В Джабале нас продержали дней пять. Колонна, которую мы должны сопроводить в Руху, застряла на перевале. Или ещё где-то там в горах. Снег же выпал. Дороги завалило. Как говорят в Советской Армии: - «Там, это тебе не тут». В смысле, в горах, это тебе не тут.
В конце-концов колонна пришла в Джабаль. А там мы сидим, голодные-холодные. Сухпай кончился давным-давно. А мы же ещё с детворой афганской поделились. Теперь жрать хотим на холоде – сил нет. Никогда ещё мы не ждали колонну с таким нетерпением. Но, ничего. Дождались. Колонна пришла, её переформировали и двинули вместе с нами в обратный путь.
На обратном пути мы остановились в Гульбахоре. Чтобы пропустить через узкий мостик идущую навстречу колонну. Мы стояли на улице Дуканов. Ждали.
Как фотка запечатлела, так в этом самом месте остановился наш БТР. Слева мясная лавка, в которой мясник нарезал козлятины и наделал лужи крови прямо на земле.
Чуть впереди - двухэтажное здание. В нём на втором этаже парикмахерская.
Парикмахер работал на втором этаже неказистого домика, слепленного из строительного мусора. В «парикмахерскую» на приём притопал какой-то бородатый дядька. То, что он бородатый, это никакое не удивление. Они тут все бородатые. И все в чалмах. Этот тоже в чалме. Он уселся в кресло перед парикмахером (то есть на ту баретку), снял чалму… а под чалмой оказалась натуральная блестящая лысина.
Я заржал. Я пристально наблюдал за ними, потому что больше мне наблюдать было не за кем. У мясника кровища прямо под ногами. Мне не хотелось на неё смотреть. Она напоминала мне всякие печальные события. Наталкивала на определённые грустные мысли, связанные с прохождением срочной службы. Поэтому я смотреть на неё не хотел. Оставалось только смотреть в парикмахерскую. Тем более, что я сижу на БТРе, а он высокий. Моя голова получилась на уровне ихнего второго этажа. Я смотрю прямо на них. Как только клиент парикмахера блеснул своей лысиной - меня пробило на ржачку. Чего он принёс стричь? Лучше бы задрал штанину и предложил постричь коленку. Мне стало смешно. Я заржал во всё воронье горло. Парикмахер и клиент оглянулись на меня. Я похлопал ладошкой сверху по своей лысой каске. Мол, шарик ты бильярдный, куда ты пришел?
Оба бачи заржали вместе со мной из-за моего жеста. Вместе с нами заржал Женя Филякин.
Всё бы ничего. Поржали бы и разошлись, как говорится. Но, разошлись мы не в смысле расставания, а в смысле того, что мы «расходились». Фигня вся в том, что если ржет Женя Филякин, то это хуже, чем когда горит помойка. А когда горит помойка, то мы все знаем, что тогда бывает. Тогда даже пушки молчат. Потому что пушкари от смеха роняют на землю слёзы вместе со снарядами. Им трудно стрелять, когда ржет Женя. Потому что ржет он реально, как Мордовская Лошадь.
- ГЫ-ГЫ-ГЫ-ГЫ!!!
Женя извергает из себя какие-то бульканья, какие-то невероятные клокотания раскатистого мордовского баса.
Бачи перестали смеяться, открыли рты, перевели взгляды на Женьку. Я перестал смеяться, оглянулся на Женьку. Все узбеки, гыр-гыр-тавшие по-своему на нашем БТРе, заткнулись и перевели взгляды на Женьку.
- ГЫ-ГЫ-ГЫ-ГЫ! – Женька разгонялся в своей ржаке всё сильнее и сильнее.
- ГЫ-ГЫ-ГЫ-ГЫ!!! – Он поднял вверх руку и в сердцах хлопнул ладонью по своему бедру.
Как по сигналу, после этого шлепка заржали все, кто только что притихли на нашем БТРе.
- Ха-ха-ха! Хо-хо-хо! Хи-хи-хи! – На все лады в пятнадцать солдатских глоток заливался смехом наш БТР. А сверху всего этого многоголосия раскатистым Женькиным басом: - ГЫ-ГЫ-ГЫ-ГЫ!!!
Мы умирали со смеху. Мы корчились, мы не могли вдохнуть от смеха. С нами вместе корчились и задыхались парикмахер с клиентом. Уже не над лысой башкой клиента, не над моим жестом. Уже ржали над Женькиной способностью весело и непринуждённо выражать своё хорошее настроение.
С нами ржал и тот бача, который шел мимо нашего БТРа. Он нёс на своём горбу огромный двух тумбовый стол. Он обвязал эту деревянную громадину толстыми верёвками крест-на-крест. Наверное, восемь амбалов, не меньше, закинули ему эту ношу на горб, пустили по дороге. Из-под тумбы стола торчала жиденькая бородёнка - она тряслась от смеха. Картина маслом: мимо нашего ржущего БТРА плывёт большой, огромный стол, из-под стола торчит бородёнка, она трясётся от мелкого частого хихиканья.
Через десяток шагов носильщик столов споткнулся. Он поравнялся с нашим БТРом. Попытался увидеть кто же это так сильно умеет смеяться. Носильщик смотрел не под ноги, а вверх. А дороги в Афгане кривые. Носильщик споткнулся на какой-то колдобине и шлёпнулся. Сверху со страшным грохотом на него приземлился стол.
То, как мы ржали после падения носильщика, так не ржали даже угрюмые сибирские мужики, получив известие о смерти Гитлера. Я думал, что в этом Гульбахоре мы надорвём от хохота животы и помрем все вместе на этой весёлой ноте.
Как поехала колонна, я не помню. Как мы заехали во вход в Панджшерское ущелье, я тоже не помню. Очухался от ржачки я только после того, как увидел, что перед нами по дороге катится тентованный «Камаз». Тент был не закреплён. Он болтался на ходу под действием качки и ветра.
Моё солдатское воображение тут же нарисовало картину, что за тем тентом, непременно должны ехать коробки с самым сладеньким «эксперементальным» сухпайком.
Наверное, это от того, что уже было пора жрать. Наверное, это от того, что часть своего хавчика мы раздали афганским детям. А потом несколько суток торчали на отвратительном, постоянном пронизывающем холоде. Видимо, от всего этого у меня родилась навязчивая идея о том, что как только колонна где-нибудь тормознёт, то я немедленно метнусь в кузов того «Камаза». Наведу там «шурави контрол». На предмет стырить несколько коробок со жрачкой.
Я знал, что тырить военное имущество не красиво. Но, мне очень сильно хотелось есть.
Вот прикинь, да? Ты едешь вдоль такой речки, как на фотографии. По такой дороге, как на фотографии. В таком глухом ущелье, как на фотографии. В любом месте может быть заложен фугас. В любом месте тебя может ждать засада. Водила может не удержать машину, как Кандер когда-то не удержал БТР. Тебя снесёт с брони в беснующуюся ледяную воду. И тебе конец. А ты едешь и думаешь не обо всём этом. Ты думаешь о том, как стырить пару коробок жратвы. Чтобы со своими дружбанами погрызть консервов. А человечество в это самое время летает в космос. Что с тобой происходит? Ты в адеквате?
По итогу, я ничего не стырил. Не из-за того, что колонна ни разу не остановилась. Нет-нет. Это не из-за этого. Я ничего не стырил из-за высокого уровня морально-этической подготовки. Из-за глубокой духовной насыщенности чего-то там. Не помню уже чего именно.
А Женька Филякин с этого дня получил устойчивое прозвище Лошадь Мордовская. Сам он родом из мордовского села Парадеево, что в Ичкаловском районе. Я не знаю, как ржут лошади в Ичкаловском районе. Но, знаю, что прозвище к Женьке «приклеилось». Даже знаю за что и почему.