В семидесятые годы в ГДР отношение немцев к русским (для местных мы все были «русскими») было в целом доброжелательным. Хотя, скорее всего, часть людей просто хорошо скрывали свою враждебность. Не зря же при заступлении в караул в "день Х", то есть в годовщину антисоветского восстания 17 июня 1953 года, нас особо инструктировали по поводу возможных провокаций со стороны населения.
В 1963 году, как раз на десятилетие восстания, я был в наряде, охранял склад ГСМ. Часа в три ночи появился проверяющий - полковник из штаба дивизии вместе с начкаром. Полковник дал вводную: "Пожар на объекте!". Я вначале просигнализировал в караульное помещение, затем подбежал к огнетушителю и условно изобразил тушение пожара. Проверяющему это не понравилось, он скомандовал действовать по всем правилам: снять огнетушитель с противопожарного щита и следовать инструкции. Я так и сделал, но огнетушитель оказался просроченным и сработал сам по себе. Штабного полковника залило пеной до пояса, мне же досталось по самый комсомольский значок. Так повышенная бдительность начальства в "день Х" обернулась конфузом.
Однажды я ехал с начальником клуба части в трамвае. Закупали мы с ним в городе краски для плакатов. Капитан уступил место вошедшей пожилой немке. Она, полагая, что офицер не владеет немецким, достаточно громко сказала случайной соседке: "Свинья знает своё место". Офицер промолчал, но когда трамвай приблизился к остановке, потребовал, чтобы водитель подозвал постового полицейского, которому и сообщил на хорошем немецком о происшествии. Ни слова не говоря, полицейский высадил хамку и повёл её в участок.
Как-то с земляком пошли в увольнение в город. По пути решили заглянуть в гаштет. Чтобы не мелочиться и не дёргать лишний раз кёльнера, сразу заказали по двести граммов шнапса и по бутылке пива. Хозяин гаштета сам принёс в двух высоких кружках пиво и в двадцати стопочках по двадцать граммов шнапса. Нас такие мизерные порции удивили, но просить более подходящую посуду не хотелось. Пришлось пиво быстро употребить не в качестве закуски, а только, чтобы освободить посуду под шнапс. Слили его в эти кружки и выпили без закуски, занюхав и вытерев рот рукавом шинели. Встали, собрались уходить. Тут к нам из-за соседнего столика подошёл пожилой немец из большой компании таких же ветеранов не знаю чего, а может, просто соседей или приятелей. На сносном русском языке он объяснил, что его друзей удивила и понравилась наша манера пить помногу одним махом. Они хотят угостить нас такой же дозой спиртного. А мы особо и не возражали. Увольнение удалось…
В те годы ещё служили в ГСВГ своеобразные командиры - фронтовики. Танковый полк в Иене дислоцировался неподалёку от почти полностью вывезенных в Советский Союз знаменитых заводов оптического оборудования "Карл Цейс". И как-то раз во время ужина в ресторане командир этого полка, будучи сильно навеселе, повздорил сначала с кем-то из немцев-посетителей, а потом и с обслуживающим персоналом. Недолго думая, он смотался на машине в свою часть, поднял по тревоге танковую роту, на бешеной скорости подогнал её к "провинившемуся" ресторану и направил танковые орудия на здание. Конечно, началась дикая паника, все в чём были, повыскакивали на улицу. Сейчас не вспомнить, был ли наказан этот "герой», и если да, то каким образом…
Конечно, неженатым военнослужащим приходилось туго без женской ласки. Дело молодое! Сверхсрочники рвались в отпуск, чтобы обзавестись на родине законной женой. К себе на Украину съездил наш бравый красавец-старшина Лазоренко и вернулся с восемнадцатилетней девушкой-селянкой, после чего начал гонять нас на вечернюю прогулку под окнами своей квартиры, заставляя всю батарею распевать: "Раз, два, три, калина, чернявая дивчина". А сама "чернявая дивчина" слушала наше пение у открытого окошка, млея от таких знаков внимания своего мужа. Старшина другой батареи, Омельченко, привёз с той же Украины уже немолодую и многоопытную жену Веру, сразу устроившуюся официанткой в офицерскую столовую. И в части появилась отрада не только для законного супруга…
Солдаты решали "половой вопрос" в зависимости от случая и личной расторопности. Некоторые стремились попасть в команды, которые направлялись в Союз за молодым пополнением. Такая поездка означала не только полмесяца достаточно вольготной жизни, но и сулила любовные приключения. В Польше в те годы было очень туго с продуктами, и полячки приходили к нашим воинским эшелонам, зная об иного рода голоде, который испытывали русские солдаты. За килограмм сливочного масла или пару банок тушёнки солдат получал от "пани" всё, что ему требовалось.
В Восточной Германии женщин за проституцию наказывали весьма своеобразно - поселяли на несколько лет в бараки, под надзор полиции. И в Гере, на окраине города, в полукилометре от нашей части, было три таких барака, где жили проштрафившиеся разновозрастные "жрицы любви". Самые голодные в этом смысле бойцы с риском быть пойманными гарнизонной комендатурой или немецкой полицией отваживались бегать к ним. В качестве оплаты брали с собой сигареты, шнапс, ту же тушёнку или рыбные консервы, а то и месячное солдатское жалованье - пятнадцать марок. Но и бойцы комендантского взвода не лаптем щи хлебали: они устраивали засады в кустах вокруг бараков, а иногда умудрялись затаиться даже на козырьке над входом в барак. Попавшимся тут же давали десять суток гауптвахты.
Был и ещё один способ удовлетворения половых потребностей. К территории нашей части с одной из сторон примыкали дачные участки горожан, поздней осенью и зимой безлюдные. Там и назначали свидания солдаты, нашедшие себе подруг-немок. Почему-то любовницами наших солдат были преимущественно девчонки до восемнадцати лет или "фрау" прилично за сорок. Последние обустраивали встречи весьма обстоятельно: приносили с собой одеяла, еду, выпивку, презервативы, полотенца - на все случаи половой жизни…
Когда дембельнувшийся на год раньше меня полковой повар предложил мне в наследство свою "даму сердца", но я, памятуя свой первый подобный опыт, отказался. А первый опыт заключался в следующем. Уходил "на гражданку" мой земляк. У него загодя было назначено свидание с немкой, на которое он попасть до отправления своего эшелона уже никак не успевал. Вот и попросил меня, молодого солдата, пойти на свидание вместо него, дал её фотографию. В назначенное время я перебрался через забор, встретился с немкой, показал ей фото, познакомился, и мы рванули подальше от расположения части. Девушка привела меня на кладбище и предложила заняться любовью на засыпанной снегом могильной плите. Я был так ошарашен, что мгновенно ретировался, даже не попрощавшись…
А однажды полк потряс совершенно невероятный случай. В окрестностях Геры у нас был свой свинарник, где на постоянной основе несли службу несколько человек из хозвзвода - свинари. Многие завидовали той свободе, которой они пользовались. К примеру, они могли обменять у местного населения свинину на шнапс. Горячую еду им завозили раз в сутки, ночевали они тоже в своём свинарнике. Однажды по какому-то вопросу там решил побывать заместитель командира полка по тылу подполковник Чулков. Приехал он в свинарник, а там никого нет. Ходил он, ходил меж свиней и вдруг слышит откуда-то сверху звуки гитары. Оказывается, в свинарнике имелось чердачное помещение и к лазу наверх была приставлена лестница. Подполковник, хоть и был грузен и неуклюж, не поленился забраться на чердак. Здесь челюсть у него отвисла надолго. Там оказалась женщина-инвалид лет сорока, без ноги. Её протез служивые умыкнули и надёжно спрятали. И немка уже полмесяца, вначале по принуждению, а затем и в охотку, находилась на чердаке в качестве коллективной любовницы всей команды свинарей. Солдаты, надо отдать им должное, кормили её как следует, регулярно поили спиртным и, как она честно призналась, не обижали и любили очень. Пришлось подполковнику срочно менять всю команду...
Да и жёны некоторых офицеров и сверхсрочников не отличались строгостью нравов. Были всё же исключения от «совьетико морале». Оно и понятно. Мужчин вокруг хоть отбавляй, а в основном женщины не работали, сидели дома и жили в полном безделье и скуке. Пример - жена одного сверхсрочника по имени Жанна. От одного из солдат-москвичей я знал, что он с ней путается. Но однажды, когда полк был на стрельбах и в расположении части оставались только семьи и дежурная команда, у Жанны на квартире случилась шумная пьянка с голыми плясками на столе. Застукали в три часа ночи вместе с Жанной троих солдат из хозвзвода. Дело кое-как замяли, учитывая, что у них была маленькая дочь.
Развелись супруги уже в Союзе…
Падение морального уровня коснулось и офицеров. В течение трёх дней выслеживали молодого лейтенанта Литовченко, командира огневого взвода Второй батареи. Было известно, что он связался с проституткой на семнадцать лет старше его, но где они встречались, никто не знал. Пытались ловить его по адресам прежде снимавшихся ею квартир. Когда его на четвёртый день поисков доставили в часть, он написал командиру полка рапорт с просьбой разрешить жениться на немке. На этом рапорте командир части лично вывел буквально такую резолюцию: "Хуй тебе в жопу!"
Любвеобильного лейтенанта после поимки в 24 часа выслали для прохождения дальнейшей службы на Камчатку. Остудить немного свой пыл любовный…
(навеяно воспоминаниями однополчанина)