Мне 5 лет.
Я самая счастливая девочка на свете. У меня есть мама и папа. Папа, самый лучший папа. Главный мужчина в нашей жизни.
Папочка...
- Папа! Папочка! Мне страшно, - я смеюсь и кричу на всю квартиру, подлетая к самому потолку. - Отпусти! Отпусти же...
-Да ты у нас еще и трусиха, - папа еще раз подкидывает меня вверх и, уже опуская на пол, кричит маме.
- Аня, ты по-моему не нашу девочку из садика забрала.
Я знаю, что папа специально это говорит. Я обнимаю его крепко-крепко за ноги, прижимаюсь к нему так сильно.
-Я ваша девочка!
Папа серьезно смотрит на меня сверху вниз и говорит ледяным голосом.
- Моя девочка ничего не боится.
Затем подхватывает снова на руки и подбрасывает высоко-высоко. Я вновь начинаю кричать на всю квартиру.
- Отпусти же...
Папа опускает меня на ноги, я, чтобы удержаться, хватаюсь за него примерно на уровне колен.
- Нет, все-таки мама не ту девочку привела из садика, - говорит папа как будто самому себе.
Он берет меня за руку и с серьезным видом ведет на кухню.
- Аня, это не наша девочка! - папа подходит к маме.
Они оба, скрестив руки на груди, смотрят на меня сверху вниз.
- Да вроде наша, - неуверенно говорит мама.
Я начинаю смеяться. Меня очень веселит, когда они так делают.
- А мне кажется, что ты перепутала. Эта - трусиха, - мама и папа общаются между собой, не обращая на меня внимания.
- Ваша я! - сквозь смех кричу я.
Они продолжают общаться между собой.
- Ростик вроде как у нашей.
Мама бросает взгляд на меня и вновь продолжает говорить папе:
- Глазки черненькие… Не вижу повода для сомнений.
Я начинаю напевать вначале тихо, а потом все громче и громче:
- Нам нужны такие корабли на море,
Чтобы мы могли с любой волной поспорить.
Маяки нужны и нужен нам локатор,
А ещё нам верные нужны ребята.
Папа смотрит на меня с такой любовью. Это чувство практически осязаемо. Через несколько секунд мы вместе на всю квартиру поем:
- И тогда вода нам как земля.
И тогда нам экипаж семья.
И тогда любой из нас не против
Хоть всю жизнь служить в военном флоте.
Папа берет меня на руки, прижимает к себе.
- Аня, это наша девочка. Настоящая дочь офицера.
Мне 8 лет.
Я много читаю. Мама говорит, что литературу я выбираю не по возрасту. «Джейн Эйр», «Убить пересмешника», эти героини мне очень близки.
- Да ты им подражаешь! - заявляет мама, когда я в очередной раз не реагирую на ее замечания. - Как ты похожа на своего отца.
Когда я не знаю, что ответить, то предпочитаю молчать. Вчера в папиной библиотеке я взяла книгу Валентина Пикуля, прочитала всего несколько страниц. Сложно.
Пока папа в рейсе, мама пытается приобщить меня к миру прекрасного. После школы она забирает меня, и мы вместе с ее учениками отправляемся на набережную рисовать с натуры. Ученики рисуют море, я рисую небо.
- Почему небо? - спрашивает мама, склонившись к самому уху.
Я ничего не отвечаю. Просто бросаю на нее быстрый взгляд и широко улыбаюсь.
- Ты постоянно мне противоречишь. Какое я дала задание? - мама подсаживается совсем близко, чтобы другие прилежные ученики не слышали нашего разговора.
- Рисовать. - отвечаю я, не отвлекаясь от работы.
- Правильно. Рисовать море... - продолжает мягко давить на меня мама.
- Я хочу рисовать небо, - спокойно отвечаю.
Рисовать у меня и впрямь неплохо получается.
- Хорошо. Рисуй небо. Только оно у тебя в солнечную погоду очень мрачное.
Я рисовала не с натуры, я рисовала то небо, о котором рассказывал папа, когда звонил месяц назад. Сейчас они в северном море, где очень холодно и свинцовые тучи смешиваются с морем у самого горизонта. Я знаю, что мама расстраивается, когда я не слушаюсь, поэтому я откладываю кисть и переворачиваю планшет.
- Вот смотри, теперь это море!
Мама быстрым движением кисти дорисовывает лодочку.
- Это папа? - спрашиваю я.
- Нет! Это ты паришь в облаках.
Мне 16 лет.
Я жутко влюблена. Мое сердце бьется часто, сегодня мы долго целовались с Сережей на детской площадке.
- Варька! Иди домой.
Сережа подрывается с места и прячется за детской горкой, я не могу удержаться от смеха.
- Он все видел. Он теперь точно убьет нас.
- Нет, Сережа! Он тебя убьет, - спокойно отвечаю я.
Я специально храбрюсь перед Сережей, у самого подъезда я машу ему рукой, и, как только металлическая дверь за мной закрывается, паника и страх полностью охватывают меня. Я поднимаюсь 20 минут на 3 этаж. Немного постояв у самой двери, я резко ее открываю.
- Варька пришла, - радостно говорит мама.
Я слышу, что ее голос очень напряжен, она что-то шепчет папе на кухне. Слов я не разобрала, но, судя по интонации, серьезного разговора мне сегодня не избежать.
- Бегом за стол, - зовет мама.
На кухне папа даже не пытается прикрыть своего раздражения. Может, он примет решение просто всыпать ремня. Только не смотри на меня так, папочка. Я первая прерываю молчание.
- Как матросы поживают?
Дурацкий вопрос, глупо было ожидать на него адекватного ответа. Папа распрямляется, как пружина и начинается долгие минуты нравоучений. Прерывает папину тираду мама, которая все это время не вмешивалась в разговор.
- Хватит, - спокойно говорит она. - Все за стол.
Несколько минут мы едим молча, я изредка поглядываю на папу. Он практически не ест. Я вижу, что он сказал не все. Вечером мне предстоит прослушать лекцию «Откуда берутся дети».
Мне 19 лет и 25 дней.
Я предатель... Мне стыдно смотреть в глаза отцу. Он молча сидит за столом на кухне и смотрит в окно, подперев голову рукой. Я стою у стен и не решаюсь выйти в коридор, мне нужно понимать, что он меня простил.
- Ну, прости меня, папочка.
Я еще неделю назад запланировала, что воскресенье мы проведем с Сережей.
- Тебе раньше нравилось ездить со мной на рыбалку.
Мне и сейчас нравится. Правда нравится. Только вряд ли папе нужны мои оправдания.
- Помнишь свой первый улов?
Как сильно папа постарел, я никогда до этого не замечала. Серебряными ниточками прошиты виски, уголки рта немного опустились вниз. Мне кажется, что и ростом он стал гораздо ниже.
- Прости, пожалуйста...
Еще несколько секунд я смотрю на него, а потом ловлю мамин взгляд. Мама шепчет: «Иди!» Уже из коридора я слышу ее бодрый голос.
- Я к нам на дачу позвала Дорониных. Витька так подрос... С ума сойти.
Мы с Сережей уже 4 месяца ездим в аэроклуб. Папочка, я настоящая дочь офицера. Я ничего не боюсь. Сережа делает шаг первым, я каждый раз несколько секунд собираюсь с духом. Виктор Иванович громко кричит у самого уха, что мимо земли не промахнусь и легонько толкает в плечо.
Глубокий вдох...
Шаг...
Минуты счастья...
Мне 19 лет и 27 дней.
Я эгоистка.
- Эгоистка! – кричит папа, расхаживая из стороны в сторону.
Я сижу на стуле и смотрю в потолок. Спорить с папой в таком состоянии бессмысленно. Бросаю быстрый взгляд на маму. По ее виду я вижу, что она солидарна с отцом. Что ж! Я героически вынесу экзекуцию.
- Ты же высоты боишься? – папа останавливается и смотрит на меня пристально.
Что он хочет услышать?
- Очень боюсь, папочка, – улыбаясь, отвечаю я. – А еще я боюсь, что вы мне запретите…
Я подскакиваю с места, бросаюсь папе на шею, он явно не ожидал от меня такой реакции. Крепкие объятья немного успокоили гнев офицера. Несколько минут я просто его крепко обнимаю, а потом спокойно говорю.
- Ты даже не представляешь, какая крутая у тебя дочь.
Все это время я не выпускаю из объятий здоровяка. Я чувствую, что он успокаивается.
- В следующее воскресенье едем на рыбалку.
- Хорошо, пап.
Папа минуту молчит, я вижу, что он собирается с мыслями.
- И этого своего зови.
Мне 20 лет.
Я водитель автомобиля. Перед тем, как уйти в море, папа две недели ремонтировал на даче свои старые "Жигули".
- У парашютистки должен быть свой автомобиль, – гордо заявил папа.
Я настоящая дочь офицера…
Папочка, я ничего не боюсь.
Мне 25 лет.
Телефонный звонок. Спокойный мамин голос. Слова эхом отражаются в голове.
- Я вечером буду, – говорю я.
3 часа и я там, где так счастлива обычно. Виктор Иванович встречает меня улыбкой.
- Сочек, привет!
Пытаюсь держать себя в руках, растерянно киваю ему головой в знак приветствия. Я не чувствую земли, ноги ватные. У самой взлетной полосы сидит Сережа; увидев меня, он радостно машет руками. Сегодня Виктор Иванович выпускающий. Он не подталкивает меня, и я гораздо решительнее, чем обычно. Он просто кладет руку на плечо. Сережа делает шаг первым. Я следом.
Шаг…
Мне 5 лет. Я взлетаю высоко-высоко. Каждый раз меня ловят сильные руки. Папа рядом.
Мне 10 лет. Я рисую море и жду, жду. Мыс мамой папины боевые подруги. Мы умеем ждать. Я скучаю, папа.
В голове крутится его голос. Я не думаю о том, что мне необходимо раскрыть парашют. Я хочу задержать эти секунды. Между небом и землей я чувствую его присутствие.
Папа, я ничего не боюсь.
Парашют раскрывается автоматически. Приземляюсь, как новичок. Я даже не пытаюсь группироваться. Валюсь на землю. Боль от неудачного приземления несравнима с той, которую мне причинил утренний звонок. Я не слышу больше папиного голоса, я слышу спокойный мамин.
- Дура! Дура! – Сережа переворачивает меня на спину. – Ты что творишь?!
Я смеюсь, глядя на него. Он не ожидал такой реакции. Он пытается понять, почему я так поступила. Смех сменяют слезы. Я не заметила, как нас окружили.
«- Я не пойму?! – рассуждает папа. – Этим мужикак по 40 лет, какие они тебе друзья?!
Прикладывая палец к губам, я показываю папе, чтобы он говорил тише. Поплавок начинает ходить из стороны в сторону.
- Там и молодые есть... И женщины... – шепотом отвечаю я, не отрывая взгляда от поплавка.
- Этим женщинам заняться нечем? - папа продолжает возмущаться вполголоса.
Пока папа рассуждает, я вытягиваю крупную рыбешку. С довольным видом демонстрирую ему добычу.
- Все равно не понимаю, – отвечает папа.»
Зрителей вокруг около десятка. Мне хочется, чтобы они были рядом.
- Варя, зачем ты так? – спокойно спрашивает Сережа?
Собираясь с силами, я отвечаю.
- Папа, ушел.
Я была не готова к этому. Мне казалось, что я ничего не боюсь.
Мне 29 лет.
Сережа прыгает редко. Я никак не могу завязать. Мама говорит, что пора. Я только между небом и землей чувствую его присутствие.
Шаг…
Мне 5 лет. Я самая счастливая девочка на свете.