Что делать, если в тюрьме тебе сказали «подойди сюда»?
Немедленно рвануть с улыбкой до ушей, протягивая ладонь – значит, совершить первую большую ошибку в особом закрытом обществе. Для начала нужно оценить того, кто это сказал. Если зовущий ничем не выделяется, то есть не относится к категории авторитетов, то лучше не выполнять эту просьбу сразу, а поинтересоваться, для чего зовут. Дальше уже по ситуации...

Например, если сокамерник предлагает вместе попить чайку, то почему бы и не подойти. В настоящий момент предлагать чай никто не собирался. Но, произнёс «подойди сюда» и назвал новичка по имени главный зек в этой хате. С ним лучше не спорить, но и бояться не надо. Заезд нового человека в камеру – вопрос действительно серьёзный, и лучше подчиниться словам непростого заключённого.
Новенький сделал секундную паузу и подошёл вплотную к нарам. Мельком посмотрел на татуировку. Опытный сиделец поймал взгляд, кивнул на руку и спросил:
– Что скажешь?
Ещё в далёком Тимуркином детстве поселковские пацанята на спор отгадывали нательные рисунки отдыхающих блатных на пляже близлежащего озера. Новичок задержал глаза на перстне и ответил.
– Туз крестей. Масть чёрная. Уважаемый человек.
Старший поднял голову.
– Меня Севой кличут.
Тимур кивнул и непроизвольно улыбнулся. Сева тут же насупился:
– Я сказал что-то смешное?
– Сева, всё путём, – спокойно объяснил свою улыбку новичок, переставляя ноги чуть шире. – У меня кореш был – Андрюха Сейферт. На посёлке его знали больше, как Сефа.
– Нормальный пацан? Почему был? – бродяга заинтересовался таким редким совпадением уголовных кличек.
– Когда Сефу первый раз приняли по малолетке, нас не сдал. А сейчас в Германии живёт. И уже не Андрюха он, а – Andre. И не Сефа совсем, а – Herr Seifert. Инженер по компьютерам.
– Ну, тогда меня звать-величать Савелий Симонов. Я с Лиговки. – Старший по хате остался доволен сравнением с немецким инженером. – Присаживайся, Тимур.
– Айн момент.
Новенький поставил пластиковую бутыль на нары, снял плащ, аккуратно свернул и положил рядом. Затем начал вытаскивать из каждого кармана пиджака по пачке сигарет и складывать в столбик. Народ в камере придвинулся ближе. Кантемиров сложил четвёртую пачку.
– В общак.
– Как ты удачно к нам сегодня заехал.
Сева снял верхнюю «Мальборо», открыл и протянул новичку.
– Не курю.
– Это правильно. А у нас уже второй день напряг с куревом, – сообщил старший, щёлкнул зажигалкой, с удовольствием вдохнул порцию никотина и протянул пачку сокамерникам. – Курим по двое...
Рядом сидящий здоровяк первым вынул сигаретку, разулся, встал на нары, подошёл вплотную к стене с окном у самого потолка и закурил, подняв голову и выдыхая дым в сторону решётки. Остальные спортсмены принялись терпеливо ждать своей очереди. Сева знал, что если сейчас закурить разом, значит соорудить для всех хорошую газовую камеру. Главный вор посмотрел на новичка.
– Правильно зашёл. Уже приходилось на крытке тосковать?
– Так по мелочи. Пару раз в КПЗ по малолетке, да в армии немного в дрезденском следственном изоляторе.
– Ни хрена себе, Тимур. Так ты у нас из «автоматчиков» будешь? Погоняло есть?
– Нет. И вообще-то я – оператор-наводчик БМП-2.
– Тимур, по нашим понятиям, всех, кто выполнял приказы власти и держал в руках автомат, так и называем – «автоматчики». А что такое БМП-2?
Бывший начальник войскового стрельбища Помсен задумался. Как объяснить не «автоматчику» особенности тяжелой боевой техники мотострелкового полка?
– Небольшой танк с автоматической вертолётной пушкой. В заднем отделении помещаются до восьми автоматчиков. И пулемётчиков.
– Ни хрена себе… – Сиделец покачал головой. – И ты умеешь стрелять из этой самой вертолётной пушки?
– Сева, я из всего умею стрелять. Все шесть лет на полигоне прослужил. В Германии, под Дрезденом. Считай, каждый божий день стрелял. Кроме выходных.
Савелий замолчал и задумался. Белобрысый быстро докурил, освобождая место под свежим воздухом следующим курильщикам, вернулся на нары и похлопал новичка по плечу:
– От души, Тимур. Меня Боксёрчиком зовут.
Кантемиров кивнул и сделал вывод, что слово «от души» вполне заменяет «большое спасибо». Век живи – век учись… Особенно в камере… Если хочешь жить нормально…
Благодарить в изоляторе привычными словами не всегда хорошо. И даже если кто-то в камере скажет «спасибо», то ничего плохого не случится, но сидельцы могут понять не правильно. Вполне для нас обычные слова, такие как «спасибо», «пожалуйста», «извините» и другие культурные пожелания и просьбы в местах лишения свободы воспринимаются как излишнее проявление вежливости вместе с желанием поставить себя выше других сокамерников, например, по уровню воспитания.
Это не одобряется, и зеки заменяют общепринятые на воле слова альтернативными выражениями. И одно из них звучит так, как сейчас сказал сокамерник Боксёрчик – «от души». Получилось сокращение от «благодарю от души». То есть «ты мне помог, я тебе очень благодарен, и благодарность моя искренняя». Вроде как идет от чистого сердца. И видимо Боксёрчик действительно покурил от всей своей загадочной души… Хотя, курить вредно для здоровья… Тем более боксёру. Тимур посмотрел на спортсмена.
– Боксом занимался?
– Было дело. Я из Вырицы, посёлок под Питером, там у нас своя секция бокса была, – ответил спортсмен и замолчал. Боксёр с уральского посёлка сразу заинтересовался до боли знакомой темой и приготовился слушать. Рассказ коллеги по спорту оказался коротким. Боксёрчик вздохнул.
– Да уйти пришлось из бокса после одной драки на танцах у нас в клубе. Я там двум залётным челюсть сломал. – Здоровяк сверху посмотрел на новичка. Кантемиров понимающе кивнул. Бывший спортсмен продолжил: – По малолетке условно дали, а из секции попросили. Тогда нас менты контролировали жёстко. Не стал тренера подставлять.
– Дела…, – протянул Тимур и сообщил в ответ: – А я до армии КМС выполнил в весе до 48 кг.
– Иди ты! – Боксёрчик повернулся к родной душе.
– Серьёзно. Призвали в спортроту, думал «мастера» за два года службы сделаю, да вот в первую же ночь в армии подрался с одним каптёром. И в итоге то же самое – сломанная челюсть и – прощай спортзал…
– Ни хрена себе! Тимур, в Ленинграде боксировал?
– Да всё как-то мимо получалось. Москва, Липецк, Измаил, Казахстан, Узбекистан, Дагестан, весь Урал объехал…А вот с Ленинградом никак не получилось, – перечислил места своей спортивной славы уральский боксёр.
– А я краем уха слышал про вашу школу бокса, но ни разу в Копейске не был. Там же каждый год всесоюзный турнир проводили?
Копейчанин улыбнулся:
– Давно уже проводят, с 1968 года. Называется: «Имени танкиста дважды Героя Советского Союза Семёна Васильевича Хохрякова». По-простому – «Хохрячка». Я там и выполнил КМС.
– А я так и остался с первым разрядом, – печально улыбнулся в ответ ленинградский спортсмен и протянул ладонь. – Толик Тарасов.
Тимур кивнул и крепко пожал руку.
– Слышь, боксёр, а сам-то кто по жизни будешь? – в разговор неинтеллигентно вмешался самый главный сиделец. Ему положено…
– Недавно пожарным работал. Пока не сократили, – почти честно ответил новенький.
– Ни хрена себе! Пожарник что ли? – удивился Сева.
– Ну да, пожары тушил. Поселок Медвежий Стан, ВПЧ-23, – в этот раз бывший старший пожарный решил не вступать в дискуссию со старшим по поводу отличия пожарников от пожарных.
– Людей спасал? – решил поучаствовать в опросе Боксёрчик.
– Не пришлось. Один раз только кота вытащил из горящего подвала, – Тимур вспомнил свой подвиг на пожаре.
– Спас животину, – Савелий кивнул и задал вопрос с намёком. – Тоже при погонах был?
– Сева, а ты видел пожарных без погон?
– Понимаешь, Тимур, хотя и статьи у тебя серьёзные и заехал ты в мою хату правильно, но ни хрена ты не похож на братана. Ты, какой-то… – Главный сиделец замолчал, подбирая нужное выражение. В тюрьме очень ценится слово... Слово в тюрьме ценится чуть ли не больше всего. Старшему по камере, впрочем, как и всем остальным сидельцам, надобно по жизни постоянно фильтровать базар, чтобы потом, при любом раскладе, остаться при своём мнении.
– Какой? – новичок всё же решил утвердиться в этом непростом сообществе и начал сам задавать вопросы.
– Культурный, – Сева подобрал подходящее слово и оглядел Тимура с ног до головы.
– Братан, без обид, но и глаза у тебя какие то не такие, – второй старший зек спокойно смотрел Тимуру в лицо.
– Ни хрена себе... И какие у меня глаза?
– Ментовские.
– Охренеть, – Кантемиров откинул руки назад, посмотрел на закрытую дверь камеры и задумался. В самом деле, а как он смотрит на своих сокамерников? Как опер или как дознаватель? Ни Мара, ни его дзюдоисты ни разу не сказали про милицейский взгляд земляка. Но, прошло уже месяцев восемь. Неужели так быстро меняются люди в милиции? Старшие по камере молчали и ждали ответа. В тюрьме ценится слово… Новичок вздохнул и посмотрел на самого главного.
– Сева, про прикид. Я сегодня вышел из общаги ещё днём. Думал поехать к подруге и заодно пообедать по дороге. Подружка всё по театрам прикалывается, вот так и оделся. На выходе из ворот оказался совсем другой спектакль. Меня уже ждали... Двое в форме с автоматами и два челябинских опера по гражданке. Взяли быстро и нежно. Не били... Потом наручники, обыск в комнате и допрос до самого приезда в твою хату.
– А что искали? – Видавшего виды блатного явно заинтересовал такая знакомая по жизни сцена. Браслеты, шмон, допросы…
– Сева, при всё уважении, это моя делюга.
Опытный зек понял, что задал бестактный вопрос и, соглашаясь, кивнул. Твоё дело... Базара нет... Уральский боксёр повернулся к ленинградскому коллеге.
– Боксёрчик, по поводу моего взгляда. Я ровно шесть лет прослужил на полигоне в немецком лесу. От звонка – до звонка. Жил там со своими солдатами, ел из одного котла. И отвечал за всех, и со всех спрашивал. Держал дисциплину и порядок во вверенном мне гарнизоне. Служба у меня такая была... Каждый день контролировал своих бойцов. Из-за одного солдата вписался в такую делюгу с КГБ, что вместе с ним оказался в следственном изоляторе. Обошлось... – Кантемиров вздохнул от воспоминаний и продолжил: – Однажды помахался за вокзалом с дрезденскими блатными, пером мне полоснули по руке. Хулиганов взяли, а меня не смогли вычислить. Немецкие бродяги сами вышли на меня и стрелку назначили. Я двух корешей с собой взял и гранату в карман положил. Авторитет оказался вор серьёзный, базар был правильный – они мне деньги предложили за нужные показания немецкому прокурору. Я отказался от денег, финку вернул и пожал руку уважаемому человеку. Ганс его зовут. Адрес в Дрездене хоть сейчас могу показать. Потом сам сдался нашим особистам и поехал с переводчиком на допрос. Там и очные ставки были. Доказать ничего не смогли и выпустили того хулигана. Через день немецкий авторитет нам троим поляну накрыл.
Тимур встал, скинул пиджак и закатал рукав рубашки. Молодёжь уже стояла вокруг старших и с интересом фиксировали ответ новичка.
– Смотри, Боксёрчик. Удар финкой снизу шёл, я блоком левой успел закрыть.
Спортсмен оценил шрам на руке, согласно кивнул и задал вполне профессиональный вопрос:
– Немец в печень бил?
– Так и было. Боксёрчик, а теперь скажи всем – я похож на мента?
– Да вроде не похож, – Боксёр задумчиво улыбнулся. – Но, братан, больше так на меня не смотри, как на своих солдат смотрел. А то и со мной помахаться придётся...
Сева ухмыльнулся и посмотрел на Тимура. Братва заулыбалась вслед за своими старшими. Новенький в камере понял, что разговор (то есть базар) переходит в шутливую форму, надо его поддержать и кинуть кость изголодавшим по развлечению сокамерникам.
– Не буду я с тобой махаться.
– Зассал?
– Нее, Боксёрчик. Ты куришь много. Дыхалка не та. Я тебя на раз сделаю.
– Тимур, давай завтра спарринг проведём? Открытой ладонью?
– Замётано, братан. – Спортсмены протянули руки. Слушатели довольно переглянулись – завтра в камере будет не скучно. Тимур задержал руку спарринг-партнёра. – Боксёрчик, а по поводу ментовского взгляда, всё же ты прав оказался.
– Не понял. Обоснуй.
Камера напряглась… Бывший начальник полигона ухмыльнулся.
– Меня потом немцы медалью наградили и премию дали – пятьсот марок. Считай, тогда моя зарплата была за месяц службы.
– Какой медалью?
– «Почётный знак Немецкой народной полиции». И за всю службу в армии у меня сейчас единственная награда, и то – немецкая. Я потом с тем Гансом и немецкой братвой в гаштете эту медаль обмывал. Гаштет – это кабак у немцев. Два дня бухали…
Сева первым заржал на всю камеру. Следом разразились здоровым бандитским смехом остальные сокамерники.
– Ну, ты «былинник», Тимур. Приколист.
– Не понял, Сева.
– Кореш, ты как с луны свалился. В самом деле, не знаешь, кто такой «былинник»?
– Сева, в армейской крытке совсем другие понятия.
– Тимур, былинник в хате – человек уважаемый, считай артист. Я вижу, ты человек грамотный и базаришь красиво – интересно и не скучно. Людям в хате нравится, и поэтому ты всегда будешь при куреве и чае. Понял?
– Понял, Сева. Я не курю, но завтра ещё чего-нибудь вспомню.
И тут Тимур, в самом деле, вспомнил нечто очень важное в тюремной жизни. За волнениями при входе в камеру он совсем забыл про воровской прогон от тамбовского Захара. Новенький повернулся к старшему по камере.
– Сева, у меня к тебе базар с воли. Серьёзный…

***

Опытный сиделец с удивлением смотрел на новичка. Только что заехал в хату, говорит красиво, но до сих пор не понятно, какой масти человек. И этот непонятный человек в первый же вечер решил обсудить с приличным арестантом серьёзную делюгу с воли? Рамсы не попутал? И опять смотрит нехорошо… Не по-нашему… Дерзкий кент. Дать бы ему в глаз, так и ответить может. Вроде, боксёр? А воровской авторитет надо беречь...
Сева расставил ноги шире, наклонил по-блатному голову вплотную к Тимуру и тихо спросил:
– Первоход, и что ты мне такого серьёзного сказать можешь?
– У меня прогон от тамбовских, – Тимур не отодвинулся и смотрел зеку в лицо.
– Ну, ни хрена себе! Почтальон с воли в хате появился. – Вор откинулся назад. – Малява с собой?
– Сева, некогда было сегодня письма писать и получать. Мы рядом сидели. Пристёгнутые к батарее. Мне всё на словах передали.
– Так, какой же это прогон? – удивился приличный арестант и всё же решил уточнить: – Где сидели и с кем?
– В РУОПе на первом этаже. Со мной говорил Захар.
– РУОП – это серьёзно, – Сева задумчиво рассматривал собеседника.
Кантемиров отвернулся и обвёл взглядом сокамерников. Все сгрудились вокруг угла камеры и внимали каждому слову старшего. Век живи – век учись. Пока жив… Главный сиделец принял решение.
– Смотри, Тимур – как бы ты красиво не заехал сегодня в мою хату, но если сейчас толкнёшь фуфло, спать будешь возле параши.
Новичок посмотрел на противоположный угол камеры с незатейливыми бытовыми удобствами и кивнул. Тимур знал, что в местах лишения свободы уважают тех людей, которые стараются не менять своих мнений. Если кто-то говорит сначала одно, а потом другое, то может произвести на сокамерников впечатление непостоянного человека, которым при необходимости можно легко манипулировать. А спать он сегодня будет нормально… Как все в этой камере.
Савелий Симонов задумался о чём-то своём – авторитетном. Сокамерники ждали, переминаясь с ноги на ногу. Боксёрчик посмотрел на Тимура и подмигнул коллеге по спорту – не ссы, братан. Сева повернулся к новичку.
– Слушай сюда. Мы с Боксёрчиком с другой организации будем. Не тамбовские. Сейчас в моей хате все равны, и есть у нас пацанчик из их бригады. Черныш его зовут, – смотрящий посмотрел в сторону высокого парня, лет двадцати и уточнил: – Коля Чернышев.
Тимур кивнул в ответ. И если на некоторых сокамерниках спортивная одежда сидела мешком, то пацанчик в синей спортивной куртке и соответствующих штанах выглядел складно. Гонец с воли внимательно рассмотрел тамбовца. Легкоатлет или лыжник? Высокий, плечи широкие… Или пловец? Может быть, специалист по прыжкам с шестом? Явно, не шахматист. И кого только сейчас в тюрьме не встретишь… Сева продолжил:
– Тимур, сейчас мы с ним вместе тебя послушаем, остальные покурите пока.
Заключённые потянулись к пачке сигарет. Двое разулись, прошлись по нарам к стене с окнами и закурили, закинув головы вверх. Дисциплина и порядок в хате… Боксёрчик пододвинулся в сторону, уступая место Чернышу. Информация с воли – вопрос серьёзный и рисковый. Меньше знаешь – крепче спишь. Новенький оказался между спортсменом и вором, который сказал:
– Слушаем тебя внимательно. Говори тихо и подробно: когда, где, с кем говорил, и что тебе сказали – слово в слово.
Тимур кивнул, немного подумал и начал отвечать за свой базар.
– После обыска меня привезли в РУОП на Рузовской улице. Я успел табличку на доме прочитать. Время точно не могу сказать, у меня руки постоянно были за спиной в наручниках. Думаю, где-то около пяти. Тамбовские сидели на скамейках первого этажа, пристёгнутые по двое к батареям. Всего четверо. Меня на скамейку рядом определили и тоже прицепили. Челябинские опера ждали следователя. Нас охраняли двое в форме с оружием у входа и ещё рядом стояли два курсанта милиции. Захар в синих джинсах и в коричневой кожаной куртке сидел крайним ко мне.. У него шрам слева под ухом, – Тимур посмотрел на Черныша. Спортсмен слушал внимательно, перевёл взгляд на старшего и утвердительно кивнул. Докладчик продолжил: – Этот в куртке так и сказал мне: «По тюрьме прогон пусти – Захара с братвой сегодня менты приняли…». Всё.
– Всё так – всё, – опытный зек повернулся к представителю тамбовских. – Черныш, знаешь Захара?
– Из наших бригадиров. Крутой, – поделился спортсмен. – Видеть – видел, но не говорил ни разу. Где Захар, и где я?
– Вот и я говорю – с какого хрена тамбовский бригадир вдруг проникся к тебе доверием, залётный ты наш? – Сева смотрел в лицо новичка.
Тимур вспомнил недавно выученный неологизм, улыбнулся и ответил:
– Я там ментёнка на пол уронил. Захару понравилось.
– Не понял. Обоснуй, – вор смотрел серьёзно. Воровской прогон – это не шутки.
– Сева, Черныш…, – Гонец с воли наклонился и заговорил ещё тише. – Рядом с нами стояли два курсанта в форме. Тамбовские молчали, а я начал с челябинских оперов свою пайку требовать. Они же меня без обеда оставили, обязаны накормить. Тут один из курсантов подскочил, нервный весь: «Разговаривать запрещено…», и ногой хотел мне по туфле двинуть. Я ногу убрал и смог зацепить сапог курсанта. Вот ментёнок со всему маху и приложился затылком об пол. Звонко получилось…
Смотрящий с тамбовским переглянулись и заулыбались, представив мизансцену с лежащим курсантом милиции на первом этаже РУОПа. Сева задал резонный вопрос:
– Тимур, сильно били?
– Вот тут, Сева, я сам до сих пор в непонятках, – Кантемиров задумался. – Сержант только подскочил резко, а потом автомат за спину закинул и вернулся на пост. Да и все тамбовские за меня впряглись. Захар так и сказал, что мент сам упал. Поскользнулся…
– Ни хрена себе! – с гордостью за своих земляков влез в разговор юный тамбовец.
– Черныш, да потом сами уральские менты удивились. В Челябинске такой номер без последствий не прошёл бы. Так и сказали…
– Ладно, Тимур. Если всё так и было, эту историю я ещё услышу, – взгляд старшего смягчился.
– Так и было, Сева. Я туфту не гоню. И, дай бог, про этого ментёнка вместе услышим.
– Лады, – главный вор похлопал новичка по плечу и принял авторитетное решение показать сокамерникам волю воровскую и поиграть в бандитскую демократию. Сева встал, за ним вскочил Черныш. Новенькому ничего не оставалось, как встать рядом.
– Братва, слушай сюда! – Все разом повернулись в сторону главного вора в камере. – Мы с Чернышом послушали пацана, он нормально базарит. Принимаем Тимурку в хату?
Братва довольно загудела. Зашёл правильно… Общак пополнил… Завтра спарринг… Наш братан.
Новичок кивнул всем в ответ и присел вслед за смотрящим. Сева решил проявить заботу и гостеприимство.
– Тимур, менты тебя кормили?
– Купили за мои деньги шаверму, минералки и пять пачек сигарет. Одну пачку я охране оставил, – Кантемиров решил не посвящать вора в тонкости заезда в его камеру и умолчал о плате конвойной службе в виде бутылки «Распутина» за его оформление в ИВС УВД Калининского района. Савелия заинтересовал другой вопрос.
– Деньги остались?
– Уральские опера сдачу вернули. И у меня с собой ещё есть.
– Правильные менты, – улыбнулся вор и вернулся к своему интересу: – Сколько денег с собой?
С одной стороны, не дело старшего по камере твоими деньгами интересоваться, с другой – при желании можно и поделиться. Не убудет. И не отберут же силой?
– В носках полторы сотни, а сдачу в кармане не считал.
– Здесь не трать. На Крестах больше пригодятся. Завтра поговорим. И ещё, Тимур, – приличный арестант сделал многозначительную паузу. – Без погоняла тебе никак. Не пожарником же тебя обзывать?
– Не, Сева, только не «Пожарник», – покачал головой бывший старший пожарный.
– Почему, Тимур? На зонах тоже есть "пожарные расчеты", но это уже должность и соответственно – актив.
– Я похож на активиста?
– Вот и я так говорю – не похож ни хрена. – Старший по камере развернулся в сторону подопечных. – Братва, завтра нашему Тимурке дадим нормальное погоняло.
Камера радостно загудела. Завтрашний день общался быть плотным и насыщенным…
Хотя, заключенные совсем не обязаны иметь прозвище. Это дело сугубо добровольное. Если, кто-то хочет, чтобы его звали просто по имени, так заставлять никто не станет. И слово «прозвище» немного не применимо к тюремному лексикону. Тем более, неприменимо слово «кличка». Зеки называют свое «искусственное имя», полученное в местах лишения свободы, «погоняло» или «погремушка». Погоняло – неотъемлемый элемент тюремной культуры наравне с чифирем, наколками и карточными играми. Так принято в российских тюрьмах…
Заключенный Кантемиров зевнул до хруста в челюсти. Организм, державшийся весь день в сильном напряжении, расслабился и потребовал отдыха. Новичок повернулся к главному сидельцу.
– Где могу прилечь?
– Падай прямо за Боксёрчиком.
Тимур подошёл к раковине, умылся и сполоснул зубы. Вернулся на нары, разулся, скатал плащ, положил под голову, лёг на спину, укрылся пиджаком и уставился в зелёный потолок. Один и самый главный вопрос так и остался открытым – как дать знать о себе Князеву и Жилину? Адвокат Соломонов отпадает. Хотя и проучились вместе шесть лет, и водки попили немало, бывший студент Кантемиров пока не был готов доверить свою судьбу защитнику Серёге. Давно не виделись, да и сам неожиданный уход с работы по собственному желанию сотрудника уголовного розыска был непонятен до сих пор...
При разговорах по телефону Тимур не спрашивал, а Сергей сам не рассказывал о причинах увольнения. Поэтому бывший дознаватель и настоящий опер тоже решил не распространяться о своей работе в тех же самых органах. Не то чтобы чёрная кошка пробежала между университетскими друзьями, просто каждый из двух молодых, самодостаточных мужчин шёл своим путём. Каждый из них чётко знал свою цель и стремился к результату. Адвокат отпадает…
Может быть, использовать защитника втёмную? Серёга не дурак, да и оперативного опыта у него больше. Вмиг просчитает, и возникнут вопросы. Пока оставим всё как есть в рамках уголовного дела – адвокат и его клиент.

«Что делать?»
С этим вечным русским вопросом в голове оперуполномоченный Кантемиров уснул в камере изолятора временного содержания УВД Калининского района бандитской столицы нашей необъятной Родины…"