Скажу сразу - мой лирический герой, во-первых, не совсем герой, а во-вторых, как и большинство из нас, совсем не лирический. Более того, он даже не я - поскольку за стопроцентную точность изложенного, точнее, вспомненного, я ручаться не могу. По этой же причине изменены часть имен, мест, обстоятельств и т.п. Засим - приступим.
...Дежурный по лагерю абитуриентов старшина второй статьи (из третьекурсников, если мне память не изменяет, и явный залетчик - иначе что бы он делал в нашем лагере во время курсантских отпусков), выдернул меня буквально из койки.
- Это у тебя отец в Главном штабе служит?
- Да, у меня. А что?
- Ничего. За нарушения дисциплины сегодня чистишь гальюн.
- За какие нарушения? - удивился я. - И какой дисциплины?!
Я за собой никаких косяков не помнил. К тому же я еще и курсантом даже не был. Абитуриент. Ну что с меня возьмешь? Но к порядку и дисциплине нас уже начали приучать. Во всяком случае, убирали за собой мы сами. А экзамены сдавали не в историческом здании училища на Васильевском острове, что в Ленинграде, а в специальном лагере в окрестностях города...
- За пререкания будешь чистить гальюн и завтра тоже.
Поскольку вырос я в семье военного, то уже давно знал, что против лома нет приема. Пришлось вооружаться шваброй, ветошью, лопатой и хлоркой - и чистить гальюн. Хотя, если честно, никакой это не был гальюн. Обычный такой деревенский туалет системы сортир на два десятка дырок - кто был в пионерском лагере, тот, наверное, вспомнит.
Но врожденная любознательность все же не давала мне покоя. И я решил все же узнать, за что именно мне выпало это наказание. На второй вечер старшина раскололся:
- Говоришь много. Народ болтает, что ты уверен, что поступишь, потому что отец у тебя большая шишка в штабе. Вот и решили тебя припахать, чтобы жизнь медом не казалась.
Засыпав хлоркой следы жизнедеятельности будущих офицеров, мы сели перекурить в сторонке - дабы запах не особенно доставал. И разговорились. Я попытался объяснить, что, во-первых, мой отец не особенно большая шишка - капитан второго ранга в Главном штабе Военно-Морского Флота к таковым не относился по определению. А во-вторых, моя уверенность в успешной сдаче экзаменов основана совершенно на другом: я закончил приличную физико-математическую школу, где вместе с аттестатом зрелости получил корочки оператора ЭВМ (в начале 80-х годов прошлого века это было не просто круто, а нереально круто). Еще был диплом с отличием Экономико-математической школы при экономическом факультете МГУ. Да плюс к этому отучился год на факультете экономической кибернетики престижного московского ВУЗа. Так что начальный курс высшей математики прошел, так сказать, дважды. А знание математики для будущего штурмана считалось тогда делом архиважным.
- В принципе, ты прав, - согласился старшина. - Но языком трепли поменьше. Всем этого не объяснишь, а понимать будут так, как им удобнее. А удобнее - не в твою пользу.
Совет я воспринял. А потому историю своей учебы в ВУЗе рассказывать не стал. Даже старшине, с которым у нас потом сложились вполне приятельские отношения...
Куда идти учиться после школы - вопроса не возникало. Естественно, в МГУ. На экономический. Туда и пошел. Но надо же было такому случиться: не добрал. Полтора балла. Тут к процессу моего поступления в ВУЗ подключились родственники. И началось.
Министр внешней торговли СССР написал письмо министру высшего и среднего специального образования СССР письмо с просьбой зачислить меня на первый курс экономического факультета МГУ. Основной мотивацией было то, что “по роду службы мои родители много времени проводят в заграничных командировках”. Напомню, мой родитель был военнослужащим, а потому в заграничных командировках не был отродясь, равно как и его жена, но министры об этом даже не догадывались.
С резолюцией министра “Принять” на письме меня привезли к ректору МГУ. И тут система дала первый в моей жизни сбой...
О недостатках советской системы сегодня (и вчера) не написал только ленивый. В том числе и в высшем образовании. О “блатных”, “позвоночных”, “купленных” и т.д. среди абитуриентов и их родителей ходили легенды. Напомню, речь идет о самом начале восьмидесятых, во главе страны еще дорогой Леонид Ильич и его сподвижники. То есть расцвет застоя и командно-административной системы. Но могу ответственно засвидетельствовать: уровень свободы в руководстве высших учебных заведениях был таким, какой нынешним ректорам и не снится.
Ректор МГУ меня и сопровождавших меня родственников принял. Прочел резолюцию министра на письме другого министра. Посмотрел результаты моих экзаменов. Подумал. И сказал:
- Не могу. Полтора балла - слишком много. Даже с учетом нашей экономико-математической школы. Могу зачислить только на вечерний. Пойдешь?
Это был облом. Я-то после письма министра уже считал себя студентом. А тут - вечерний... Отказался. Еще раз повторю. Ректор МГУ фактически отказался исполнить распоряжение министра. И - ничего ему за это не было. Разве что моего уважения добавилось.
Машина закрутилась снова. Министр внешней торговли подписал следующее письмо министру образования. На этот раз с просьбой зачислить меня в Московский экономико-статистический институт по результатам экзаменов, сданных в МГУ. Тут облом оказался даже круче. Ректор МЭСИ, опять же ознакомившись с резолюцией министра на письме другого министра, отреагировал жестко: “Сдавать на общих основаниях”.
И вот тут министерские письма сослужили мне дурную службу. Экзаменаторы относились ко мне с повышенным “вниманием”, я, опять же, считал себя уже зачисленным и к экзаменам не готовился. В результате - пролет.
Родственники взяли паузу. Я - тоже. Одноклассники сдавали экзамены, а я валялся на пляже в Серебряном Бору и чего-то ждал. Через несколько дней утром раздался телефонный звонок. Какой-то не слишком добрый голос дядьки спросил:
- В Орджоникидзе учиться будешь?
Сказать, что я охренел — значит, не сказать ничего. Из Москвы - и учиться в Орджоникидзе?!
- А что, в Москве институты кончились? - решив, что терять все равно нечего, нагло спросил я.
- Идиот, - устало произнес дядька. — Это Московский институт управления имени Орджоникидзе.
- Буду.
История с письмами повторилась в третий раз. Министры снова все подписали. Теперь система сбоя не дала: ректору МИУ Олимпиаде Васильевне Козловой в тот момент было 75 лет (студенты ее так и звали - Олимпиада-75. Но - любя. Это - правда) и ссориться с министрами ей было не с руки. На пенсию отправили бы в миг, а у нее еще было много дел в созданном ею же первом советском управленческом ВУЗе.
Получив заветный автограф ректора на министерском письме, я отправился в приемную комиссию. Тут ждал очередной сюрприз. Внимательно ознакомившись со всеми бумагами, ответственный секретарь приемной комиссии дал мне заполнять бланк заявления о приеме, а сам стал что-то писать. Вдруг тон поднял голову и спросил у меня:
- А вы на вечернее отделение или на заочное?
Хорошо, что я сидел...
- На дневное.
Он явно занервничал.
- Как на дневное?! Я не могу вас принять на дневное. У нас прием документов давно закончился, экзамены уже идут...
Теперь занервничал я. Обстановку разрядил какой-то преподаватель, проходивший мимо. Он заглянул через плечо секретаря приемной комиссии, почитал - и расхохотался:
- Тебе что, работать в институте надоело?
- Нет, а что? - не понял тот.
- Да ничего. Тебе министр пишет - “Принять”. Ректор пишет - “Принять”. А ты - “Я не могу”...
В общем, работать в институте секретарю приемной комиссии не надоело до такой степени, что мне тут же, на месте, был засчитан за экзамен по физике, которую я не особо любил, сданный на “пять” в МГУ экзамен по истории.
Так я стал студентом. Но не прошло и года, как я твердо заявил родственникам, что из института ухожу. Не мое.
- И куда? - ехидно поинтересовались родственники.
- В Высшее Военно-Морское имени Фрунзе.
Родственниками я был объявлен неблагодарной свиньей. Единственным, кто не ругал меня и был абсолютно спокоен, оказался отец. Может быть, потому что сам закончил это же училище. А может быть потому, что к тому моменту родители лет пять как развелись - и связи со мной и мамой он не поддерживал. И о том, что я учусь в его альма матер, узнал только когда я был уже то ли на втором, то ли на третьем курсе.
В училище я поступал сам. Видимо, организовать письмо министру обороны родственники не сумели. Или не успели - не суть. Впрочем, без поддержки дело не обошлось: два однокурсника отца там преподавали, при этом сын одного из них поступал вместе со мной.
В списке абитуриентов мы были по соседству: я - Морев, он - Носов. Это обстоятельство очень радовало его отца:
- Игорь в математике не очень, - признался мне дядя Сергей накануне экзамена. - Ты уж помоги ему там...
Я помог. Свой вариант решил быстро, взялся за его. Решил. Как себе. Сейчас, когда прошло уже больше 35 лет, могу это сказать честно. Проверил оба варианта. Сдали работы. Не помню, как это получилось, но информацию по письменному экзамену до нас доводили почему-то после устной математики.
Сидим на экзамене. Игорь опять рядом. Пододвигает мне свой лист с задачей. И тут раздается голос преподавателя:
- Носов, решайте сами. Морев вам уже на письменной математике помог...
“Откуда узнали?” - думаю. А самому приятно. И было приятно до самого момента объявления результатов письменного экзамена: “Морев - пять. Носов - два”.
- Дядя Сережа, - пытался я объяснить отцовскому однокурснику, - честное слово, оба варианта решал одинаково...
- Не бери в голову, - махнул рукой тот. Так до сих пор и не знаю, поверил или нет.
Правда, в училище, хоть и на разные факультеты мы с Игорем поступили оба: сыновьям сотрудников разрешили пересдать те предметы, по которым они получили двойки.
Но системный сбой - это не только сбой в системе. Но и система сбоев. Ситуация практически точно повторилась через два десятка лет.
В самом начале двухтысячных заехал я по делам в офис одного из своих родственников. Захожу к нему в кабинет, а он буквально по потолку бегает.
- Что случилось? - спрашиваю.
А у него приличных слов почти и не осталось уже. В сокращенном авторизованном переводе информация, которую он до меня донес, звучала бы так: “Этот... …. … внук (мой племянник, уточню на всякий случай) удружил... Столько сил приложили, чтобы его в МГИМО пристроить. Год проучился... Бросил...”
- И куда учиться собрался?
- Да вот в этом и вся беда. В Высшее Военно-Морское имени Фрунзе...
Нужно было срочно родственника утешить.
- Не переживай. Эту систему много вполне приличных людей заканчивало.
Но родственник утешиться не пожелал.
- Кто например? - как-то недобро взглянул он на меня.
- Скажем, я.
Лучше бы я этого не говорил. Тут же вспомнили все мои грехи двадцатилетней давности - и сделали вывод, что это именно я так повлиял на племянника. Пришлось пустить в ход главный калибр:
- Да если бы только я...
- А кто еще? - насторожился дядька.
- Ты.
И наступила тишина. Потому что, по семейным преданиям, он сам сбежал в свое время в то же самое училище из какого-то престижного института, куда его пристроили родственники. Вот такой вот у нас семейный системный сбой...