Любите ли вы конные прогулки так, как люблю их я? Эти прекрасные моменты единения с могучим и в̶о̶л̶о̶с̶а̶т̶ы̶м̶ быстрым животным! Это древнее стремление к покорению пространств! Это прекрасное чувство полета души и тела, и ветер в лицо, и ты сразу одновременно и бесстрашный ковбой, и македонская конница, и неуловимый мститель в одном лице!
Про отбитую задницу и походку циркулем на следующий день мы тут, конечно, вспоминать не станем. Во-первых, это проза жизни, во-вторых, нивелируется регулярными упражнениями. Ну и вообще, как правило, люди на лошадь не за этим лезут.
Крым. Сияющее мартовское утро греет уже зеленые склоны Внутренней гряды. У Птенца школьные каникулы, у меня честно заработанный отпуск - целая неделя досрочной весны на двоих, и мы трясемся на дряхлом автобусе в сторону гор, искать себе приключения на нижние девяносто. Отпуск затем и нужен, чтобы набивать жизнь событиями, иначе для чего оно все?
Копыта ордынских коней должно быть знатно потоптались по фамильному дереву, и даже пятисот лет не хватило, чтобы истребить неуемную тягу к перемене мест. Я подбила детку прокатиться верхом по лесу к безымянному озеру, рассудив, что четыре ноги лучше двух, и незачем надрываться самим, если есть возможность переложить тяготы на чужие плечи в самом прямом смысле. К тому же мы толком так ни разу и не видели крымских гор, и вот прекрасная возможность совместить удовольствие с познанием. Дитя против ничего не имела, поэтому не успело солнце добраться до зенита, как мы уже вглядываемся в темноту тесноватого амбара, в котором вздыхают разномастные скакуны.
Да, это вам не призовая конюшня, конечно, но лошади выглядят сытыми, гладкими, ухоженными, а что статью не вышли - так и мы тоже не еленыпетушковы. Деве, как самой неопытной, я попросила кого-нибудь посмирнее, мне досталась толстая сварливая кобыла, а девочка-проводница, немногим старше Птенца, подседлала себе неврастеничного жеребца, и все вместе мы тронулись в путь.
Дорога, на которую нам надо, выходит из села почти у самого его начала, поднимается над домами, и дальше долго идет вдоль склонов по лесам, а потом сворачивает в одну из многочисленных долин. Должно быть, летом здесь царит приятная прохлада - густые ветви даже сейчас переплетаются над дорогой, а уж когда все закроет зелень, то получится просто коридор. Иногда деревья расступаются, открывая небольшие поляны, и тогда высокое уже солнце заставляет нас жмуриться. Вокруг царит благословенная тишина, только пищат какие-то пичуги, да фыркают на ходу лошади. Мы едем друг за дружкой, поэтому разговаривать толком не выходит, но все же наша Ариадна, время от времени поворачиваясь назад, ухитряется рассказать нам немного про окружающий пейзаж.
- Смотрите, заяц. - На очередной поляне, уходящей вниз по склону, сидит ушастая рыжая зверюга размером с неплохую собаку. На наше дружное "Ах!" он подскакивает, и мгновенно скрывается в кустах, мелькнув белым пятнышком хвоста.
В восторге мы разглядываем склоны, обсаженные по горизонталям ровными рядами сосен - колоссальный труд сотен людей, после войны превращавших свой край в зеленый Эдем. Однажды мы ехали в поезде с пожилой женщиной, которая рассказала нам, чего стоило посадить эти леса, и как плохо приживались они на бедной скалистой почве, и как приходилось подсаживать их год за годом, пока они не окрепли, наконец, и не превратились в то, что мы видим сейчас – грандиозный живой памятник стране, которой больше нет.
Мы петляли по горам около двух часов, прежде чем добрались до озера. В конце марта, да еще в будний день там было совершенно безлюдно, на радость нам, но в целом само путешествие оказалось интереснее цели. Мы слезли с седел размять ноги, пофотографировали друг дружку, напоили лошадей, перекусили парой галет, и, в общем-то, можно было трогаться обратно. Вот тут и настигли нас завтрашние удовольствия – раз уж сел в седло, то сиди в нем до конца, иначе можно ненароком узнать, что именно должен беречь кавалерист пуще глаза. С криками и стонами взгромоздились на своих аргамаков, и отправились туда, откуда пришли.
Та-па-тап-тап, та-па-тап-тап - копыта топчут желто-белую землю, изредка звонко щелкает попавший под подкову камень. Кони расслабленно перешагивают полосы солнечного света, лежащие поперек дороги. Безмятежность царит под густыми кронами, едва-едва обметанными зеленцой.
Та-па-тап-тап, та-па-тап-тап... "Шаг - аллюр на четыре такта. Галоп - три, рысь - два" - вдруг лезут из глубин памяти строчки учебника. Кобыла неожиданно зевает, далеко вперед вытягивая пятнистую морду, а потом отряхивается, совершенно по-человечески мотая голововой. Троечными колокольцами звенят удила и пряжки. Седло убаюкивающе скрипит кожей. Все притомились - и люди, и лошади, и уже ощутимо посасывает в животе: что там было тех галет. Та-па-тап-тап, та-па-тап-тап... Мыкрас-ныека-ва-ле-рис-ты и про-нас...
Боженька обделил меня слухом и голосом - должно быть, именно поэтому я пою громко и охотно при каждом удобном случае. Поскольку романсы и прочая лирика с такими данными звучат чудовищно даже для меня самой, остаются трогательные марши. Полковник Френсис Чесней был бы мной доволен.
- Мы красные кавалеристы, и про нас! Былинники речистые ведут рассказ! - пробую я на язык знакомую с детства мелодию.
Кобыла заинтересованно разворачивает назад волосатые уши.
- О том, как в ночи ясные, о том, как в дни ненастные! - добавляю я громкости. - Мы гордо, мы смело в бой идем!
- Веди, Буденный, нас смелее в бой! - раздается сзади: дитя подхватывает почин.
- Пусть гром гремит, пускай пожар кругом, пожар кругом! - заливаемся мы уже на два голоса.
Девочка-проводник оглядывается, и я с удовлетворением вижу ее квадратные глаза и брови на макушке.
- Мы беззаветные герои все! И вся-то наша жизнь есть борьба!
Дитя замолкает, и дальше я снова солирую в одиночку, заставляя увядать нежные новорожденные травы и сниматься с гнезд окрестных птиц. Даже кобыла, кажется, пошла веселее - а может, это я просто от переизбытка чувств принялась в ритм пинать ее толстые рыжие бока. Слова песни появляются из памяти сами, и тут как с сороконожкой - главное, не задумываться и не останавливаться, а то может выйти неловко. Воодушевленное дитя горланит припев - он хотя бы повторяется, и дает время на передышку. Слова марша падают под копыта в такт конским шагам - вот он, метроном.
- И в битве упоительной, лавиною стремительной! Даешь Варшаву, дай Берлин, и врезались мы в Крым!
Для пущего восторга не хватает только разухабистого свиста, но тут, увы, ужасный пробел в умениях. Впрочем, и так тоже неплохо вышло.
Песня заканчивается, и девочка-проводница снова поворачивается к нам:
- Галоп!
Наподдав пятками жеребца, она поднимает его вскачь. Я пинаю рыжие бока, но у сварливой карги подо мной собственное мнение о беготне по пересеченной местности. Обозначив несколько тяжелых прыжков, она снова переходит на шаг. Деткин же конь вообще не обращает внимания на всю эту суету, и идет, как шел. Прокатные лошади всегда знают, как лучше.
Мы выезжаем в долину - снова внизу под дорогой видны крыши, белая каменная башня, и растворяющиеся в синем мареве далекое плато, за которым живет море. У нас ещё до черта времени, и мы увидим его прямо через пару часов. Иначе для чего оно все?