«Край земли» остался позади. Лето 1998 года, года дефолта и прочих потрясений.
Организм мой требовал положительных эмоций, ибо прошедший год нанёс точечный, практически ядерный удар по нервной системе. Поэтому был Юг.
Мы с детьми отдыхали в Таганроге наслаждаясь солнцем, морем, фруктами, парками, и даже просто улицами города, по которым можно бродить без страха. Отец семейства сообщил, что в начале сентября у него будет отпуск, поэтому было решено остаться в Таганроге до его приезда, потом отдохнуть здесь уже вместе с папой, откормить его витаминами и свежей рыбкой. Стало быть, детей на 1-ю четверть надо было определить в Таганроге в школу, чем я и занялась.
В ближайшей к дому школе нам выдали все справки, которые мы должны были собрать и приняли от меня заявление и документы, ибо Личное школьное дело старшего сына было при мне. Глянув на список справок для старшего сына я пришла в ужас, какое количество анализов предстояло сдать, а увидев простыню со списком врачей для младшего, которого надо было определять в 1-ый класс я ненадолго впала в уныние. Ненадолго, ибо оно, уныние, как известно грех.
Необходимо было найти подтверждение того, что мой малютка здоров и годен к обучению в школе у 17-ти врачей. Исключив из списка, такого жизненно-необходимого доктора как гинеколог, необходимых врачей осталось 16-ть. Собрав волю в кулак, мы начали методичный штурм детских поликлиник, ежедневно проводя в очередях по 4-5 часов. Две недели спустя мы попали к доктору с экзотическим названием – психоневролог. Т.к. со старшим мы этого врача уже проходили при поступлении в монинскую гимназию, я была абсолютно спокойна, а зря как оказалось.
В кабинете сидела «злобная бабка», я давно заметила, что пожилые тётеньки делятся на две категории: добрая бабуля и злобная бабка, так вот в кабинете психоневролога сидело второе и носило оно лицо злой колдуньи Гингемы. Только мы переступили порог кабинета она зашипела, пристально глядя в глаза вусмерть перепуганному дитёнышу:
- Какой сегодня день недели? Сколько сезонов в году? Какие? На каком транспорте тебе нравится ездить? Какие лесные растения ты знаешь?
От неожиданности я впала в ступор, ибо всё вышеозначенное она произнесла скороговоркой с загробной интонацией в голосе. Ребятёнок насупился…и отвернулся к двери. Я пыталась улыбнуться и тщетно пыталась повернуть его лицом к Гингеме, но сын баском произнёс:
- Мама пошли отсюда, а? Это не доктор, это злая бабка, она ничего не знает, а я ей ничо не расскажу!
Гингема хмыкнув, сообщила мне:
- Пацан к обучению не годен, он у вас ничего не соображает, годен к обучению с ограничениями. Только в спецшколе!
В этот миг вся моя благовоспитанность слетела с меня одномоментно, а посему аккуратно выставив младшего из кабинета в коридор под присмотр старшего, я медленно двинулась на Гингему:
- Слушай меня старая сука! Если ты своей артритной цапкой сейчас напишешь какую-нибудь хрень в карточке у моего сына, я не буду созывать комиссию и опровергать твой диагноз, я просто твоей мордой пересчитаю все ступеньки на нашей старой Каменной лестнице, а заодно проверю сколько там ступенек 188 или 189? Я давеча вернулась из таких мест, что состояние аффекту меня не скоро отпустит, ТЫ МЕНЯ ПОНЯЛА???
Она поняла, я видимо убедительно объяснила, быстро черканула в карточке «Здоров. Годен», старая грымза полезла в ридикюль за валидолом, я же взяв мед карту вышла из кабинету, громыхнув на последок так, что дверь на петлях удержалась, но килограммовый кус извёстки всё же вывалился.
А потом наступил август 98-го. Сначала было всё чудесно, день рождения младшего с кучей детей и походом всей пацанячьей толпой в парк. Но во второй половине месяца наш лексикон обогатился новым словом – дефолт.
В городе наблюдался массовый психоз с покупкой крупы, соли и спичек впрок. На витринах магазинов появились блокадные плакаты «Крупы нет!». Рынок опустел как во время чумы, ибо местное кугутьё ждало повышение цен и закапывало сгнившие помидоры в огороде, но отдавать «за бесценок» не собиралось. Всё, что было в те дни на рынке, это бочки со свежей кефалью (рыба имеет свойство портиться быстро, поэтому она продавалась и довольно дёшево), подсолнечное масло на розлив от местных маслобоен и…почему-то болгарский перец.
Но, как сказал мудрый еврейский царь «Всё проходит», привыкли и мы к слову дефолт и к новым ценам. 1 сентября мои дети пошли в школу, которая вызвала у них массу положительных эмоций, ибо они быстро обзавелись новыми друзьями. Старший сын, а для него третьеклассника это была уже третья школа, получив «прописку» от местных пацанов, которая означала пару-тройку подбитых глаз и разбитых носов у новых одноклассников, которые после этого его зауважали, влился в коллектив «мазут гражданских», которые Сушку от Тушки отличить не могут, не говоря уже о МиГарях, прикинь мам? согласился, что в Таганроге тоже можно жить и даже учиться!
В начале сентября мы встречали папу, традиционно пекли Наполеон, делали печёночный торт и собственно накрывали стол в честь приезда Отца семейства. Отец семейства нашего прибыл худющий, уставший и счастливый от того, что дети выросли из всей одёжи, загорели, окрепли и т.д. Увидев меня спросил, чиво случилось? Ты болела? Только тогда я глянула в зеркало и поняла, что скинула кило так 10 не менее, а я то думала-гадала как могут так растянуться от стирки джинсы? Беготня по поликлиникам и сбору документов, даром не прошла.
В конце октября мы попрощались с таганрогской школой, я выслушала массу приятностей от учителей: «Какие дисциплинированные дети!», «Удивительно эрудированный ребёнок!» и т.д., сказали до свидания Таганрогу и под всхлипывания моей мамы и сестры, сурьёзные напутствия моего родителя мужу, ну как лётчик лётчику, отчалили в край суровый Забайкалье, в бурятский посёлок с таким почти арабским названием Джида. И снова поезд. С Юга на Восток.
В дороге муж мне обрисовал оперативную обстановку…
Школа почти в трёх км от гарнизона в деревне, за железной дорогой. Квартиры у нас нет, ибо её то распределили, но она оказалась занятой каким-то капитаном тыловиком. И хотя его командир предупредил, чтоб тыловик-начпрод освободил и съехал в другую квартиру, в ту которую ему распределили, но там какая-то загвоздка в жене этого начпрода, которая отказывается вселяться в квартиру на первом этаже. А посему наши вещи стоят в одной из комнат гостиницы, а в другую комнату мы пока и прибудем. Эти рассказы меня впечатлили не очень, ибо мне было совершенно всё равно, т.к. с любой начпродовской женой я поговорю, и она меня поймёт гораздо быстрее чем, её муж понял командира.
В Иркутске у нас была 12-ти часовая остановка с пересадкой, но меня не смутила ни метель, ни – 18, и я как была с лёгких ботиночках и кожаной осенней куртке ломанулась по городу показывать все мои детские иркутские места семейству! Главное дети были одеты по-зимнему, ибо они выросли настолько, что в Таганроге мы купили им всё новое и дублёнки и сапоги зимние и шапки. Иркутск меня удивил тем, что за 16 лет, а именно столько я там не была, город не изменился. Вот совершенно! Как-то «перестройка» и лихие 90-е его совершенно не затронули. Поностальгировав в столице Восточной Сибири 12 часов кряду, поезд Иркутск-Наушки умчал нас к месту теперешней дислокации.
Прибыв в Джиду и окинув бывалым взглядом окрестности, я отметила: что сопки здесь не лысые как в Борзе, а одетые в тайгу, что городок весь уложен аэродромными плитами, что форточки в квартирах у народа настежь открыты, а на улице -20 и это меня порадовало. Больше всего меня порадовала встреча с нашими друзьями, Ирина Петровна она же товарищ старший прапорщик уже служила в дивизии, мы встретились как родные, мальчишки тоже были рады, что друзья у них на новом месте уже есть. Но попав в гостиницу я была огорчена, ибо батареи были ледяные и отопление отсутствовало как таковое. Первую ночь в Джиде спали не раздеваясь, ибо в комнате было 0 градусов.
Утром я сообщила мужу, что пойду побеседую с оккупантами нашей квартиры, но он попросил меня этого не делать, он ещё раз попытается решить эту проблему как офицер с офицером и поговорить с тыловиком. В обед муж вернулся и без особого энтузиазму сообщил, что капитан не знает, как ему уговорить жену переехать, что ему очень неудобно, но не будет же он с ней драться? Я просто спросила: «Адрес?»
Дверь мне открыла молодуха лет 25-ти, в мини-китайском кимоно в бабочках и павлинах, блондинка со всеми отсюда вытекающими неприятностями. Диалог между нами был приблизительно такой:
- Здравствуйте. У меня к вам вопрос, когда вы освободите квартиру занятую вами самовольно?
- Не дождётесь! Вот когда нам дадут, такую же трёхкомнатну, на третьем этаже в центре дома тогда и освобожу!
- Детка! Такая квартира тебе не положена! Во-первых она трёхкомнатная, во-вторых это квартира полка и к базе обеспечения она никакого отношения не имеет!
- Я не собираюсь жить на первом этаже, там, где в подвалах крысы бегают и балкона нет! У меня ребёнок!
- Дорогая! Я тебя огорчу окончательно и бесповоротно. У меня двое детей и есть трёхгодичный опыт проживания в коммуналке. А посему, я больше не задаю тебе глупый вопрос, с которого началась наша содержательная беседа, а просто ставлю перед фактом. Сегодня вечером, в 19:00 я ломаю эту дверь, т.к. ордер на квартиру у меня есть, и просто переношу сюда свои вещи, и запомни т.к. хозяйка здесь я, ты будешь на правах квартирантки! У тебя есть целых 5 часов, чтобы убраться отсюда, а я пока схожу в хозяйственный за новым замком, ибо этот я выкручу ровно через 5 часов. Оревуар дорогая!
Вернувшись в гостиницу, я позвонила мужу и сообщила, что сегодня в 19:00 жду его с эскадрилией для переезда в квартиру, на его глупый вопрос: «Неужто освободит до семи?», я сказала: «А это всенепременно, ибо жить со мной она вряд ли захочет!».
В 19:00 молодые летуны уже вовсю таскали наши вещи и мебель в освобожденную квартиру. И мы, как обычно распределив обязанности, уже обустраивали: я кухню, муж детскую.
А на следующий день уже отмечали новоселье, в кругу сослуживцев мужа и их жён. Ирина уже практически всех знала, а я только вливалась в женский коллектив гарнизона.
Жизнь постепенно входила в штатный режим у самой монгольской границы.
Так началась наша Дорога шестая.