Утречком меня вызвали на общую кухню, где уже в сборе был весь женсовет нашей коммуналки, и зачитали мои обязанности! Выслушав которые я заявила о своих правах, после чего мы все радостно перезнакомились и решили:! Споёмся!
Правилами жития была установка поддержания чистоты и порядка в квартире, а именно: каждая комната (читай семья) дежурила 2 дня подряд, после чего передавала дежурство следующей комнате, и так по кругу. В обязанности дежурных входило: мытьё всех мест общего пользования, а именно: туалета (пол, унитаз, вынос мусора), ванной, умывальной комнаты в которой было 5 раковин, кухни и двух раковин в ней, холла и коридора протяжённостью равным небольшой взлётной полосе. Всё это было необходимо драить с хлоркой, белизной и т.д.
В кухне тоже было всё распределено детально и каждой семье полагалось 80 см вдоль стены (выверено до миллиметра!) для установки стола и полки над ним, нахалы желающие поставить ещё и пенальчик или тумбочку, подвергались мгновенному гонению, а «лишние» мебеля молча выставлялись в коридор блокируя входную дверь захватчиков драгоценных кухонных сантиметров, а чо наглеть? Пусть знают!
Постирочные дни, равно как и верёвки в коридоре были распределены, и не дай те бох занять ванную под постируху не в свой день! Дни были распределены с учётом работающих (благо таких было всего трое), им отдавался приоритет суббота и воскресенье, остальные распределялись в будни.
На нашем общем коридоре произрастало 14 детишек, из которых две были девочками остальные сорванцы и продолжатели рода. Детишки были от нуля до десяти лет, поэтому тишины и покоя в стенах нашей коммуналки не было отродясь. Дружно болели гриппом, ветрянкой и проч. И ни у кого не было возможности отвертеться от той или иной болячки, ибо все были на одном коридоре как говорится в тесноте и в обиде!
Спустя 9 лет я побывала в Монино и не могла не запечатлеть наш родной подъезд,
На этом фото представлен коридорный балкон на четвёртом нашем этажу.
Магазинчика этого о ту пору не было, это новоиспечённое удобствие.
Коллективчик у нас подобрался весёлый, взаимовыручка была как в настоящей коммуне! Два раза в год устраивали субботники с генеральной уборкой, эт когда драились окна в местах общего пользования, мылись плафоны, а до потолка 4 метра и ещё пол метра, отодраивался пол в кухне вокруг плит и т.д. Зато после субботника объявлялась традиционная дискотека, в кухне сдвигали столы, каждый тащил «чо Бог послал», мужчины сбегав на магазин затаривались водовкой, и всё это громко и шумно отмечалось с танцами и песнями «Порааа в путь дороооогу!» Вообще мы не скучали и не ныли. А было отчего…
Родина, в то время как-то пофигистски отнеслась к армии, хотя справедливости ради надо заметить, она ко всем тогда пофигистски отнеслась, но к армии ни в одном государстве мира, со дня основания планеты Земля, так не относились… Военнослужащие люди подневольные и не могут, завтра уволиться и уйти на другую работу, да и живут они не там где желают, а там где Родина прикажет, и бунтовать оне не могут, ибо эт уже катастрофа и конец государству.
Единственная возможность хоть как-то прокормить семью, были ночные подработки на Рижском вокзале. Выглядело это приблизительно так. В шесть вечера наш папа прибегал из академии, бегом откушамши, бегом переодемшись и бегом на электричку в Москву на Рижский вокзал. На Рижском они разгружали вагоны с водкой, пепси, с колой, фантой и прочей жестяной расфасовкой (да, да! Водка в баночках примета 90-х!), вагоны разгружали где-то до полпятого утра, а потом пеши_бегом по Москве к первой электричке на Монино, дома бегом переодемшись в 7:00 уже на плацу маршировать тренировки к параду.
В 9:00 на занятия, а в 18:00 бегом домой и …всё по кругу! Когда 9-го мая я слышу как диктор рассказывает, из года в год, как почётно стать участником парада и о том, как каждый офицер мечтает участвовать в параде, удивляюсь кто ему речь писал? От парад увиливали всеми возможными способами, самые блатные и «умеющие договариваться» в них не участвовали, ибо это тяжкий труд и много нервов. Наш папа всегда имел сибирскую упёртость и лёгких путей не искал, а посему от парадов не бегал, и полностью подтверждал поговорку «Дураков работа любит».
Парад 50 лет Победа был грандиозный по масштабу и значению, и готовились к нему по-взрослому. Это был парад после долгого перерыва, парад к которому шили новую российскую форму, ибо в академию в 94-м году они поступали ещё в советской форме. У авиации форма стала синяя, очень даже кокетливо-симпатишная! Правда мужа мово сильно смущал «мутант» на кокарде, и посему он его постоянно, сразу после парада, менял на привычную «курицу» советского образца, за что регулярно получал замечания, и только когда пригрозили большими репрессиями на последнем 3-м курсе смирился и нацепил кокарду нового образца.
Три года пролетели совершенно незаметно, и подкралось время выпуска. По мере приближения выпуска из академии меня всё чаще стала посещать мысль о том, почему здесь на второй год не оставляют? Началось нервное для большинства служивого народу время поиска тёплых мест под солнцем. Мужа как-то это волновало мало, куда пошлют туда и поедем, на моё замечание, что могут послать так, что мало не покажется, а умные люди вона по московским штабам рассаживаются, он ответствовал, что в штабах он сиживать не будет, ибо рождённый летать в штабу не усидит и т.д.
У мово дорогого супруга приключился новый взрыв патриотизьму, от тоски по канувшей в лету стране. Увидев новые белые академические ромбики с двуглавым орликом, он воспротестовал: Не желаю! Желаю как раньше, с серпастым и молоткастым! Побёг на склад и при помощи жидкой валюты обменял новый, на правильный.
Кстати уже на выпуске многие спрашивали его, где взял? Я так поняла, что у офицеров того времени была дикая тоска по разрушенному Союзу нерушимому.
Женская половина выпускников озадачилась поиском платья для выпускного. Этого события дамы ждали 3 года, жили в коммуналках и практически без денег, но! В означенный день и час они под руку с мужьями пойдут по «красной дорожке» аллее ведущей к Дому офицеров на банкет, а по краям той аллеи будут стоять толпы народу, даже из Превоспрестольной приезжали о ту пору, дабы посмотреть на этот «проход».
В то время на местном горизонте моды выплыл Том Кляйн, со своими 100 долларовыми платьями и туфлями за тридцатку иностранных рублей. Великое множество женщин повелись на эту замануху и помчались в Московь за нарядами, которые вплоть до бала хранили в строжайшей тайне друг от друга, а зря…
Я как всегда была категорически против ветру, и решила, что буду шить у портнихи. И перешла в стан тех, кто шил на заказ. Платье моё было эксклюзивно, дорого и просто в единственном экземпляре.
Девки, в платьях от Тома Кляйна, на выпускном едва глаза друг другу не повыцарапывали, ибо были как рота солдат безупречно одинаковы!
На вручении дипломов нам был зачитано приговор, что дальнейший наш путь будет лежать за шесть тысяч вёрст от нынешнего места дислокации, а именно в Читинскую область, в Борзю, и даже не в саму Борзю, а в 12-ти км от неё родимой на аэродром Чиндант-2. Собирая вещи я пела песню: «На границе тучи ходят хмуро, край сурррооый тишиной объят!»
Бывалый народ подсказал, что обязательно нужно взять с собой в Борзю, вот такой незатейливый наборчик: керосиновая лампа, керосиновая печка, ячичек свечек много-много тёплой одёжи, мешок муки и мешок сахару обязательно. Пока я собирала вещи, муж сгонял на рынок в Москву и припёр оттуда все вышеозначенные нужности. Боже! Спасибо люди добрые, что предупредили нас об этих нужностях, ибо жизнь полна неожиданностей и открытий, которые ждали меня впереди.
Наш путь лежал через Омск (отпуск на родине мужа) в Забайкалье.