Что должен делать любой уважающий себя мужчина, когда его единоутробную благоверную в очередной раз сманят грубые яхтенные моряки на "лодочках кататься", а вы сугубо мирный сухопутный человек и у вас от полного стакана воды морская болезнь, а от картины Айвазовского "Штиль" дрожат все поджилы?
Отвечаю со всей долей ответственности - нарушать.
Да! Нарушать и ещё раз нарушать все семейные законы. Смело и гордо попирать ногами все мыслимые человеческие ценности, через что чувствовать себя отмороженным бунтарём.
Осиротев, ворвался на кухню стремительным диким степным монголом, еле сдерживая победный клич своей польской непокорной крови. Немедля, прямо сразу, очертя голову кинулся варить куриный суп с малодоступными в мирное время в нашей семье манными клёцками и шалить насмерть запрещённое ещё при регистрации в загсе гороховое пюре.
Тушку молодого курёнка ласково омыл под струйкой тёплой воды и, похлопывая его нежно по попке, дабы не плакал, сунул в кастрюлю с водой. Туда же для разбавления одиночества птички сунул очищенную луковицу. Терпеливым караулом ждал рядом закипания и снимал, снимал шум. Одновременно для хрустальной прозрачности бульона белоснежной холщовой салфеткой тщательно протирал со стенок кастрюли накипевшее.
Как только курчонок под вилкой перестал попискивать и стал мягким, изъял его и луковку из кастрюли. Куру бережно положил остужаться на сквознячок, а варёный лук безжалостно вышвырнул прочь. Бульон символично присолил, засыпал в него картофель, нарезанный кубиками, и оставил вариться. Сам же принялся колдовать месиво под клёцки.
В стеклянную полусферическую плошку насыпал жмени три манки, стал вбивать яйца и мешать, мешать... Обильно солил и перчил смесью перцев, добавлял давленного чесночку. Смачивая чайную ложечку водой, стал черпать и закидывать смесь в бурнокипящий бульон. Рубленный же укропчик и пацифистскую веточку лавра добавил, как только клёцки в бульоне стали ощутимо развратно набухать.
Топил до прозрачности кусочки свиного сала в глубокой сковороде. Поверх скворчащих шкварок сыпал резаный лук, пассеровал и вливал в затворённое в крошечном глиняном горшочке пюре из замоченного в страшной тайне с вечера гороха. Рядом же в печи во втором горшочке томил до коричневой корочки ощипанное с курёнка мясо в сметане.
Хлебал хрючево чавкая, упиваясь гордостью за свою отвоёванную в жарких неравных битвах свободу. Мысленно сидя прямо на степной земле у жаркого ночного кострища, поправлял за спиной колчан и косил хитрым глазом за ближайший буйнотравый взгорок, ежеминутно ожидая коварного нападения диких амазонок со спины.
