дебильную улыбку. Ведь он точно её заметил. Он стоял спиной к скале, широко расставив ноги. Одна нога на тропе, а вторая на небольшом каменном выступе, торчащем из круглого каменного «мяча». И я переступил с одной его ноги на вторую, протащил ему по животу своим передним вещмешком и шагнул на тропу.
Эргеш принял со скалы в свои объятия и переставил на тропу все три взвода нашей роты. Никто не упал, никто не разбился. Благодаря одному пацану из Киргизии. За полчаса перенести через пропасть столько мяса и железа! Это непостижимо. Да ещё балансируя в нелепой позе на нелепой опоре. Стальной человек, стальные нервы, стальные мускулы. То, что он сделал, это невозможно. То, что он сделал – так не бывает.

На фотографии Эргеш в берете.