— А помните анекдот, как забывчивый провинциальный генерал-губернатор в угаре празднования тезоименитства послал императору Александру III телеграмму: «Третий день пьем за здоровье вашего Величества!» — сказал утром, краснея щеками, Арт на третьи сутки после своего дня рождения, стыдливо ставя на общий конторский стол принесённую с собой бутылочку ноль-семь французского коньяка.

Хлопая для разгону одну за другой рюмашки французской потравы, кинулся мелко резать и подрумянивать на сковороде свинину. Рядом в сотейничке жарил до золотистой корочки лук и болгарский перец. Кидал туда же грибы и притамливал.

Несмотря на то, что весь научный коллектив во время предколлоквиумной разминки единогласно пришёл к беспорной истине: «Чача кроет своими органолептическими качествами басурманский коньяк как бык овцу!», въедливо и категорически оппонировал пролонгированному имениннику тем, что сей казус произошёл у нас в Таганроге. И на самом деле текст послания был: «Вторую неделю пьем за здоровье вашего Величества!»

Нет, конечно же, у нас в империи всё что не столица, то провинция и, следовательно, любое местечко имеет возможность бороться за право на данный анекдот. Но в этом споре, думается, нет сомнения, что пальма первенства принадлежит нашему городку, который Петр I собирался назначить столицей ещё до той безумной идеи заложить стольный град средь чахоточных болот Ингерманландии.

Варил капельку риса. Срезал с маленьких порционных буханочек чёрного хлеба верхушку. И, выковыривая мякоть, щедро кидал её прямо вниз, на пол, в пасти жаждущим животным. С любопытством отмечал, что кот Аф Афыч жадный и жрёт чёрного хлеба больше всех.

— Ахъ! — стонал ваш покорный слуга, щедрыми мазками рисуя коллоквиантам возможное развитие истории — Каким прекрасным было бы настоящее, если бы наш городок остался столицей.

Прежде всего мы бы начистили хвосты не родственным нам по духу викингам шведам, а нехристям туркам и, как следствие, Босфор и Дарданеллы были бы давным-давно нашими.

Следом, не медля, мы бы взялись за организацию Академии де сиянс. Это вам не на берегах Невы топить сырыми дровами тесные избы, где и одному грубияну Ломоносову было тесно. У нас достаточно в одной из тенистых рощ под городком вымостить кирпичом дорожки для перипатетиков. На лужайках поставить в добром количестве мраморных колонн, портиков, беседок и фонтанов. Останется только на развилках, для приятного вдумчивого созерцания, на постаменты организовать голеньких дев во всяких соблазнительных позах. Для философской школы стоиков - живых, остальным - из мрамора. Лапотник-помор из Холмогор до нас, конечно же, не дошёл бы. Врезал бы дубца по дороге. Да и пусть его. Плевать на него с нашим удовольствием. Зато в местные аркадии прибыли бы из европ всякие разные вольтеры с дидеротами и ницши с кантами.

Декабристы, не нахватавшись за рубежом заразы гуманизма, ни в коем разе не вышли бы на площадь. Так как, весь этот, прости боже, гуманизм вместе с приехавшими философами был бы уже у нас.

Да и вообще, революций (кроме, естественно, сексуальных) в нашей южной столице просто не могло бы быть. Никаких. От слова совсем. Какие, спрашиваются, могут случиться мятежи в городе, где испокон веков для душевного и физического здоровья широко практикуется сиеста? В самый накал борьбы, когда пора идти на штурм дворца, в толпе неизменно прозвучит: “Минуточку, товарищи революционеры, а не пора ли нам пойти отдохнуть?” Флаги-транспаранты с надписями “Долой!” аккуратненько положат на брусчатку и с баррикад все уйдут по домам. А там, в прохладе-тенёчке, сытно откушают студёной окрошки. Кто на квасе, а кто и (будучи в душе настоящими бунтарями-карбонариями) на кефире. И сладко, часика на два, придремлют…

Крымская компания одна тысяча восемьсот пятьдесят третьего-шестого года, в том случае, если бы даже и началась, то, несомненно, была бы победно выиграна из-за короткого плеча военной логистики и опережающего весь мир темпа индустриализации. Из-за гениального серба Никола Теслы мы бы не жгли бы углеводороды, а благодаря творческому тандему Вернера фон Брауна и Королёва и головокружительному прорыву человека в космос, мы бы уже колонизировали планеты галактики Андромеды…

Смешивал подрумяненные кусочки мяса с томлёными овощами и рисом. Солил и перчил. Добавлял чеснок, укроп, зелёный лук и набивал плотно буханки. Нежно лаская каждую краюху, завертывал в фольгу и отправлял в духовку, терпеливо приготовившись ожидать по термометру шестьдесят восемь Цельсия внутри, и томить при этой температуре ещё двадцать минут.

— Так почему же, дорогие мои, спросите вы, не случилось Таганрогу стать столицей? Где точка трагической бифуркации? Займём на время у Диогена фонарь для поиска человеков и обратим свой взор во тьму веков. Естественно, как и в любом эпическом цивилизационном крахе человечества (будь то гибель Атлантиды или отказ от моды на мини-юбки), нам необходимо «cherchez la femme». И действительно, при первом же пытливом взгляде, впрочем, как и всегда, всплывают бабы.

Как раз вскорости по основании Таганрога, в Турцию, ко двору султана Ахмеда III, было направлено русское посольство во главе с графом Петром Толстым. Высочайшим царским указом дипломату вменялось следить за кознями супостата «недрёманным оком».

Недрёманным оком он и следил. Пока султан и прочие визири-оттоманы, обожравшись халвы и рахат-лукума, отдыхали от дел государственных ночи напролёт, пролёживая оттоманки, наш штирлиц расставлял то, что по терминологии бойцов невидимого фронта называется «медовой ловушкой». «Не жалея иждивения» чиня «туркам великие дачи» под покровом темноты, омываемый громкими трелями цикад и заунывными звуками зурны, неутомимо захаживал на территорию султанского сераля за свежими разведданными.

Тихо опустим в нашем повествовании тонкую кисею цензуры на подробности гаремных акробатических этюдов графа Толстого. Подглядим только в предусмотрительно оставленную дырочку в занавесе, как наш селадонистый атташе (то ли из-за сребролюбия, то ли от широты душевной, то ли из-за того и другого одновременно) брал у благодарных одалисок (а кто бы тут устоял, я вас спрашиваю?) на память о незабываемых ночах «вещественные знаки невещественных отношений» в виде всяких драгоценных дамских побрякушек.

Но, как пелось в известной турецкой песне того времени (слова и музыка народные):

От скопцов на серале не спрятаться,
Нет секретов в гареме у нас.
Ни сойтись, разойтись, ни сосвататься
В стороне от придирчивых глаз…

И по Великому Дивану поползли кусучими клопами нехорошие слухи.

Понимая, что кастрированное гестапо (во всём чёрном от Хьюго Босс) дышит ему в затылок и он уже плотно под колпаком у Валиде-ханум, наш граф встал на лыжи, навострив их в ставку русского императора. Султан Ахмед III, подсчитав репутационные и финансовые потери, несколько вспылил и послал вслед беглецу сто двадцать тысяч турок и семьдесят тысяч крымцев во главе с визирем Балтаджи Мехмед-пашой. Теоретически, Толстой вполне удачно ушёл бы от погони, но его с головой выдавала глубокая колея от поставленной на гусеничный ход тяжелогружёной золотишком телеги.

У города Яссы погоня закончилась. Визирь Балтаджи Мехмед-паша накрыл всю гоп-компанию. Петр I беспробудно пил, Марта Скавронская, кокетливо крутясь перед зеркалом, примеряла привезённые Толстым драгоценности, а вороватый хитрюга Меньшиков... Альковный позор султана стыдливо прикрыли высокой политикой и заключили Прутский мир. Главными условиями которого были: вернуть неправедно нажитое золотишко и, почему-то, «срыть Таганрог до основания». Какая уж тут столица?..

Кстати, потом сию историю нагло спёр плодовитый борзописец Александр Дюма и переложил на свой, прямо-таки скажем - бедноватый, нормандско-саксонский лад. Заменив графа Толстого на герцога Бекингема, визиря Балтаджи на Д'артаньяна, несметное турецкое войско на трёх французских дворян-алкоголиков, неподъёмные сундуки с драгоценностями на пару жалких алмазных подвесок, а дивизион широкобёдро-волооких наложниц султана на одну-единственную тощенькую Анну Австрийскую.