В соавторстве с В.Бёрнером:
Яркий осенний день. Печет солнце. Я бегу среди разрушенных глиняных домов с миномётной плитой за плечами.
Лицо моё покрыто липким жирным потом, кровью, слоем пыли и гари. Глаза лезут на лоб от нехватки воздуха. В груди бешено колотится сердце от бега и страха одновременно. Недалеко от меня то и дело вжикают пули. Каждый раз, как по нервам.
Я – миномётчик. В каком страшном сне мне могло такое привидется? Как меня угораздило?
ЧПОК!!! ВЖ-Ж-ЖИК!
Очередная тяжелая пуля выбила фонтан пыли, щебенки и мелкой глиняной крошки, отрикошетила от спекшейся под солнцем почвы. Из-за удара закрутилась, как циркулярка. Вжикнула, спела свою страшную песню. Это душманский ДШК. Пытается уничтожить наш расчет. Бьёт издалека. Я быстро бегу, я успеваю выбежать из зоны поражения. Иначе ДШК уже свалил бы меня. Именно поэтому я задыхаюсь. Лучше я буду задыхаться от бега, чем от полученной в грудь пули.
Я много лет занимался лыжным спортом, я здоровый лосяра. Я добегу.
Это первая моя боевая операция. Идёт третий день, а я всё ещё жив. Сегодня я снова добегу!
- Блинковский! В укрытие! Ко мне бегом марш! – Это орёт сержант. Командир моего расчета.
- Миномёт к бою! – Не снижает рёва сержант.
С размаху впечатываю миномётную плиту в грядку за глинобитным дувалом. Плиту обязательно надо в мягкую почву. С твердой поверхности стрелять плохо. Устойчивости миномёта хватит только на несколько выстрелов. Если придётся вести беглый огонь, то твёрдая поверхность не годится.
Из лямок плиты я на бегу вывернулся, как уж. Приподнял плиту над правым плечом, со всей дури вогнал зубья плиты в почву.
- Я понял! «Ноль двадцать» на восток от белого дувала! - Сержант по рации получил данные о цели. Это какая-то важная цель. Мы не стреляем по одиночному бойцу противника. Наша цель - существенные огневые точки (вражеский миномет, ДШК, пулемет в укрытии), а также большое скопление пехоты, укрепление, окоп. Я не вижу цель, в которую сейчас буду стрелять. Наш сержант тоже не видит. Корректировщик видит.
- Ориентир - белый дувал! Прицел 6-40. Угломер 30-20. Мина осколочно- фугасная, заряд основной! – Орёт сквозь грохот боя наш сержант.
Наводчик «в темпе вальса» наводит орудие по указанному сержантом ориентиру.
- Одна мина огонь!
Это мне команда. Я закинул в ствол мину. Только успел сдёрнуть предохранительнй колпачок.
БАХ!
- Перелет! – Сержант в едином потоке боя получает корректировку от связиста, выкрикивает команды наводчику и всему расчету.
- Угломер минус три, прицел больше два. Огонь!
БАХ!
- Недолет! Угол плюс один! Колпачок не снимать (значит перекрытие надо пробить, значит в укреплённую огневую точку стреляем) одна мина огонь!
БАХ!
- Есть попадание! Расчет, отбой! Меняем позицию! Бегом, пока нас не накрыли!
Я снова бегу с плитой на спине. Бегу через какие-то развалины. Вбегаю в дым. В дыму меня не возьмут на прицел. Это хорошо. Однако, в дыму я не увидел глиняные глыбы. Налетел на них. Миномётная плита опрокинула меня на развалины.
В который раз я падаю на этой операции! При каждом падении плита выбивает из меня душу как штамповочный пресс. Даже если падать на спину, на плиту, то эта с-сука, своим весом придает ускорение. После падения на спину перехватывает дыхание, подниматься тяжело, бежать очень тяжело. Со сбитым дыханием далеко ты не побежишь. А ещё неудобно с плитой. На бегу она мотает тебя при каждом шаге. Ты бежишь, как пьяный гусь – зигзагами из стороны в сторону. А тебе надо успевать за горными стрелками, отстать от них нельзя. Вперед них тоже нельзя. Там впереди грохочет бой. Там впереди мужики воюют по полной программе: очередями лупят пулемёты и автоматы, рвутся ручные гранаты, хлопают подствольники. Даже самоходки дают залпы с закрытых позиций. Там впереди – там полное мочилово!
- Миномёт, к бою! – Сержант снова подаёт команду.
На карачках, с низкого старта, с кровью из разбитого подбородка, я бегу на голос сержанта. Да что там подбородок! У меня разбито лицо, у меня сбиты в кровь костяшки на руках. Я даже не заметил, когда и как это произошло. Некогда осматривать себя и ощупывать. Если остановиться, если снизить темп перемещения, то патологоанатом в морге будет тебя ощупывать. Поэтому я не залёживаюсь в развалинах. Я подскочил, бегу к сержанту. Мы должны в считаные секунды собрать составляющие миномета, чтобы открыть огонь. Если нет хотя бы одной составляющей, то миномёт превращается в груду бесполезного железа. Я не могу подвести расчет. Я не могу подвести сержанта. Плевать на разбитый подбородок. Плевать на сбитые костяшки. Миномёт – к бою!
Моя задача - вовремя и четко выставить плиту и потом опускать мину в ствол, предварительно сдернув предохранительный колпачок. Я останавливаюсь, впечатываю миномётную плиту в землю, закидываю в ствол мину.
БАХ!
Нельзя мешкать ни секунды, ни одному из членов расчета. Пару выстрелов и опять бегом, опять на новую позицию. Иначе накроют духи в ответку. Душманы боялись нас, миномётчиков. Естественно, охотились за нами. В нас со стороны духов стреляло всё дальнобойное, что только было у душманов: ДШК, духовские миномётчики, системы залпового огня, снайперы, пулемётчики – всё. Мы не махаемся с пехотой противника в первых рядах. Мы движемся метров в 500 – 800 за первой линией наших горных стрелков. Миномет — очень мощное и страшное оружие на такой дистанции. Огонь можно вести из любого укрытия: из-за заборов и строений через головы своих подразделений, идущих впереди. Мы можем поражать противника в окопах, щелях, укрытиях. Хороший расчет миномета способен нанести охеренный урон противнику. Поэтому уничтожить расчет советского миномета было огромной удачей для душманов. А для нас это было – бег наперегонки со смертью.
Очередная смена позиции.
Заскакиваю в небольшой дворик. На земле лежат раненые бойцы. Их перевязывает санинструктор. Рядом суетятся несколько солдат.
Не останавливаюсь. У меня приказ — занять позицию левее и впереди в следующем дувале. Кровавые бинты и стоны раненых, подстегивают, придают ускорение. Я выскакиваю со двора.
Впереди опять вижу спину своего первого номера расчета. Это старослужащий, теперь уже почти родной человека. Я – «молодой». До этой операции я настороженно относился к старослужащим. Они борзые, они вечно что-то требуют от «молодых». Сегодня я понял – хорошо, что требовали! Хорошо, что борзые! Страх от увиденной кровищи отпускает меня: я не один, меня защитят! Я не буду лежать вот так в кровавых бинтах. Борзые, наглые «старики» защитят меня. Я сам в тот момент был в таком состоянии, что я не смог бы воспользоваться своим автоматом, который болтался у меня за спиной. Я думаю, что, если бы на меня выскочил душман из развалин, то я бы кидался минами в него. Я настолько сильно ощутил себя минометчиком в том бою, что не сообразил бы применить автомат. Реально, больше ни о чем думать не мог. Бой всегда несётся с такой бешеной скоростью, что думать у тебя нет времени. Ты либо выполняешь то, чему научился в учебке, либо лежишь окровавленный перед санинструктором.
Снова вбегаю в какие-то развалины. Развороченный дувал. Преграда несущественная, перепрыгнуть легко, всего-то несколько десятков сантиметров над землей. До армии я занимался лыжным спортом, выступал на соревнованиях, показывал отличные результаты. Сейчас я перемахну через это препятствие! А не тут-то было! Вес плиты, не позволил «взлететь». На этот раз плита впечатывает меня в глыбы обломков. Резкое приземление. ЫЫЫХ — с хрипом и свистом вылетел воздух из легких. В глазах потемнело. Ещё одно такое падение и у меня краем глыбы будет проломлена грудная клетка.
- Миномёт, к бою!
Который раз за сегодня звучит эта команда?
Третий день подряд я бегу, больно падаю, поднимаюсь и снова бегу. Вокруг разбитые постройки, дым, копоть. В нескольких разрушенных дувалах, было много крови. Были трупы людей и животных. Я все это видел, но как-то отстраненно. Это были страшные картинки, но в тот момент, от усталости, грохота и напряжения было как-то похер. Как будто в стороне от тебя, как будто нереальное что-то.
Третий день подряд я бегу в этом проклятом ущелье. За три дня я уже понял, что надо делать. Надо не тупить, надо чётко и резко выполнять команды сержанта. И не отставать. Сержант всё умеет, он все знает. Именно поэтому я до сих пор жив и даже не ранен. Вот только ссука-плита скоро в землю вгонит. Прибьет при очередном падении. Пули не надо вражеской, как же она мне осточертела!
Афганистан Ущелье Исталиф. Как видно на снимке, ущелье расположено на юг от Чарикарской зелёной зоны. Шесть почти одинаковых долин, укрытых в горах. Наши офицеры перед операцией высказались, что в этих шести долинах находится «страна не пуганных душманов». Потому что со времени ввода контингента Советских войск на территорию этих долин не упал ни один снаряд. Душманы жили здесь по «законам гор». Никому не подчинялись, законов Республики Афганистан не соблюдали. Торговали наркотой, выходили грабить на «большую дорогу», на вырученные деньги закупали ещё больше оружия, вооружались, сколачивали ещё бОльшие банды. Задолбали уже всех вокруг.
По просьбе местных Афганских властей Советское командование запланировало провести Армейскую операцию в районе особо «засветившегося» бандитизмом населённого пункта Исталиф. Для проведения данной операции было задействовано много разных подразделений. Я не могу ничего рассказать о действиях этих подразделений. Я рассказываю про те события, в которых принимал участие наш горнострелковый батальон. Про те события, свидетелем и участником которых был лично я.
Наш горнострелковый батальон Из Джабаль-ус-Сараджа выдвинули через Чарикарскую зелёнку на БТРах. В долину Исталифа мы вошли по северной дороге. Дошли до точки «1». В этой точке нас спешили. Мы пошли по горам.
По горам мы шли, чтобы прикрыть колонну. Дорога шла через кишлак, через зону плотных построек. Душманы могли устроить там засаду против колонны.
Ночью мы вышли в точку «2». Это была наша «задача». Маршрут я нарисовал схематично. Карту рядовому солдату никто не давал. Двигались мы ночью, в плотной темноте. Из-за темноты я не могу сориентироваться и нарисовать наш точный маршрут. Только примерно, исходя из соображений общего направления движения.
Передвижение по горам было изматывающим. Ночь, горы, сплошная темнота. Мы шли с соблюдением свето- и звукомаскировки. Ходить по горам в полной боевой готовности, ночью, по неизвестному маршруту - это сущий ад. Каждый камень, скала, уступ представляет не только тяжело преодолимое препятствие, но и в любой момент может превратиться в поливающее свинцом укрытие душманов. А мины. Кто знает сколько их и где они здесь есть? Как мне в тот момент хотелось быть внизу на технике! Но, судьбина закинула меня в горнострелковый батальон. Поэтому я из последних сил, едва передвигая ноги, тащил свою артиллерию по тёмным, ночным горам. Тащил и ощущал, что в любой момент эта артиллерия может утянуть меня за собой в пропасть. Руки, ноги, все дрожало, каждая мышца была натянута как струна. Дыхание – отдельная тема. Дышать было очень тяжело: воздух ртом хватаешь, а он не проходит дальше горла, как будто кто-то сдавил шею и не позволяет дышать.
Мы спустились с одной горы, должны были начать подъём на следующую гору. В нашем батальоне один боец выбился из сил. Идти он больше не мог. Было принято решение оставить этого бойца внизу. С ним оставили добровольца на охрану. Утром их должна была забрать проезжающая мимо броня. Техника ночью не ехала, она остановилась. Техника шла потом, утром.
Нам ночью пришлось опять подниматься в горы. Мы должны были занять позицию, чтобы утром обеспечить свободный проход внизу технике и войскам.
На наше счастье эта часть операции была выполнена без боестолкновений с противником. Огромнейшая благодарность командованию, разведке, провидению или еще каким-то силам, подарившим нам возможность преодолеть этот маршрут по горам без обстрелов.
Утро нас застало на лысой, пыльной горе. С этой горы открывался роскошный вид на огромную зелёную долину.
Осень. Начало октября. В этих широтах, в начале октября, днём стоит настоящая жара. Долина огромная, на её территории находится не один кишлак. В этих кишлаках живёт много народа. Часть этого народа организовало незаконные вооруженные формирования. Мы должны их разоружить.
Утром по дороге у подножия гор прошла колонна с нашей техникой и войсками. Наш батальон спустился с хребта к подножию гор. Мы оказались у входа в зеленую долину.
Долина поразила взор: впереди были разбросаны кишлаки, несмотря на осень, было много какой-то причудливой зелени.
Дома-дувалы сильно отличались от серости кишлаков Чарикарской зелёнки. Здесь были цвета, яркие краски. Некоторые дома в кишлаках были покрашены голубыми и белыми красками.
Несмотря на ночной марш, усталость и непосредственную близость противника, я испытывал восторг от пейзажей, открывшихся моему взору. Не заметить уют кишлаков и привлекательную красоту этой местности было невозможно.
Я не могу сказать за всех солдат, но лично я пребывал в состоянии тихой эйфории. Мой глаз в любом, даже самом черном месте, всегда обнаружит цвет. А тут не просто цвет. Тут море насыщенных красок, причудливые формы улочек и зданий, монументальные громадины гор. Я застыл в немом восторге. Потому что у меня, как у настоящего миномётчика, тонкая и ранимая душа.
Вот тут кто-то из офицеров и сказал: - «В эту зеленку, с начала ввода советских войск в Афганистан, не упал ни один снаряд, не была проведена ни одна боевая операция. За эти годы здесь разрослись многочисленные бандформирования. Они держат под своим контролем обширные территории и проводят много террористических акций. Наша задача разворошить это осиное гнездо, уничтожить и разоружить многочисленные банды».
Наш батальон занял позиции на некотором удалении от входа в ущелье.
Начинать боевые действия было невозможно, из-за присутствия на территории, занятой душманами, мирного населения. Душманам были предоставлены трое суток, для того, чтобы вывести детей и женщин из зоны боевых действий. Либо сдать оружие и самим сдаться. В течении этих трёх суток, батальоны держали долину в осаде. За эти трое суток, то тут, то там завязывались кратковременные бои, банды пытались выйти из «котла» в горы.
Днем в долине стояла жара. Вечером, как только солнце заходило за гору, сразу же резко темнело. Как будто кто-то щелкнул выключателем. И сразу же накатывал холод. Под утро были заморозки. Все-таки, особенности погоды в горных условиях довольно причудливые и далеко некомфортные. Спать ночью меня к себе взяли «деды». Ночевали мы под броником (БТР), в спальниках. Я хорошо помню, что спал посередине между Сергеем Безбожным и Юрой Герлицом.
Благодаря им, у меня было удобное, защищенное и относительно теплое место ночлега. На посту я ночью не стоял, вот тут «деды», получается, что как бы опекали, согревали и оберегали меня (дай бог им здоровья, кстати недавно общался и с одним, и с другим: оба живы-здоровы, один на Украине, второй в Германии). Сон, конечно же, все равно был тревожный: вокруг долины велись перестрелки в разных местах. Спать было относительно тепло, но голова почему-то мерзла и казалось промерзала до самого мозга с болью, с каким-то гулом и постепенно этот холод расползался по всему телу. Проснувшись с утра, от холода, я вылезал из-под брони, напяливал на себя, все что можно было напялить. Затем устраивался на позиции у своего миномета. Солнце появлялось внезапно. Первые же его лучи, ласково начинали согревать. Минут через пятнадцать, я снова засыпал. На этот раз засыпал в тепле. Это было так здорово и приятно. Менее чем через час, я просыпался от жары. Все тело чесалось от липкого, противного пота. Ощущение было такое, как будто ты в парилку зашел в ватнике и бронежилете. Зной, жарища, а на тебе одежды, как на капусте. А еще ведь грязный весь после ночного марша по горам с родным минометом на горбу. До того противно быть грязнючим-потнючим, что не приведи Господь!
Такие вот сюрпризы горного климата. Но, были и более приятные сюрпризы. Недалеко от наших позиций мы обнаружили обширные виноградники. Такое количество и разнообразие винограда я никогда ни до, ни после не видел. Это был настоящий райский сад. Но, где-то на второй или на третий день, эти же виноградные угодья, превратились в сплошной туалет. Наши молодые организмы не выдержали такого обильного угощения.
Потом кто-то подсказал где взять «антидот». За ближайшей горкой прямо на скальной поверхности лежал изюм. Местные «добывают» из винограда изюм таким простым способом – сушат на раскалённом скальнике. Площадка была довольно большая. Мы начали лечиться изюмом. Это лекарство оказалось действенным. И слава Богу! Потому что началась «война», начались боевые действия. Если бы мы не привели себя в порядок, то за десять дней операции мы умерли бы в жутких конвульсиях от истощения. Вместе с осадой кишлаков и зачисткой операция длилась более десяти дней. С расстроенным пищеварением мы не вытянули бы все эти напряженные дни.
Это была первая для меня боевая операция. Душманы в долине были не пуганные. Они были хорошо вооружены. Из-за своей наглости и тупой самоуверенности они решили, что могут противостоять регулярным частям Советской Армии. Недотёпы! Как бы ни были они вооружены, какую бы поддержку им не оказывало ЦРУ, а выиграть современный армейский бой у них не было ни единого шанса. Для того, чтобы одержать победу в таком бою душманам для начала надо создать соответствующие армейские структуры и подразделения, вооружить их современным оружием, снабжать надлежащим образом! А для этого надо создать промышленность хоть чуть-чуть сопоставимую с промышленной мощью Союза! Пока всего этого у душманов нет, единственное, что они могут сделать – это нанести нам некоторый (больший или меньший) урон, а затем погибнуть смертью шахида. Во имя свободы грабить и терроризировать мирное население.
В общем, долина была большая. Кишлаков в ней было много. Недотёп в тех кишлаках собралось ещё больше. Пока мы разгромили одну банду, пока разгромили другую, пока взяли штурмом один кишлак, пока взяли другой – прошло несколько дней. На шестой или седьмой день операции до всех уродов долины дошло, что им надо сматываться. Причём, быстро и без оружия. Уроды попрятали оружие и кинулись наутёк в разные стороны, как тараканы.
В этой обстановке командование поставило нам задачу - искать оружие. Мы идём, ищем. Идем по очередному кишлаку. Тихо. Кишлак пустой. Местами видны следы разрушений от снарядов и мин. Чувствуется запах гари. Жарко, солнце пробивается сквозь дымку. Дышать очень тяжело, хочется пить. В голове шумит, мысли путаются. Везде пыль, песок. Этот песок трещит на зубах, он набился в уши, налип на немытую, потную, короткостриженую голову.
По пути следования нам попадаются совершенно целые дома-дувалы. Как будто война обошла их стороной. Изнутри эти жилища поражают взгляд своим достатком – много ковров, пуховых перин. В некоторых домах есть даже мебель: кухонные шкафчики с керамической посудой (впредь за все два года службы в Афганистане, я больше не видел таких богатых и красивых кишлаков).
Иногда мы находили колодцы – кяризы. Приходится кидать туда гранаты и только после этого заглядывать внутрь.
Какое-то подразделение взяло в плен молодого душмана. У нас, миномётчиков, привал. Мы отдыхаем. Случайно присутствую при допросе этого душмана. Таджик-переводчик, армейский прапорщик и пара бойцов, делают свою «работу». Я лежу в тени, наблюдаю со стороны. Похоже, что ни на один вопрос душман не отвечает. Прапорщик бьет душмана по лицу. Душман падает, затем моментально, как пружина, подскакивает с земли, в каком-то неимоверном прыжке залетает на двухметровый дувал-забор, цепляется руками и ногами за камни, перемахивает через этот забор и моментально исчезает за ним. Мы все подскочили со своих мест. Кинулись за душманом. Так шустро перескочить через дувал ни у кого из нас не получилось. Пока мы закарабкались на это препятствие, то от душмана уже и след простыл. Мы открыли стрельбу по кустам. Сразу за дувалом находился осенний сад-огород, даже с какими-то плодами еще. Мы постреляли в этот сад, затем слезли с дувала, осторожно пошли на зачистку. Долго зачищать не пришлось. Удача поджидала буквально за ближайшими кустами. Не зря тут попался пленный. Не просто так он здесь околачивался. В кустах мы обнаружили две бурбухайки (два грузовика), под завязку груженые оружием. Загрузить оружие душманы успели, а уехать-вывезти не смогли.
Разглядываем трофеи — чего здесь только нету! Всё, что только изобрело человечество, начиная от современных калашей с подствольниками, до каких-то кремневых ружей и пистолетов.
Пока лазили по этой долине, пока собирали по кишлакам оружие, истосковались по нормальной еде. Несколько дней шаримся без горячей пищи. Жрём только сухпай. Тут кто-то нашел целое ведро куриных яиц. Ведро почему-то нёс прапорщик. С ним было несколько бойцов из его роты, связист с рацией и мой минометный расчет. Когда мы повалились на привал, прапорщик стал раздавать нам сырые яйца. Я до армии вообще не любил сырых яиц, а тут попробовал, ого — вкусно и даже очень.
Где-то впереди началась стрельба. Наш расчет быстро устанавливает миномет. Прапор принял по связи координаты, сообщил. Мы навели миномёт, открыли огонь. Сделали несколько выстрелов. Стрельба впереди затихла. Прапор переговорил по связи, обращается к нам: - «Молодцы! Отлично мины положили». Мы снимаемся с позиции, идем дальше. Который день подряд одно и то же! Когда это уже закончится? Неужели где-то есть другая жизнь? Мне 18 лет, я в прошлом году закончил среднюю школу. Я домой хочу, мне не нужна эта война, эти ущелья, горы. Все, стоп! Я Советский Солдат, я принял Присягу, все будет хорошо. Я Воин - Интернационалист. Я здесь помогаю местным людям и защищаю рубежи СССР. Только бы не сдохнуть, не сломаться, не упасть.
Слышу голос Сереги Безбожного: - «Димон, чё голову повесил? Не ссы, прорвемся! Я в Афгане уже полтора года! У тебя тоже все будет хорошо».
Прорвались, выжил, операция закончилась. Результаты мне конечно же никто не докладывал, но мы справились с поставленными задачами и думаю цели операции были достигнуты.