Чтобы выжить на первых курсах в Высшем Военно-Морском училище и не сойти с ума от учебы, нарядов, приборок и самоподготовки, нужно заниматься спортом. Или художественной самодеятельностью. По крайней мере, вместо сампо, на которой главной задачей была борьба со сном, можно либо плавать – либо петь и плясать.
У меня за плечами был опыт окончивших ту же систему отца и двух дядек – поэтому я пошел сразу и в спорт, и в самодеятельность.
В сборную училища по плаванию я попал за… фамилию. Экзамен по физподготовке при поступлении принимал у нас главный тренер по плаванию. Кросс я пробежал на пятерку. С подтягиванием было сложнее. Ну не умел я подтягиваться – потому что не любил этого дела. Или наоборот – не любил потому, что не умел.
Подхожу к турнику. Принимающий экзамен смотрит в ведомость.
- Ропоров?
- Да.
- Отец – Юра? Наше училище заканчивал?
- Да.
Он ставит себе какую-то пометку в блокнот – и напрочь теряет ко мне интерес, даже отворачивается.
Ну, пять раз подтянуться я смог. И все. Повис. Дергаюсь, пытаюсь из себя еще хоть что-то выжать. Но никак. В очереди к турнику смех и комментарии.
Экзаменатор поворачивается, пару секунд смотрит на мои потуги и говорит:
- Слезай. Два.
И в ответ на мой немой вопрос поясняет:
- Ибо не хрен выеживаться.
Он, похоже, решил, что я специально смешу коллег по абитуре.
Потом заглядывает в ведомость.
- За кросс у тебя пять. Так что пройдешь. Как после КМБ приедете в училище – ко мне. Командиру роты скажешь. Он поймет.
Командир роты, он же – начальник курса, который сразу получил прозвище Ангел (за фамилию Ангеловский и фантастическое соответствие прозвищу внешнего вида, характера и, как мы поняли гораздо позже, деятельности) действительно понял. И отправил меня в бассейн.
Там выяснилось, что мой отец, когда был курсантом, выступал за сборную училища. И был рекордсменом Союза. А нынешний главный тренер сборной был его личным тренером. Он решил, что сын спортсмена тоже будет классным пловцом.
Увы, ошибся. Плавал я неплохо – но не более того. Результатов не то, что выдающихся, просто приличных не показывал. Так, середнячок. Но полгода он честно пытался сделать из меня, как сам говорил, Ихтиандра. Потом сломался – и отчислил меня от команды.
Но к тому времени я уже прочно входил в труппу народного музыкального театра училища – да, было в те времена и такое. С голосом у меня было еще хуже, чем с плаванием, причем намного, зато я репетировал какие-то драматические роли и даже что-то там танцевал.
Это занятие нравилось мне гораздо больше, чем тренировки. На репетициях присутствовали даже девочки. Кто помнит свой первый курс в системе – тот меня поймет. Особенно, если учесть, что при моих занятиях спортом и театром, наряды мне, в основном, выпадали на выходные. То есть в увольнения я не ходил. От слова совсем. И на девушек смотрел из окна казармы, выходящего на Большой проспект.
Поэтому репетиции были для меня не то, что праздником – именинами сердца. Опять же от самоподготовки и нарядов освобождали, как и в случае с тренировками.
Наш старшина роты четверокурсник Саша Ветлугин (это сейчас я его зову Сашей, а тогда он был исключительно товарищ главный старшина) очень любил пословицы и поговорки. Вот только звучали они у него странно. Самой употребляемой была такая: «Как веревочке не виться, все равно конец обрыву будет». В первый раз мы впали в некоторое недоумение. Но потом за два года его старшинства привыкли настолько, что потом еще лет десять, когда я слышал ее классический вариант, чувствовал, что мне не хватает этого самого «обрыва»…
Услышав, что меня в очередной раз нужно освобождать от сампо и нарядов в связи с репетициями, старшина роты задумался на минуту. И выдал:
- Ропоров, от самодеятельности до блядства всего один шаг. И Вы его уже сделали.
Рота рухнула как подкошенная. Я – со всеми вместе.
Ветлугин ошибся. К сожалению. Шаг от самодеятельности до блядства не удался. Нет, я даже съездил с театром на гастроли, кажется, в Псков. И даже самозабвенно целовался там с какой-то девочкой из танцевальной труппы. Но до главного дело так и не дошло. А там и моя театральная карьера закончилась.
И хотя я теперь сидел на самоподготовке и тащил наряды наравне со всеми, в увольнение меня все равно не пускали. По привычке. Ну, и по причине регулярных залетов.
Самый серьезный залет произошел в патруле. Представьте себе: самый первый гарнизонный патруль в курсантской жизни. Наглаженные, начищенные, со штык-ножами на ремнях, заинструктированные по самое не балуйся мы прибыли в комендатуру. Там нас проверили, еще поинтсруктировали и постращали – и выпустили на улицы славного города на Неве.
Мне с напарником Вадиком Левченко достался начальником капитан-летчик. До обеда мы честно ходили по улицам в поисках нарушителей, но никого не встретили. Вообще.
Подходило время приема пищи. За давностью лет не помню уже, должны нас были кормить в училище или в комендатуре. Но тут начальник заявил:
- Я поехал домой обедать. Встречаемся у метро через два часа. Вы смотрите, не напейтесь. А то бывает такое: патруль бдительно несет службу, а оба патрульных пьяны…
И уехал. А мы с Вадиком переглянулись…
Честное слово, крест на пузе – у нас и мыслей об алкоголе не было. Какое там спиртное – первый курс, первый патруль, чувство ответственности и причастности, в общем, все это вот. Но после слов капитана мы переглянулись – и пошли в ближайший винно-водочный.
Очередь была неслабой. Не такой, конечно, как позже, при Горбачеве. Но все равно ничего себе. Мы осознали, что до конца нашего обеденного перерыва просто не успеем взять водки. Собственно, нас это не особо напрягло – не очень-то и хотелось.
Но это же Питер. При нашем приближении, таких красивых, с повязками «Патруль» и штыками на ремнях, очередь заволновалась.
- Пропустите ребят, - веско произнес какой-то работяга лет пятидесяти. – Они же на службе. У них времени нет стоять.
И… Очередь расступилась. Задний ход мы дать уже не могли – потому прошествовали, сопровождаемые добрыми напутствиями к прилавку. Взяли бутылку водки. Денег хватило в обрез, не осталось даже на традиционный плавленый сырок в качестве закуски.
Нашли неподалеку хилый скверик. И, давясь, высосали напиток из горлышка. Надо сказать, без особого удовольствия. Но не оставлять же.
К моменту встречи с начальником патруля мы были в полной кондиции. Организм неокрепший, к водке не привыкший, желудок пустой. Правда, передвигаться могли, но говорили с явным трудом.
По прошествии лет очень хочется сказать спасибо тому капитану-летчику. Он не стал сдавать нас, малолетних придурков, в комендатуру, где нас и оставили бы на губе, что поставило бы под большой вопрос дальнейшее обучение – на первом курсе от училища легко отчисляли и за меньшие провинности. Он отвез нас в систему, получил замену. Большого ЧП не случилось, но «на берег», то есть в увольнение, нас с Вадиком не пускали очень долго.
… Близился Новый год. Шансов на то, что меня отпустят в город, было ровно ноль. Но и сидеть в системе не хотелось. Путем дикого напряжения мозгов, был найден выход. Ну как выход: могло выгореть, но скорее всего – нет.
Сидя на самоподготовке, я написал письмо в Москву подружке-однокласснице. Дескать, так и так, Светка, выручай. Пришли мне в училище телеграмму, что приезжаешь ко мне в Питер на Новый год, а я скажу отцам-командирам, что приезжает невеста. Может, и выпустят в город.
Светка не подвела. Дней за пять до Нового года я получил телеграмму: «Еду тебе Новый год тчк Встречай поезд в 21 тчк Вагон 6 тчк Светлана». Единственное, что меня смутило – это указание времени прибытия и номер вагона. «Молодец, - подумал я. – Так даже натуральнее получилось». И пошел к командиру.
Ну, Ангел – он Ангел и есть. Послушал мой рассказ про приезжающую невесту. Покрутил в руках телеграмму. Спросил:
- А ночевать-то где будете, жених?
Я честным образом объяснил, что у меня в Питере бабушка, что было чистой правдой: к ней-то я и собирался – других точек в городе у меня тогда еще не существовало. Из-за того, что в Ленинграде я провел всего полгода. А еще из-за того, что в увольнениях почти не был. Даже познакомиться ни с кем не успел.
- Ладно, - кивнул, наконец, головой капитан третьего ранга. – Пойдешь в город. Но смотри: еще один залет – и я лично отвезу тебя на Красную Горку.
В старинном форте Красная Горка под Питером тогда базировался Балтийский флотский экипаж, куда до дальнейшего распределения на флоты направляли отчисленных курсантов.
В 18 часов тридцать первого декабря я вышел из училища, счастливый, как слон. Только одно не давало мне покоя: зачем Светка написала время прибытия и вагон?! Я был на сто процентов уверен, что она лишь выполнила мою просьбу. Но на всякий случай решил съездить на Московский вокзал.
Надо сказать, что в то время приличные поезда из Москвы в такое время не приходили. Приличные ехали ночью – и высаживали пассажиров утром. А вечером приходили так называемые «пятьсот-веселые», ни разу не скорые, стоявшие на каждом полустанке. Соответственно, время в пути было не шесть-восемь часов, как и фирменных, а все пятнадцать.
На удивление, поезд не опоздал. Подхожу к шестому вагону и вижу выходящую на перрон с двумя огромными сумками Светку. Сказать, что я охренел от этой картины – не сказать ничего.
Видя мою офонарелость, Светка взяла командование в свои руки.
- Ну что столбом встал? Сумки бери. Тяжело ведь.
- А что в них? – все еще не придя в себя тупо поинтересовался я.
- Как что? – изумилась одноклассница. – Еда. Праздник ведь. Мама всю ночь вчера готовила. Надо же тебя вкусненьким покормить. Вон, похудел как…
- Что ж ты не написала, что приедешь-то? Договаривались же только про телеграмму. А если бы я не встретил?
- Как не написала?! – возмутилась Светка. – И время прибытия написала, и номер вагона.
- Ну ты даешь, - восхищенно покрутил я головой. – И как тебя только родители отпустили?
- Мама бы не отпустила. Отец сказал: надо ехать. И вот я приехала.
С вокзала я позвонил бабушке. Сказал, что буду не один.
- А с кем? – поинтересовалась Елена Даниловна. – Девок ко мне водить не надо.
- Да какие девки? – успокоил я ее. – Невеста ко мне приехала из Москвы.
Когда мы заявились домой, бабушка первое время присматривалась к нам. Но когда увидела два баула приготовленной еды и, главное, обратный билет на вечер первого января – успокоилась.
Вот так я и встретил Новый год с бабушкой и невестой.
Со Светкой мы еще некоторое время переписывались. Но когда я приехал в летний отпуск уже с двумя галками на рукаве, она сообщила мне, что выходит замуж. За нашего же одноклассника. Который в тот момент учился в Высшей школе КГБ,