Рыбаки, доложу вам, мало чем отличаются от людей. Нам тоже надобны наличная удача, трезвая метеосводка и бессмертие. Разве что денег чуть побольше, потому как нет пока такого закона, чтоб рыбакам водку бесплатно раздавать.

Серёга утверждает, что на рыбалке главное, это рекогносцировка, дислокация и дегустация. В дождь пить надо чаще, а при восточном ветре – больше. Зимой водка слаще, а летом интересней. Осенью лучше закусывать, а весной можно запивать.

Весь этот трактат неутомимый аналитик выдал телепаясь в санях за снегоходом, который вез нас на девственное озеро. Каждый постулат он подкреплял практическим экспериментом, отхлёбывая из фляжки, потому как, по его словам, в санях за снегоходом трезвыми ездят только падшие алкоголики. Бриллиант озера в обрамлении заснеженных сосен встретил нас первородным снегом с привкусом предвкушения. Кристальный воздух можно было откусывать, а вся тишина мира скопилась над озером и томно безмолвствовала.

Серёга тут же придумал новый термин – экоалкоголизм.

Родимые пятна избушек, разбросанных по берегу, манили теплом и уютом во хмелю. Но оказалось, что зафрахтованная нами, самая уютная и в отдалении, ещё занята такими же учёными в области спиртосодержащих продуктов. Не допрактиковались ещё, лабораторные работы доделывали, видимо. Смотритель кордона Николай, этакий Чиполлино на пенсии, разместил нас временно в главной избе, которая позиционировала себя как центральный офис.

Частично расчехлившись, мы продолжили дискутировать на тему, испытывает ли рыба синдром жертвы. Потом Серёга свернул разговор в привычное русло и опытным путём грозился доказать, что водка, как женщины, нет двух одинаковых бутылок. В каждой своя загадочная изюминка. Никто не отказывался стать подопытным и даже Коля, поскольку халява. Серёга потом присвоил ему звание пассивного алкоголика и дал кличку Сухофрукт.

Через некоторое время прибыла новая банда мыслителей, а наша изба уже освободилась, и надо было динамично менять диспозицию, в смысле ретироваться в ритме гопака. В суматохе похватали вещи, на столе оставалась только-только початая бутылка с экспериментальным материалом и Серёга, не задумываясь, сунул её за икону в красном углу избы. Почти во всех рыбацких избах есть такой угол с изображениями.

Недоумевать было некогда, и мы спешно переселились. Пока располагались в своей хибаре, Сергей рассказал, как однажды искал дома бутылку водки, спрятанную накануне в порыве предусмотрительности. Нашёл, утверждает, всё: любимую зубную щётку под диваном, настоящий дневник старшего сына, полбутылки трёхлетнего коньяка, на котором уже можно было дорисовывать ещё пару звёздочек, заначку своей жены и свою, старый мобильник в морозилке. Водки не нашёл. Я говорю, как такое может быть, ты лучший сыщик республики какого-то там лохматого года? В этот раз, говорит, сыщик во мне проиграл оперативнику.

Осторожно спрашиваю, ну, а сейчас что было? Вот испарится у нас водка, как она это умеет – неожиданно и ночью, что будешь делать? Как попрёшься в чужую избу? Ты думаешь, там тебе обрадуются?

Ну, во-первых, говорит, после библии самая умиротворяющая книга – уголовный кодекс.

- А во-вторых, мне всегда есть что сказать людям, особенно ночью.

- И что ты им скажешь?

И вот поднимается этот учёный гоблин, эти два метра угрюмой доброты, разводит в милосердии угрожающем руки и скрипучим от дешёвых сигарет голосом нежно произносит:

- Люди добрые, скажу им. Я не к вам. Я к Господу.

Атмосферное давление над озером резко подскочило. Не хотел бы я оказаться в той избе, потому как у Серёги косая сажень ещё и в мозгу.

Мы продолжили изыскания в области потребления потому что на рыбалке пить, это, конечно, грех, а не пить, это предательство.

На следующий день у нас не клевало, не знаю, может ветер восточный или давление подвело.