Было это после армии. Я приехал домой в гости к матери из Минска. Также приехал мой родной брат Леонид, он жил тогда на Северном Кавказе. Мать встретила меня и сказала, что мне пришло письмо из Афганистана. Она призналась, что не смогла сдержать свое любопытство и вскрыла конверт. Очень ей хотелось узнать, что же все-таки пишут ребята из Афгана. И еще добавила, что они мне прислали какой то земли. Показала мне конверт с письмом. При виде этой земли, я едва ли не стал заикаться. В конверте лежала тонко разутюженная утюгом пластина "душманского пластилина". Я быстро забрал конверт из рук матери и сказал:
- Да, это горсть земли из секрета, в котором мы были.
По содержанию письма, мама не поняла. что это зелье (анаша). В письме лишь говорилось, что мужики выслали мне небольшой бакшиш (подарок). Зелье я выбросил в поле. А ребятам написал, что бы больше не присылали мне такие подарки. Я никогда не притронусь к этому зелью. У меня сейчас совершенно другая жизнь. Мирная, счастливая, здесь очень много других интересных вещей. А это зелье, пусть останется там, в Афганистане.
Как вы уже поняли, в рассказе речь пойдет о почте, о роли бумажных писем в нашей боевой обстановке. Да. Именно бумажных, в основном тетрадных листочках. Я не считаю себя очень уж древним человеком, этаким доисторическим ископаемым. Но во времена моей юности не было у нас иного средства связи, общения. Ни компьютер, ни смартфон, ни смс и телефон. Обычный листок бумаги, исписанный шариковой ручкой, приносил нам вести из дома, из разных уголков моей необъятной Родины, от друзей и подруг.
А вот одно из писем которое я писал из Афганистана. Письмо подруге, девушке.
Этому пожелтевшему листику бумаги уже 36 лет. Сейчас он хранится в моем дембельском дипломате. Дипломат, кстати, тоже реликвия. К совсем, казалось бы, незначительному содержанию письма, я еще вернусь по мере своего повествования. Да и значение слова «целую» здесь имеет свой определенный смысл, который я также раскрою несколько позже.
Не я один любил и использовал такую форму общения. Бумажными письмами пользовалась вся страна. Пионеры и пенсионеры, первоклассники и одноклассники. Мои друзья тоже служили в армии. Свой воинский долг мои сверстники выполняли по всей стране СССР. От Москвы до самых до окраин. И не только. Александр Артыш служил в ГДР(Германская Демократическая Республика). Петр Занько писал мне из города Грозный (Чечено-Ингушская Автономная Советская Социалистическая Республика), Вячеслав Шахрай писал из Тбилиси (Грузинская Советская Социалистическая Республика). Ребята рассказывали о своей службе в этих регионах. Подробности переписки я не помню. Да это было и не столь важно. Важно было не содержание, а сам конверт с письмом. Ведь человек, который писал, помнит о тебе и несколько дней назад держал этот листок бумаги в своих руках. Находил время написать, что-то рассказать, сообщить. Переписывался я и со своими одноклассницами. Особенно дороги мне были письма Людмилы Заяц. Она всегда писала очень интересные и содержательные письма. Да и вообще от девчонок было особенно приятно получать письма. Девчонок я очень любил. Ну, влюбчивый я был парень до армии. И всегда после танцев (дискотека теперь это называется), провожал до дома одну из красивых девчонок. Конечно, все это было лишь на уровне легкого флирта. Все мои «избранницы» были приличными девушками. В нашей местности, девчонки не только следили за своей нравственностью, но и не курили. Не просто не курили, а даже и не пробовали. Такое сочетание, как девушка и сигарета, считалось совершенно не совместимым.
Девчонки из Ляховичского техникума, с которыми я проучился один год до армии, также писали мне письма. Ирина Лымарь, Татьяна Барута, Татьяна Макарченя. Девчонки также умели и знали, какие слова следовало написать человеку в армию, что бы поддержать. От всех писем веяло, теплом, добротой, памятью о таком недалеком прошлом и одновременно как будто из совершенно другой жизни. Самыми дорогими и желанными были, конечно, письма от родителей и моего родного брата. Только там, в Афганистане я, наверное, понял насколько дороги родные и близкие. Я понимал, что меня любят и ждут. И также понимал, что никто и ничем помочь мне здесь не сможет. Поэтому ни в одном из писем и никому я не писал о войне, о гибели товарищей, да и вообще о трудностях армейской службы.
Почту мы всегда ждали с нетерпением. Только очень долго шли письма, хоть почти и регулярно. Пару недель точно приходилось ждать пока в твоих руках окажутся эти заветные конвертики с «большой земли». Ну и, если находишься в секрете, естественно срок получения письма увеличивался. Никто специально из-за почты караван организовывать не будет. На заставы, а тем более по секретам, почту не разносили ежедневно. Не было у нас почтальонов. Писать письма по возможности, мы старались всем, чьи адреса были в наличии. Порою люди даже и не догадывались, насколько дороги были их, казалось бы, ничего не значащие ответы. Первое время я старался писать в разные дни, что бы и ответы приходили чаще. Отвечали все. Но эта хитрость не особо приносила пользу. Были еще некоторые хитрости в переписках.
Рассказывает Александр Ананьев (7-ая рота третьего горнострелкового батальона): Хочу рассказать, как отсылали лезвия и всякие побрякушки. Брали две открытки с индийскими артистами. Например, Митхун Чакроборти или Хема Малини. К одной пришивали ниткой, например, цепочку с крестиком. Мы все там верили в Бога! Я верил это точно. Другую открытку сверху и в конверт. Доходили нормально почти всегда. Большие фото я тоже посылал. В несколько раз сложить и вперед. Была у нас ещё одна хитрость. Мы свои письма отдавали, своим землякам из проезжающих через перевал Саланг колон. У нас с Юрой были Тамбовские у Димы бульбаши. Водилы эти письма сразу в Кабуле в почтовый ящик опускали. Ну, понятно для чего чтобы не пропали письма и всё дошло. Теперь уже можно сказать, я и чеки таким способом посылал, всё дошло. Вот такие брат воспоминания. Почему-то в голову лезут в основном хорошие воспоминания.
Рассказывает Григорий Зырянов (минометная батарея третьего горнострелкового батальона):
- Ну что сказать про почту, почта работала исправно, письма получали. А вот письма – это отдельный разговор. О чем писал матери? Писал все письма одинаковые. Жив, здоров, всё нормально. На пол листа, не более. А вот девчонкам писал, там фантазия работала. Листа на два писал. У Люси до сих пор письма мои хранятся, там такого понаписано.
Если письма попадали на кп батальона, то не всегда доходили. Особенно если там были фотографии девчонок. Коренные жители Средней Азии и северного Кавказа вытягивали фото и клеили себе в дембельские альбомы.
Рассказывает Александр Н. (минометная батарея третьего горнострелкового батальона): Был у нас в роте связи такой случай.
Поехали в Баграм за почтой на полк. Почтальон был родом из Украины, Иваном звали, фамилию не помню. На кп полка попросился старлей до Баграма, он в Союз улетал. Старлей сел над водителем, почтальон на втором люке. А прапор сел в БРДМ-2 (Бронированная Разведывательно-Дозорная Машина-2).
За полком в сторону Баграма стоял танк. Проехали они танк и через километр два начали свистеть пули, почтальон быстро нырнул в БРДМ-2.
Старлей так и остался сидеть наверху. Буквально через минуту в БРДМ-2 попадает снаряд из гранатомёта. Дух был не далеко от дороги в засаде. Снаряд попадает под жопу старлея, отрывает ему ноги и он улетает с БРДМ-2.
Снаряд попал как раз в угол брони, срикошетив, прожёг два люка БРДМ-2 насквозь. На углу, на стыке, броня лопнула. Образовалась трещина, водилу ранило в затылок, но он во время затормозил.
На помощь поспешили пешком танкисты, не помню точно, кажется, там был пост царандоя. Поймали двух духов молодых лет по 20. Потом их на губе убили те, кто сидел на гауптвахте.
До старлея сразу подбежали. Он кричит - дострелите меня.
Ему жгутами перевязали обе ноги, вкололи обезболивающее. Вертолёт или в полку был или с Баграма, но прилетел быстро.
Дальнейшую судьбу офицера не знаю. А пацанам за отвагу, прапору кажись орден красной звезды. Повёл он себя правильно, открыл из пулемёта огонь, потом выскочил и к офицеру. К сожалению, не помню фамилии бойцов.
Из рассказов ребят видно, что никто не писал о войне, никто не хотел тревожить своих близких. Хотя мне запомнился один неординарный случай. Это было зимой 1985 года. Наш батальон должен был провести боевую операцию в горах самого перевала Саланг на высоте около 4000 метров над уровнем моря. Ход самой операции я сейчас описывать не буду. Расскажу только об одном письме бойца нашего батальона. Несколько расчетов моей батареи принимали участие в этой операции, в том числе и я. Нас сняли со своих постов-застав и доставили на броне на кп батальона на перевал Саланг. Выход на операцию планировался в пять утра следующего дня. Поэтому ночь мы провели в казармах подразделений охранявших перевал. С вечера общались, шутили, о самой операции не разговаривали. Расчеты укомплектованы, задачи поставлены, время выхода известно. О чем можно говорить? Остается только весело и с пользой провести время до утра. Молодые бойцы пораньше улеглись спать, что бы хорошо отдохнуть. Ну а мы, старики, развлекались. Играли в карты. Кто-то писал письма. Так вот один из бойцов, успевший жениться до армии, писал своей молодой жене письмо. Писал и комментировал написанное. Он писал на самом деле непонятные для меня, да и для многих других, события. Его письмо сплошь содержало боевые подвиги, перестрелки, войну. И заканчивалось словами: - «Извини за плохой подчерк, пишу письмо в горах, под свист пуль и на сапоге убитого товарища»
Послушали его письмо, посмеялись. Кто-то сказал:
- Ну, ты и долбодятел, зачем писать такое, да еще и жене?
Я тоже придерживался такого же мнения. Этот боец погиб в бою на одной из операций. Тоже в горах перевала Саланг, но несколько позже, незадолго до своего дембеля.
Почту из Баграма доставляли по-разному, иногда на БТРах иногда БРДМах, а иногда на вертушках. И бывали такие случаи, что не все письма доходили до адресата. Колонны по пути часто обстреливали. Один раз духи даже сбили вертолет с почтой над Чарикарской зеленой зоной. А может и не один раз. Просто этот случай остался в памяти из-за того, что мы больше месяца не получали письма и нам сказали, что вертолет с почтой сгорел. А без весточек от людей из того другого мира, где нет войны, было очень тоскливо. Когда мы сидели месяцами в горах в секретах, почту поднимали нам с караваном боеприпасов и продуктов. Это был настоящий праздник. Каждый из нас, читал свои письма, а потом делился впечатлениями, новостями друг с другом. На несколько дней хватало тем для разговоров. Так-то мы уже все знали друг о друге. Ведь в горах приходилось сидеть по месяцу и больше. Пять человек, замкнутое пространство, постоянная опасность нападения душманов. В секретах мы были практически как семья, родные братья. Даже спустя много лет, почти все помнится до мелочей. Григория Зырянова мне посчастливилось найти на сайте одноклассники через тридцать лет. И когда я с ним общался по скайпу, он задал мне вопрос:
-А твоя жена Таня, это та девчонка, что писала тебе письма в Афганистан?
Я задал ему встречный вопрос:
-А твоя Люся, тоже?
Да, оказалось нашими женами стали те девушки. И главное, что и Гриша, и я, запомнили даже тех, кто и кому писал письма. Конечно же, никто из нас в то время не задумывался, ни о каких серьезных отношениях, тем более о женитьбе. Но вот ведь как получилось. И такие примеры не единичны. Виктор Кузнецов женился на девушке Ольге,с которой переписывался в армии. Еще один мой сослуживец Виктор Рылко также женился на девушке, с которой переписывался в армии. Да и у Васи Бернера такая же история. Получается, что наши отношения с девушками развивались и перерастали во что то большее, чем просто дружба, за тысячи километров друг от друга и только на бумажных листочках. И кстати у всех нас крепкие семьи, дети, внуки. Так же знаю несколько примеров ребят-афганцев, которые познакомились с девушками уже после армии и поженились. Но их семейные узы недолго продержались. Наверное, все же нелегко с нами, афганцами, по жизни идти. Особенно поначалу. Ведь пришли мы оттуда не совсем уравновешенные, не гладкие и не пушистые.
Вернусь к своему письму, которое я выложил в начале рассказа и к девушке, которой оно адресовано. Девушка эта было просто подругой, с которой я познакомился на танцах, пригласив на «медляк». Да, она мне понравилась. Пару раз проводил домой после танцев, в соседнюю деревню, за четыре километра по лесу. Когда я уходил в армию, она у меня даже не была на проводах. Так что никаких клятв и обещаний не было. Никто никому и ни чем не был обязан. У нас была просто дружба и некоторая симпатия друг к другу. Единственное, что когда я получил повестку в армию, попросил писать мне письма. Написал я первый, она ответила и писала всегда и все два года и четыре месяца. Главное было, что-то в ее ответах. Я, наверное, получал огромную поддержку. Сам я, как видите, писал немногословные обычные письма.
А вот фотография, о которой говорится в моем письме. На фотографии я уже «дедушка Советской армии». И это первое письмо, в котором я написал слово целую. Из ее ответов, сделал вывод, что имею полное право даже на такое слово. Наверное, между нами в письмах начало проявляться уже, что то большее чем просто дружба. Да и я здесь уже бравый боец, полтора года в армии. Больше года в Афганистане, не раз участвовал в боях, заматерел, осмелел. Конечно же, имею полное право писать девушкам, слово целую. Я немножко ерничаю, но так было на самом деле. Что было потом? Это совершенно другая история.
Но через два года после армии у меня появилась вот такая фотография. На фото, Таня и я. Вот к какому финалу может привести длительная, дружеская переписка. Рука, в которой я держал шариковую ручку, вскоре оказалась окольцованная Татьяной. Так что, дорогие друзья, пишите письма…..
