В ноябре в Рухе выпал снег. 

       Противная, отвратительная мокрая и липкая мерзость, под которой не менее отвратительная мокрая и липкая глина. Ходить скользко. Бегать скользко. На подошвы сапог налипает толстый слой снега, перемешанного с желтыми вкраплениями глины. Такое ощущение, что ты вошел в уборную и помакнул снеговую «платформу» в туалетную жижу. Через каждые пару шагов хочется оббить сапоги об ствол тутовника. Либо об камень.
       Утром я вылез из ослятника. Морда заспанная, потная. Буржуйку ночью топили, морда под одеялом вспотела. Очень хочется умыть её. И шею. И ещё то-сё умыть. Я пошел на водные процедуры.
       Во внутреннем дворике снег и дубак. Бр-р-р-р.
       Но, как бы ни было холодно и мерзко, я накинул на плечи свой сержантский бушлат. Взял мыльницу, щётку, полотенце. Потопал к речке. Любой приличный кобель по утру останавливается возле каждой сосны, задирает ногу чтобы сикнуть на ствол. А я останавливался возле каждого тутовника, поднимал ногу чтобы оббить снег с подошвы сапога. Отвратительные ощущения! Бля, ненавижу зиму. Хочу лето, солнце, берег озера и ничего не делать.
       Минут за десять я кое-как дошкандыбал до берега Гуватки. Умываться надо на том берегу речки. Потому что этот берег крутой. Если начать тянуться с него к воде, то тяжесть головного умища перетянет тебя вниз. Кувыркнёшься с берега и будешь бодать башкой лежащие в воде камни.
       Надо как-то переправиться. Ствол тутовника, перекинутый через речку, покрыт снегом. Если пойду по нему, то поскользнусь и шлёпнусь.

Руха, речка Гуват. Старшина 8-ой роты прапорщик Владимир Данилов позирует на нашем самодельном «мостике».

       Попробовать перепрыгнуть через воду с камня на камень? Я присел на корточки, отставил жопу назад. Страшно. Подошвы скользкие от снега. Того и гляди – пробуксую и повалюсь в речку. Бушлат и штаны я не собирался купать. Только самого себя. Не хочу падать в речку. Это не входило в мои планы.
       Может лучше, всё же, по тутовнику? Я разогнулся, убрал отставленную жопу. Стал внимательно рассматривать перекинутый через речку ствол. Вдруг в этот раз разгляжу асфальтовое покрытие на том стволе?
       В терзаниях и сомнениях я то приседал, чтобы изловчиться и прыгнуть, то снова выпрямлялся. Как говориться, догнать не догнал, зато согрелся. За одно и зарядку сделал.
       Карячился-карячился, изловчался-изловчался, потом собрался с духом, кое-как перепрыгнул. Скинул бушлат с плеч на снег, присел у воды, начал фыркать и плескаться.
       Нас утро встречает прохладой!
       Нет, лучше не так. Лучше – Нас утро встречает засадой! Тьфу ты, ерунда какая в голову лезет! Это не лучше!

       Нас утро встречает помадой – во! Вот так лучше.
       Ну всё, настроение поднялось, морда раскраснелась. От холодной воды я проснулся окончательно и бесповоротно. Хорошо, если до самого вечера.
       Пока то, пока сё, объявили построение роты. Ну ладно. Чего там солдату надо, чтобы построиться? Вышли, встали перед батальоном. Стоим в снегу, топчемся. Пока офицеров нету, то это не построение. Это какая-то толпа пацанов, одетых в зелёную одежду. Кто-то нагнулся, слепил толстый тяжелый снежок из влажного снега. Подкинул тот снежок над толпой зелёных человечков. Когда я был в детском садике, такое действие у нас называлось «На кого Бог пошлёт».
       Снежок подлетел вверх, шмякнулся в толпу. Кто-то беззлобно заорал благим матом некультурные ругательства.
       А-ага. Дурной пример заразителен. Он кем-то подан.
       Из толкучки первого взвода такой же толстый снежок полетел в толкучку второго взвода. Из второго полетела обратка в первый. Я тоже слепил снежок. В кого запустить?
       Под ногами «строя» рыхлого снега мало. Потому что снег уже утоптали керзачами. Сержант Абдувалиев Баходир выскочил из толпы зелёных пацанов на снежную целину. Согнулся раком, чтобы зачерпнуть хорошую пригоршню метательного заряда. В эту неловкую минуту, в этой нелепой позе Баходир угодил в сектор моего обстрела.
 - Ага, попался! – Заорал я в сторону попы Баходира. Размахнулся и что было дури запустил снежок в зад Абдувалиеву. Баходир заметил мой манёвр, присел своей жопой. Снежок пролетел мимо.
 - Ага, Сеньёр Помидор! – Это Абдувалиев намекает на красные полосочки на моих погонах. – Сзади нападаешь?
       Абдувалиев метнул в меня огромный ком снега. Я отскочил на полкорпуса вправо. БАЦ!!! Сугроб с глухим стуком разбился об грудь Хасана.
 - Э, джаляб! Амар нима килдингиз? – Это «дембель» Хасан задаёт понятный вопрос «дедушке» сержанту Абдувалиеву. Ну, понятно же всё! Узбекский язык очень красивый и понятный. Он грит: - «Ты чё, с дубу упал? Или в йогу дался? Или уху ел на завтрак? Твой поступок мне очень неприятен, право-слово!»
 - Мен Сеньёр Помидор болсин сорадим!
       Тоже всё понятно. Нефиг тут переводить. Баходир говорит, что в Сеньёра Помидора (то есть в меня) целился.
       Пока Баходир с Хасаном разбирались кто из них джаляб, а кто Дартаньян, я слепил следующий снежок. Размахнулся, запустил в Боходира. Боходир увернулся от снежка. Началась перестрелка.
       Баходиру хорошо, он в коричневых вязанных перчатках. А я с «босыми» ркуами. После восьмого или десятого снежка руки у меня раскраснелись, озябли и перестали слушаться. А Абдувалиев кидает в меня и кидает. Поэтому я заскочил за спину Хасана, стал прикрываться Хасаном, как щитом. То с правого бока от Хасана выскочу, то с левого.
 - Бе-бе-бе! – Это я Боходиру. С другой стороны Хасана высунусь – Ме-ме-ме!
       БАЦ! Очередной снежок в грудь Хасану.
 - Мазила, мазила, сломал кусочек ЗИЛа! – Это из-за спины Хасана к Боходиру полетела дразнилка от меня.
 - Э, слюшай, да? – Хасан развернулся к Абдувалиеву спиной, ко мне лицом, схватил меня за погоны, чтобы я не метусился.
 - Ти пачиму «дэмбэл» нэ уважаешь?
       Хасан приподнял меня за погоны сантиметров на десять над землёй, стукнул подошвой своей левой ноги по моему правому сапогу. Две моих ноги отлетели вправо. Хасан выбил из-под меня обе опоры и держал за погоны на весу. Если бы он меня отпустил после такой подсечки, то я шлёпнулся бы в грязный, перемешанный с глиной снег. Но Хасан не отпустил. Он поставил меня на место. Тут же снова приподнял и сделал такую же подсечку правой ногой. Снова не уронил меня, а поставил на место. Потом опять левая подсечка, затем правая. Он прикалывался, а у меня на башке от этих подсечек съехала набекрень шапка. Мне пришлось придерживать рукой шапку, чтобы она не свалилась в грязь. Тут у меня созрел хитрый и коварный план!
 - Э, Хасан! Поставь меня на место! – Надо было сказать или сделать что-то такое, что заставит Хасана перестать подбрасывать мои ноги.
 - Я тебе сейчас карате покажу!
 - Да? Каратэ? – Хасан поставил меня на землю, сделал шаг назад. – Ну давай свой каратэ.
       Конечно. Мастеру спорта по вольной борьбе всегда становится очень интересно, когда ему обещают показать карате. Особенно если обещальщик легче мастера спорта килограммов на двадцать.
 - Давай каратэ! Гдэ твой каратэ?
 - Ну, не здесь же! Пойдём хоть за угол отойдём. А то смотрят все.
       Пацаны в зелёной одежде, в самом деле, перестали брать в озябшие руки снег. Засунули руки кто в карманы, кто под мышки, грелись, приплясывали и следили за мной и за Хасаном. Всем интересно посмотреть, как худой дрыщ сейчас начнёт мочить здоровенного борца.
       Я повернулся к Хасану спиной, потопал за угол. Туда, где из земли торчит труба с кранами. Под этими кранами налиты лужи воды, перемешанной с мылом и плевками зубной пасты. Там только что приняли водные процедуры три роты бойцов. Лужи стояли вокруг и повсюду. Поэтому к каждому крану были проложены настилы из двух-трёх досок, по которым можно было подойти и умыться, не сильно измазавшись в глине.

Обратите внимание на обувь бойцов, запечатлённых на этой фотографии.

       По одному из деревянных настилов я подошел к трубе, снял с головы шапку, повесил её на кран.
 - Хасан, ты тоже свой дембельский «тэльпек» (головной убор) снимай. А то сейчас пятка башка попадёт, тэльпек грязь валяться будет.
       Хасан двумя руками снял со своей головы шапку. Бережно повесил на соседний кран. Это не просто шапка. Это Произведение Искусства. Я в моей шапке сплю в горах, как собака под кустом. Она мне нужна для утепления, а не для понтов. Поэтому она у меня шапка, как шапка. А Хасану его головной убор нужен именно для понтов. Не сегодня, так завтра, он поедет на заслуженный дембель. А на дембеле положено понтоваться внешним видом формы одежды. Поэтому шапку Хасану отутюжили заботливые руки молодых земляков. Потом ушили по внутренней поверхности мелкими скрытыми стежками. Потом придали шапке форму боярского высокого головного убора и после всего этого начесали металлической щеткой. Это шедевр, а не головной убор. А я схватил этот шедевр с крана, картинно замахнулся и со всей дури впечатал в грязную воду с мыльными потёками и плевками зубной пасты.
       ШЛЁП!!!
       В разные стороны полетели грязные брызги.
 - Ы-Х-Х-Х-Х!!! – Хасан гневно вдохнул, перекосился лицом, развёл руки в разные стороны и выгнул спину.
       Всё, я покойник. Сейчас он кинется на меня, обхватит своими ручищами, оторвёт от земли и воткнёт головой в жижу. В лужу возле его поруганной шапки.
       Он так и сделал бы. Но, не успел. Я его опередил. Правой ногой с криком «Кия!» я втоптал шапку ещё глубже в лужу.
       Такой подляны Хасан точно не ожидал. Это запредельное зверство! А главное – ЗА ЧТО???
 - Кия! Кия! Кия! – С каждым моим выкриком и ударом ноги по шапке, в стороны разлетались мутные желтые брызги. С каждым разлётом брызг Хасан вдыхал всё глубже, разводил руки всё шире и прогибал спину всё сильнее. Каждое мое «кия» у него в мозгу добавляло в расчеты по дополнительному центнеру нагрузки на мою глупую грешную голову.
       Бесконечно так продолжаться не могло. В любую секунду он мог броситься на меня. И тогда было бы, как в песне поётся: - «А рано утром найдут три трупа среди камней…» Все три трупа были бы мои. Хасан растерзал бы меня на три отдельных бездыханных предмета.
       Я не стал дожидаться моей трагической развязки. Я схватил с крана мою шапку и побежал за угол, к построению роты.
       Когда я выбежал, почти вся рота стояла молча с открытыми ртами. Пацаны смотрели на меня выпученными от удивления глазами.
       Ну как же! Они все слышали «Кия!». Значит я уже должен быть покойник. Но, вопреки ожиданиям и здравой логике, я выбегаю из-за угла. Один. На моих не переломанных ногах.
       Выходит, за углом что-то произошло. Выходит, что где-то там остался Хасан. Тоже один.
       Где же он, в самом деле?
 - А-А-А-А-А-А-А!!! – Из-за угла раздался рёв убитого горем Носорога.

 - А-А-А-А-А-А-А!!!
       Вот он, Хасан. Хотели? Получайте.
       Я специально побежал через толпу пацанов. Потому что Хасан, как был с выгнутой спиной и растопыренными руками, так и погнался за мной. Прямо через толпу. Пацаны не ожидали такого оборота событий, пацаны замешкались. Пока до них доходило что происходит, Хасан пробежал в глубь толпы и проложил большую просеку. Расставленными руками он опрокинул на спины первых два десятка солдат, ещё десяток зацепил себе на руки, тащил за собой и орал:
 - А-А-А-А-А-А-А-А-А!!!
       Хасан орал и пёр через толпу. Пёр и пёр в погоню за ненавистным терзателем его шапки. Часть пацанов сидели в снегу на жопах, часть пацанов сообразили, успели отскочить. Кто не успел увернуться от Хасана в сторону, тот попал под него, как под танк. Хасан всё пёр. И орал.
       Если бы он меня тогда догнал, то я не рассказывал бы эти строки. Потому что срок моего пребывания на планете Земля в одушевлённом виде закончился бы в считанные секунды. Но, Хасан меня не догнал. А мы знаем, что большие и сильные люди, они как правило, добродушные, «как то телё». Главное не попасть под горячую руку. А потом он остынет. И простит. И сам же над моей выходкой посмеётся.