В воде сразу стало легко и почти невесомо. Путь на дно с перебиранием руками по уходящему вертикально вниз фалу занял пару минут. Очутившись на грунте, я через головной клапан стравил излишки воздуха. Наверх устремились сверкающие, студенистые, как ртуть, пузыри. Выпустив из рук фал, я решительно сделал шаг в неизвестность.

С неровной, вяло колыхающейся поверхности на глубину пробивался дрожащий рассеянный свет. Солнечные пряди переливались в толще зеленоватой воды. По гладкому илистому дну с редкими пучками бурых водорослей прыгали, играли, перескакивая с места на место, рыжеватые пятна солнечных зайчиков. Наверху, на фоне подёрнутой сверкающей рябью беспокойной плёнки воды, допотопными дирижаблями зависли несколько ленивых, неповоротливых рыбин. Нежная зелень моря вдали постепенно густела, темнела и становилась совершенно непроницаемой. Я невольно залюбовался нетронутой первобытно-идиллической картиной подводного царства и почти забыл, для чего здесь оказался.

Развернувшись на 180 градусов, я оказался лицом к лицу с реальностью, и перед взором открылся совершенно иной вид. Серая волнистая гладь сплошь была завалена мусором. Залежи ржавых труб, строительной арматуры, консервных банок и прочего хлама покрывали всю площадь предполагаемой зоны поиска. Это походило на средних размеров риф, узкий и длинный, тянущийся в направление берега вдоль всего пирса.

– Вот они, плоды цивилизации! – печально констатировал я неутешительный факт.

Чёрная туша подводной лодки, объёмная и тяжёлая, нависала прямо над головой. Было даже как-то неуютно под ней находиться – вдруг сейчас ни с того ни с сего эта громадина опустится и придавит меня всей своей массой! На корпусе хорошо различались прочерченные квадратами сварные швы и технические отверстия в округлых бортах. Благородной бронзой в корме поблёскивали на солнце острые, как лезвия, лопасти гребных винтов. Чуть сбоку, на фоне зыбкого неба, виднелось густо обросшее бурыми водорослями необъятное днище плавпирса.

Остановившись у подножия рукотворного рифа, я обозрел предполагаемую зону поиска в наивной надежде сразу же обнаружить злосчастный автомат. Беглого взгляда сквозь запотевшие стёкла на это безобразие было достаточно, чтобы осознать всю бессмысленность затеянного мероприятия.

Груды мусора, подёрнутые слоем ила, щетинились во все стороны острыми гранями металлических обрезков, пиками арматурных штырей и ржавой проволоки. Об них можно было запросто распороть ткань гидрокостюма со всеми вытекающими последствиями. Кроме того, при каждой попытке что-нибудь переместить в этой куче или просто при неосторожном движении поднималась непроницаемая стена взбаламученного ила, и видимость падала до нуля. Действовать в такой обстановке можно было только на ощупь, что оказывалось так же малоэффективно: сквозь толстую прорезиненную перчатку трудно было достоверно определить, что находится у тебя под рукой.

Стараясь не «пылить», избегая резких движений, я принялся за работу. Стоя на карачках, я ощупывал попадающиеся под руку предметы. Иногда я подносил их к глазам, чтобы получше рассмотреть и, не узрев ничего достойного внимания, откидывал в сторону. В разрывах туч поднятого ила мелькали стайки потревоженных рыб. В основном это были какие-то маленькие синеватые беспокойные существа типа анчоусов. Они вились вокруг потревоженным, суетливым роем, сверкая серебристыми брюшками и переливаясь на солнце перламутровыми спинками. Своей беспокойной игрой они скрашивали мрачную унылость безжизненного пейзажа. Встречались здесь и странные существа вроде наших угрей: лентовидные, около метра длиной. Эти уродцы были не такие общительные. Неожиданно появившись из-под какой-нибудь коряги, они тут же уплывали, проворно змеясь между кучами ржавого хлама.

Пару раз мой затуманенный взгляд выхватывал из клубов илистой пыли оскаленные пасти мурен. Помня, на что способны их челюсти, я этих опасных соседей изгонял из их логова подвернувшейся под руку и тут же принятой на вооружение длинной пароходной кочергой. Вся эта живность, до моего появления благополучно обитающая в развалах рифа, сейчас недоумённо глядела на меня, силясь понять, что надо здесь этому крушащему всё на своём пути, бестолковому оранжевому монстру.

Становилось невыносимо жарко, пот заливал глаза. Влажная ткань комбинезона, обжатого наружным давлением, неприятно прилипала к телу. По спине, груди и ногам стекали противные струйки.

– Что это – пот или морская вода просачивается внутрь?

Ноги в кожаных тапочках были уже по щиколотку мокрые, и вода сочно хлюпала внутри бутс.

– Пота столько быть не может, значит, вода где-то поступает! – сообразил я. – Но откуда? Неужто продырявил гидрокостюм или жгутовка ослабла? Чтобы то ни было, всё равно пора подниматься!

Прошло уже минут сорок с начала поисков. При такой интенсивной деятельности дыхательная смесь в баллонах уже на исходе. Хотя ИДА‐59 и рассчитан часа на два непрерывного использования, но при тяжёлой физической работе и температуре окружающей среды выше тридцати градусов весь этот запас можно израсходовать и за пятнадцать минут.

А вот и Вася даёт знать, что пора закругляться: дёрнул три раза и натянул трос в ожидании ответа. Пора всплывать, а автомата как не было, так и нет!

На поверхности ярко светит солнце. Привыкшие к полумраку глубины глаза слезятся, и их постоянно приходится щурить. Я подгрёб к корпусу лодки, по штормтрапу неуклюже вскарабкался на её округлый борт, и Вася принялся меня разоблачать.

Грязный, вонючий и потный, я вылез из своего душного кокона. Стянул через голову, отжал под ноги пропитавшуюся потом робу и встал посреди палубы под упругие струи утреннего ветерка. Разгорячённое тело приятно млело, охлаждаемое свежим дыханием океана. Большого желания вновь облачаться в ИСП и опускаться на дно я пока не испытывал, но пока я расслабленно щурился на палубе, заботливый Вася притащил новую ИДАшку и принялся тщательно её проверять. Глядя на эти приготовления, у меня снова что-то неприятно заныло в груди, и забурлила отступившая было обида на Ряхина:

– Опять облачаться в этот презерватив! Да за что мне наказание такое? – мысленно сокрушался я.

– Ряхин – скотина! Если я и сейчас ничего не найду – пускай сам погружается, помойку эту с места на место перекладывает! Утонет – ну и чёрт с ним! Одним кретином на флоте меньше станет, – поругивался я себе под нос, кидая недобрые взгляды в сторону Ряхина. Тот, словно чувствуя мои нехорошие мысли на его счёт, резко схватился за швабру и принялся сосредоточенно драить палубу, всем своим видом давая понять, что он хороший матрос и флоту ещё очень может пригодиться.