Добродетель. Слово такое замечательное, что-то общее между добром и полетом. Как-будто означает - хорошо лететь мол. И этим отличным словом был назван военно-полевой лагерь нашего училища. В нем мы весело, легко и незабываемо проводили несколько осенних денечков со второго по четвертый курс.
Вот как-то раз на втором курсе (где-то в сентябре) очень довольным голосом начальник курса объявил не очень довольному нашему замкомвзвода, что нашей группе выпала огромнейшая честь ехать в добролет в качестве передовой команды. Цель этой самой суперкоманды заключалась в достаточно простом деле - разбить палаточный лагерь и подготовить все к приезду основного потока.
По утру, загрузившись по машинам (точнее будет в машину) мы помчались в синий туман на встречу "доброму полету". Добирались около часа, как всегда с шутками и приколами. Лагерь встретил нас не очень ласково, а вернее вообще он нам откровенно в глаза высказал "Какого херу вы пятнистые приперлись??" В общем серо, склизко, уныло, мокро, зябко и еще много осенних эпитетов, оканчивавшихся буквой "О" начисто выполоскали улыбки с наших довольных, на тот момент еще не усталых рож.
И работа забурлила, закипела. (Громко конечно сказано, так вяяяленко, с перекурчиком, с раскачечкой) Сразу обрисую обстановку. Нам нужно было расчистить местность, убрать мусор и водрузить порядка 20 брезентовых (про них потом отдельно зацеплюсь). Эдакий курсантский стройотряд. Всех поделили на команды по 2-3 человека и все впряглись в работу, как мерин в сани.
Для того чтобы поставить одну палатку нужно было сделать некий остов, небольшой квадратный сруб высотой в пару бревен пятнадцатого диаметра. Вот за этими бревнами нашему небольшому альянсу из трех человек и предстояло отправиться в самую чащобу. И вот наш отряд под предводительством прапорщика Горохова, в который входили я и два Вити (Яньков и Ивко) пробирался на 131-ом в непролазные дебри. Мы решили, что честнее всего будет всем троим ехать в тентовоном кузове, чем кому-то двоим в кабине с водилой. Прапор я вам скажу гнал по грязной, кряжистой дороге как Мара Багдасарян по встречке. Нас швыряло от борта к борту и от пола к тенту как ...... Еще там присутствовала дружба, но не в смысле близкие отношения, основанные на взаимной привязанности и доверии (хотя это тоже неким образом было), а бензопила «Дружба», которая летала по кузову вместе с нами, норовя отпилить нам что-нибудь "на холодную". (сейчас печатаю, вспоминаю и ливер прям трястись начинает) Я ухватился за передний борт и сквозь заднее окошко в кабине наблюдал следующую картину: Лютый прапор одной рукой крутил баранку, другой пил газводу и щелкал семечки. Они замечательно располагались на открытом "бардачке". Когда ЗиЛ залетал в очередную яму семечки в перемешку с болтами, шайбами, гроверами и какими-то маленькими лампочками летали по всей кабине и даже не успевали опускаться, а Горохов словно космонавт в космическом корабле ловил их ртом (семечки конечно), будто в невесомости, расщёлкивал и выплевывал в "открытый космос" (ну в форточку, то есть). Мне еще показалось он таким макаром пару лампочек так может расщелкнуть. Тогда еще группы "ESTRADARADA" не существовало и песни "остановите Вите надо выйти" даже в мыслях не было, но, если бы она тогда была, она точно бы стала гимном этой поездки. Потому что по глазам двух Вить я понял, что они оооочень хотят выйти (намного сильнее? чем тот, про кого поют) и бежать далеко-далеко от этого грузовика в чащу к медведям, так как они намного гуманнее и точно меньше навредят чем эта «адская трехмостовая колесница» с призрачным гонщиком за штурвалом.
Если вам когда-либо скажут, что желание, загаданное между людьми с одинаковыми именами не сбыточное, то рассмейтесь этому либо-кому в его скептическое лицо! Сбывается. Я загадал и вот я цел и невредим, печатаю всю эту ахинею.
Когда приехали на делянку с валежником без раскачки принялись за дело - прапор лихо пилил, мы не так лихо отесывали бревна и перли в кузов. Через несколько часов кузов бал забит сосновыми бревнышками.
Немного переведя душок, мы ринулись в обратный путь. В лагере на тот момент уже прибрали мусор, сделали шлагбаум (на срубленную сосну напялили колесо от трелевщика для противовеса и вуаля), починили постовой грибок, провели телефон, организовали кострище. Все суетились, копошились, как весенние муравьи. К темну поставили две палатки, обложили дерном чтобы дождевая вода не проникла в нее и стали готовится к ужину.
Вечер. Звезды. Запах сырого хвойного леса просто непередаваемый. После супертяжелого рабочего дня вся наша доблестная третья группа начисто отказывалась выполнять команду «отбой». Может потому что всего курса рядом не было или чистый сибирский ветер так и шептал как бы удаляясь в туман "не спи щегол потом жалеть будешь". В общем не спалось. Все сидели вокруг костра, разговаривали, рассказывали друг другу истории и делились скудными на тот момент впечатлениями половой жизни. Не помню кто это был из офицеров, но ему надоели эти ржаки вокруг костра, и он охваченный своей злостью, подпитанной плохим настроением (может голова болела просто), приказал надеть всем вещмешки и по его команде начать отжиматься... Все приступили. все по-честному (хоть и мотюкали его про себя), за дело ведь – нарушение распорядка дня. Кряхтим, отжимаемся. Вдруг из темноты слышится тихая, но в то же время хлесткая как бич фраза:
- Сынок, хули тебе от них надо?
- Ну так, нарушают распорядок дня товарищ подполковник! - на положительной нотке выпалил офицер.
- Они сегодня столько говна разгребли. - Появился из темноты подполковник Филиппов. Если ты хочешь иди спи. Они сами осознают, что вставать завтра рано и работы с утра еще больше. Вещмешки снять! ЗКВ ко мне! И они на пару растворились в ночи.
Когда Бяныч вернулся он держал бутылку водки. Начальник лагеря ему дал со словами "На!" И мне кажется вот в этом вот "НА!" было столько простой и нелукавой человечности. Каждый выпил по маленькому глоточку. Я не помню какая это была водка и кто производитель. Но помню только как она плавно скользила внутрь, прогревая и разгоняя кровушку. Другой такой водки не сыщешь. Потому что выпита она была при очень уж замечательной обстановке. Вымотанные, но довольные лица ребят. Костер. Искры. Темень. Лес. Камуфляж. Эмалированная кружка ходит по кругу. И ты берешь кружку, обхватывавши крепко грязными от смолы пальцами и туда - в горло. И тепло. И не нет тебя сильнее.
Один прав был и наказал, другой нарушил и показал. Показал то что главное поход к людям. Отношение командира и подчиненного. Ведь и нам и ему было и так понятно, что соотношение людей и горячительного было просто несопоставимо, и чтобы в наших головах зародилось хоть немного хмельной бузы.
На завтрашний день мы вкалывали как окаянные...
Обещал про палатки рассказать. Ну так вот. В этой брезентовой опочивальне по инструкции (хотя что это такое инструкции в армии) должно спать 7 человек, так по версии разработчика палаток всем будет удобно. Ну ребята... мы же в российской армии (сейчас я как-бы говорю с оскалистой улыбкой, которая высмеивает следующую сцену) ЧЕТЫРНАДЦАТЬ - в два раза больше, чем положено. Я сейчас нисколько не критикую, а наоборот хочу превозвысить... Все отделение спало на боку (нежно обнимая плечи товарища, потому что тупо руки некуда девать). В ту роковую ночь я имел неосторожность выйти в кусты, побрызгать. И вы догадывайтесь что меня просто не пустили лечь назад. (Не специально конечно, во сне курсанты как жидкость – принимают форму сосуда, то есть того в чем спит) И знаете, что я сделал? я открыл лепестки входа палатки пошире, взял разбег подальше ииии... Разогнался и полетел во чрево шатра цвета выцветшей охры. На меня лились матюги (это мягко конечно говоря), зато я через несколько секунд спал как сурок, ехидно похрапывая, выпуская белый пар, в опустившееся росистое утро.
Когда приехал основной поток курсантов (набор 2004) мы там ходили как бывалые и прожжённые вояки, ну типа местные. Впереди была целая неделя полевых учений. Я бы рассказал про это и изложил это на бумаге, но не могу. не хватает у меня литературного слога и вообще слов чтобы описать эти эмоции и ту атмосферу которая тогда нависла над Добролетом.