Дитя реки.
Я родился и вырос на берегу Волги - великой русской реки, и в определенной степени горжусь этим. Мое детство проходило в непосредственной близости и частом контакте с этим чудесным «существом» - да, я, пожалуй, так ее воспринимал. Самые лучшие годы, которые вспоминаются – это возраст 9-14 лет, какие они были счастливые, эти годы…
Родители моей мамы жили в частном доме. Хотя он находился в черте города, но для меня он стал тем, чем для многих детей становилась «деревня» - местом свободы, особых приключений и воспоминаний.
До берега Волги от дома было 200 м, мы по несколько раз в день ходили купаться. У деда была лодка, которая в летнее время использовалась, само собой, очень активно. Когда я был маленьким (до 7 лет примерно) – меня на лодку брали с собой взрослые, чтобы переплыть на другой берег – иногда просто для отдыха и купания, иногда на рыбалку или для сбора ягод.
Постепенно с возрастом я научился хорошо плавать, разбираться в обстановке на реке. Стоит отметить, что в описываемое время движение на реке было очень активным. Сновали вверх и вниз по течению самоходки и баржи, ведомые толкачами, пассажирские теплоходы и быстроходные суда на подводных крыльях – «Ракеты» и «Метеоры». Так же работала паромная переправа, много было маломерных лодок, принадлежащим обычным гражданам. Жизнь на реке бурлила.
Постоянно находясь на реке, я привык к этой обстановке, легко в ней ориентировался, и лет с 10 мне с друзьями стали разрешать переправляться на лодке на другой берег самостоятельно, без участия взрослых. Сейчас я понимаю, каково было родным отпускать нас таких мелких без присмотра. Не знаю, отпустил бы я сейчас в этом возрасте своих детей, но тогда это казалось само собой разумеющимся.
Сначала нас отпускали исключительно на веслах, без использования мотора. У деда был 5-сильный мотор «Прибой», я научился с ним управляться полностью самостоятельно в 7 лет, но считалось что на моторе – это опасно, легче перевернуться или попасть под большое судно, а на веслах нет.
Ширина Волги в том месте, где мы жили – было примерно 700 метров, течение было сильным, и для переправы, чтобы не потерять «высоту», т.е. чтобы лодку не снесло сильно вниз по течению, приходилось двигаться по диагонали, забирая вверх по течению, а так же требовалось грести весьма интенсивно. Мы решали это таким способом – на каждое весло садилось по человеку, и мощность увеличивалась в 2 раза. Опять же – слаженная гребля требовала навыка и сноровки, но мы постепенно их выработали, и ровное движение без рывков и виляний - не составляло трудностей.
С 11 лет мне иногда стали разрешать брать мотор. Это «иногда» сводилось к тому, что я выпрашивал разрешение у деда без согласования с родителями, уезжал с друзьями, а по возвращении на берегу нас очень часто поджидала комиссия в составе: дед, отец и разгневанная мама. Она произносила воспитательную речь на повышенных тонах, в которой призывала деда (своего отца) и меня к ответственности и недопустимости повторения самовольного использования мотора в дальнейшем. Мой отец, как правило, выступал в качестве примиряющей стороны. Я виновато обещал, что да, не буду, отец невзначай подавал реплики о том, что я уже в принципе взрослый и все умею, дед на заднем плане ему поддакивал… Через неделю или две все это как то забывалось и повторялось снова… Но в 12 лет победа уже осталась за мной, мама смирилась и больше не препятствовала моим самостоятельным поездкам под мотором.
Напротив места, где мы спускали лодку, был вытянутый вдоль русла реки неширокий залив, называемый «Ершовником». Он образовался из бывших «воложек» или «стариц» - проток, где раньше протекала Волга, но потом русловые процессы увели ее в сторону. В залив вел узкий длинный проход, потом водоем расширялся и мы оказывались в живописном озере, покрытом водной растительностью. В нем встречались глубокие места, а в одном месте был замечательный песчаный пляж - он и был облюбован нашей детской компанией для отдыха. Несомненными плюсами этого места были отсутствие течения и теплая вода (без течения она гораздо лучше прогревалась). Так же нам нравилось отсутствие чужих взглядов с реки, судов и другого берега – Ершовник был отделен от Волги высокой косой с зарослями тальника. Находясь там и глядя в сторону города – мы видели только верхние этажи городских домов и ходовые рубки теплоходов, величаво проплывающих по другую сторону косы.
Попасть в Ершовник или другие водные объекты нашей округи (устье реки Узома, пролив Чертово течение) порой было непросто. Дело в том, что на уровень воды в реке влияла работа гидроэлектростанции, находящейся всего в 20 км выше по течению. Когда требовалось вырабатывать больше электроэнергии – задействовалось большее количество турбин, и значит, водосброс увеличивался. Соответственно, повышался уровень воды в реке и сила течения. Обычно в будние дни вода в течение недели повышалась до вечера пятницы, а с субботы и до утра понедельника – понижалась. Очевидно, промышленные предприятия в будние дни работали интенсивно и потребляли много энергии, а в выходные потребление падало.
Так вот, уровень воды в результате описанных явлений сильно колебался, и мог в течение недели меняться больше чем на 2 метра. От него зависела глубина в узких и мелких проходах, которыми мы достигали цели путешествия. Если вода была совсем низкой, то входные протоки почти пересыхали, оставался узкий ручеек глубиной местами по щиколотку. В таких случаях приходилось тащить лодку волоком. Зато при высокой воде мы спокойно, не глуша мотора (если он был), проходили этими, внезапно ставшими широкими и глубокими, проходами, и оказывались во внутренних водоемах, имевших уже достаточную глубину. Сами эти водоемы от поднятия воды увеличивались в размерах, становились доступными их дальние уголки и заливчики. Понятно, что все мы любили высокую воду.)