После отъезда бабушки, они пробыли на даче у Ивана Максимовича еще три дня, а потом он велел собирать вещи. Правда эти три дня, Полина провела на даче в полном одиночестве, слово за словом зубря свою «легенду». Иван Максимович каждое утро уезжал ни свет, ни заря, возвращаясь только поздно вечером.

    - Поехали, внучка в столицу. Пора тебе на новом месте обживаться.
    Сборы были недолгими, и уже через час «шестерка» Ивана Максимовича пылила через подмосковные пробки, неторопливо подбираясь к Москве.
    - Жить будешь в квартире моей дочки. Она еще долго в Москве не появиться. От меня совсем рядом, минут пять-семь пешком, так что не бойся, одну тебя не брошу. Сейчас сразу заедем, вещи твои бросим, а потом давай по окрестным магазинам пройдемся. Там никто не жил…очень давно, так что в холодильнике шаром покати. А потом уж сама решишь, попервой у меня заночуешь, или сразу сама обживаться начнешь.
    Дом, в котором Полине предстояло жить ближайшее время, оказался на пересечении 3-1 Парковой улицы и Сиреневого бульвара, в стандартной пятиэтажной хрущевке, постройки начала семидесятых годов. Квартира была однокомнатной, на пятом этаже, окнами на бульвар, и с небольшим аккуратно застекленным балконом. Полине, выросшей в семье, последние двадцать лет не знавшей достатка, квартира сначала показалась кадром, выдернутым из телевизионной рекламы. Маленькая прихожая со шкафом-купе увенчанным зеркалом до потолка, скромный санузел, тем не менее, блистающий хромом сантехники, ванная с гидромассажем и миниатюрная стиральная машинка. Кухонька, тоже не поражавшая размерами, тем не менее, оказалась укомплектована небольшой, но очень стильной мебелью, каким-то высоченным умопомрачительным холодильником, микроволновкой в стиле хай-тек и даже небольшой настольной посудомоечной машиной. Комната тоже была скромна размерами, но в ней тоже присутствовал шкаф-купе во всю стену, большой раскладывающий диван, небольшое дамское трюмо с зеркалом и даже миниатюрный письменный стол. Вкупе с отменно сделанным ремонтом, полами из качественного ламината, телефоном и кондиционером в комнате, все это великолепие поначалу вызвало у неизбалованной Полины, какое-то ощущение неполноценности, и даже легкой боязни.
    - Пользуйся внучка…и не бойся. Вещи должны служить людям, а не простаивать без толку…- Иван Максимович, словно прочитал на ее лице всю гамму переживаний и очень вовремя поставил все на свои места.
    - Хозяйка еще не скоро вернется, и в обиде не будет. Обещаю.
    Оставив вещи, они сходили к Иван Максимовичу, который и правда жил совсем рядом, на Верхне Первомайской, в большом кирпичном доме, на втором этаже, в трехкомнатной квартире, заставленной старой красивой «профессорской» мебелью, устеленной коврами и развешенными на стенах картинами. Полина в первые минуты, даже не поверила, что эта квартира и есть дом простоватого на вид Ивана Максимовича, напоминавшего в повседневной жизни пожилого слесаря из ЖЭКа на пенсии. Потом они прошлись по близлежащим магазинам, побродили по окрестным улицам, после чего Полина решительно заявила, что ночевать сегодня будет в своем новом жилище, обживаться и что ей надо о многом подумать. Иван Максимович, словно ждавший этих слов, только кивнул в знак согласия и после того, как они затащили сумки на пятый этаж, удалился, оставив ее одну.
    Только оставшись в одиночестве, Полина поняла, что ее смущало в этой квартире. В ней было все, начиная от новеньких тапочек в прихожей, полотенец и постельного белья в шкафу, посуды и даже календаря в прихожей, открытого именно на текущий месяц этого года. В ней не было ничего от хозяев. Ничего абсолютно. Ни старого носка, ни забытого носового платка, ни грязной чашки на кухне. Все было новым, не использованным никогда, в пустых шкафах сиротливо висели вешалки, простыни и наволочки были еще ни разу не стиранными и даже рулон туалетной бумаги, висевшей в туалете был еще склеенным. Все это было странным и даже загадочным, но поразмыслив, Полина решила не заморачиваться и подумать в первую очередь о том, как ей жить дальше. И на что жить.
    Она понимала, что невольно, не по своей вине, а в силу сложившихся обстоятельств, прикоснулась к чему-то очень серьезному и скорее всего незаконному. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что нельзя просто так обрести еще один паспорт на другую фамилию, «незаметно» поступить в институт и поселиться, в девственно чистую, великолепно обставленную квартиру в Москве, где квартира стоила примерно столько, сколько у них целый подъезд. Все это было очень странно и непонятно. И раскладывая вещи, отмокая в ванне, готовя себе ужин, Полина все время размышляла о том, что ей делать, и как ей дальше жить. А вечером, закончив все дела, она поступила, как прилежная школьница. Села за стол, достала купленную для будущих занятий тетрадь, выложила все оставленные бабушкой деньги и стала думать…
    А следующим утром, Полина, как пишут в самых банальных романах, проснулась совсем другим человеком. Она была упрямой девочкой, в лучшем смысле этого слова, и всегда стремилась выполнять задуманное. Никаких близких друзей, и уж тем более подруг. Всегда быть готовой остаться одной и без помощи, для чего не тратить деньги, а наоборот зарабатывать и копить, а значит, не только учиться, но и работать. Платить квартплату Иван Максимовичу за жилье, несмотря на то, что он сразу предупредил, что этого делать не надо. Это будет честно. Надеяться только на себя. Последовать всем советам бабушки, насчет изучения иностранных языков и какой-нибудь профессии сверх института. Быть осторожной и лишний раз не распускать язык. Быть улыбчивой и доброжелательной к окружающим, но не более того. Никому не верить и никого к себе близко не подпускать, кроме, своих самых близких. А своими были только трое. Бабушка, Иван Максимович и мама, которую в ближайшее время Полина увидеть даже не надеялась. И все.
    Через несколько дней, Полина съездила в институт. Было даже забавно приехать в высшее учебное заведение, в которое она поступила, даже не побывав в нем. Написала заявление и перевелась на вечернее отделение. Еще дней через десять, посетив с десяток собеседований, она без всяких проблем устроилась на работу секретарем в компанию, занимавшуюся организацией всевозможных мероприятий и корпоративов, благо Костин официально зарегистрировал ее у себя, как внучку, приехавшую в столицу на учебу. Иван Максимович, к которому она взяла за правило заглядывать каждый вечер, на все ее действия реагировал спокойно, задавал только правильные вопросы, не пытался учить, да и вообще ко всему, что она делала, относился, как ей казалось, со скрытым одобрением. Бабушка, приехавшая через несколько месяцев ее проведать и по каким-то своим делам, тоже ничему не удивилась, показав тем полную осведомленность о ее столичном житие, и только одобрила. Она, с того самого разговора на даче, стала держаться с ней, не как с молоденькой и испуганной девчонкой, а как с взрослым человеком, имеющим право на собственное мнение и способным принимать самостоятельные решения. Даже те советы, которые она давала Полине, не выглядели наставлениями, а скорее предложением каких-то вариантов, рассмотренных с точки зрения умудренного опытом человека. Полине это очень нравилось. Мама, со всей ее родительской любовью, все равно рассматривала ее как дитя неразумное, пусть и с третьим размером груди, а вот бабушка признавал равной, по крайней мере, внешне. В этот приезд, бабушка сказала, что теперь можно позвонить маме, страсти вроде бы, поутихли, но сообщать свой адрес и номер телефона еще рано. И звонить лучше по телефонной карточке из телефона-автомата, откуда-нибудь из центра города.
    Разговор с мамой получился примерно таким, как Полина и предполагала. Сначала мама долго и бессвязно ругала ее, этих подонков, ее подруг, бабушку, которая знает, где прячется ее дочь, но скрывает, всех окружающих, всю эту проклятую жизнь и все ее проявления. Потом эмоции иссякли, и Полина подверглась натуральному допросу, к которому она была морально готова, что и продемонстрировала своей родительнице. Она категорически отказалась пока давать свой адрес, по понятным причинам. Рассказала маме, что учится на вечернем отделении института, работает секретарем, занимается спортом, снимает квартиру с однокурсницей и вполне со всем справляется. Пришлось немного соврать, что и бабушка толком не знает, где она живет и пообещать, что будет звонить хотя бы раз в месяц. В конце мама расчувствовалась, повсхлипывала в трубку, но неожиданно для Полины, поддержала ее во всем. И что самое удивительное, после того как Полина опустила трубку, она поняла, что мама, чье настроение и состояние она понимала с полвздоха, совершенно трезва. И судя по всему, не пила уже давно.
    А дальше жизнь помчалась как скорый поезд. Полина работала, вечерами добросовестно корпела в институте, ночами рисуя лабораторные работы и курсовики, постоянно забегала к Ивану Максимовичу, частенько выезжая с ним по выходным на дачу, помочь, да и просто воздухом подышать. Она ездила на работу в метро, слушая в наушниках не модных ди-джеев, а уроки самоучителя английского языка. Крепко помня совет научиться, что-то делать руками, она выкроила время на курсы кройки и шитья, благо новенькая швейная машинка в комплектации ее квартиры присутствовала, что кардинально и обусловило ее выбор. Иногда, Полине казалось, что она похожа на современный вариант героини «Москва слезам не верит», правда без ребенка и заводских станков. И что самое противоестественное, ей пришелся по душе этот перенасыщенный повседневный ритм, при котором засыпалось, едва голова касалась подушки, и не оставалось сил на какие-то душевные терзания и глупые мысли. Через полтора года, компания, в которой она работала, распалась на две. Ее нынешний директор и шеф, Александр Андреевич, толи узрев в ней какой-то потенциал, толи просто засмотревшись на внешние достоинства Полины, предложил ей последовать за ним, но уже не в ранге секретаря, а в ранге менеджера по маркетингу. Она думала недолго. Минут пять. И согласилась, хотя и не понимала в этом деле абсолютно ничего. Пришлось кардинально перестраивать свой уже более или менее сложившийся распорядок, и выкраивать время на курсы маркетологов, которые неожиданно согласился оплатить шеф. Через три месяца, она поняла, что никто, включая спикеров, не знает, что такое маркетинг, но у каждого есть своя версия, и этот каждый уверен, что его самая правильная. Она решила пойти поэтому же пути и не прогадала. Еще через год она стала начальником отдела маркетинга, при этом ни разу не согрев постель своего шефа, а лишь придумав свой личный маркетинг под лозунгом «За малые деньги-большой результат». Александр Андреевич, все же произвел несколько попыток завалить «свой маркетинг» в кровать, но после нескольких неудачных поползновений это дело оставил, резонно решив, что симпатичных женщин много, а хороших руководителей маркетинга еще надо поискать. После чего между ними установились очень теплые, но исключительно рабочие отношения, которые вполне устраивали Полину и не заставляли ее пребывать в постоянном напряжении.
    Следующие несколько лет компания бурно росла. Правильный менеджмент, грамотная мотивация, высокая ответственность сотрудников и женитьба Александра Андреевича на дочке заместителя министра финансов, сделали свое дело и через шесть лет, Полина была уже очень молодым исполнительным директором, правой рукой шефа и вполне обеспеченной невестой даже с кое-каким приданым. Теперь она занималась топовыми клиентами из банковской сферы, свободно говорила на английском и итальянском языке, который выучила, как-то походя, не по надобности, а за красивое звучание, поменяла уже вторую машину и о прошлом совсем не вспоминала. Она прекрасно шила, и находила на это время, покупая готовым только нижнее белье, а все остальное либо перешивала, либо шила сама, заслуженно заслужив этим негласное прозвище «наша стильная гусыня». Она как-то незаметно для себя получила диплом о высшем образовании, в следующем году собиралась поступать на MBA, ходила на фитнесс, была неоднократно звана на работу в солидные и известные банки и организации, но по понятным причинам все предложения отклоняла. Ее все устраивало, да и ко всему прочему, она прекрасно понимала двойственность своей жизни, которая не отягощала ее, но и всегда заставляла быть настороже. Подруг, да и просто близких друзей у нее не было. Помня прошлое, она их просто не заводила, а все попытки окружающих сблизиться, старалась пресекать дипломатично, мягко, без вреда для работы, но не оставляя никаких шансов. Сначала это казалось всем странным, но потом народ привык, что открытая и очень коммуникабельная на работе «гусыня», свою личную жизнь предпочитает вести вне офиса и чужих в нее не допускает. Так, что подруг и дружков у Полины не было…
    А вот мужчины у Полины конечно же были. Красивая девушка, работа с мужчинами и в окружении мужчин, да и гормоны в конце концов заявляли о себе все чаще и чаще. Но своим правилам она следовала твердо и неуклонно. Когда Полина поняла, что ей это нужно, хотя бы для здорового функционирования организма, то в свод личных негласных законов включила дополнительные пункты, касающиеся мужского пола. Никогда у себя дома. Ни с кем живущим по соседству. Не на работе. Не с сослуживцами и заказчиками. Только с взрослыми и желательно женатыми мужчинами и только на отдыхе или в выходные дни. И лучше всего, чтобы не с москвичами. Поэтому, выбирая, куда отправиться в первый раз в своей жизни за границу отдыхать, она искала уединенный отель, и подальше от традиционных мест сосредоточения лихого отечественного туриста. После долгих поисков и рекомендаций турагентств и знакомых, она остановилась на «Hillside Beach Club», пятизвездочном турецком отеле в Фетхие, расположенном невдалеке за городской чертой, с прекрасным пляжем, диким ценником и славой экологически продвинутого места. Бронировать его пришлось чуть ли не за полгода, но оно того стоило. Отель и впрямь оказался в чудесном месте, двухкомнатный номер в бунгало, с большой террасой, был чудо как хорош, а если прибавить к этому то, что Полина впервые была за рубежами России, то ее восторгу не было предела. Отдыхать она естественно поехала одна, с персоналом общалась, ради практики, исключительно на английском языке и не собиралась никого стесняться. Поэтому ее первый утренний выход на пляж, в бикини, полгода, ждавшим своего часа, произвел фурор местного значения. Экологически озабоченные дамы из Европы, все как один, были немолоды, жилисты как прошлогодняя тарань и откровенно страшны. На их фоне, Полина смотрелась голливудской звездой самой высокой пробы. Первые пару дней она ловила массу заинтересованных мужских взглядов, из которых быстро выделила одного, который не пялился на ее достоинства плотоядным взглядом, а скорее изучал ее, одобрительно и спокойно. Внешний осмотр «объекта», выявил наличие обручального кольца на правой руке, расселение в отдельно стоящем бунгало, и безусловно знание русского языка. Нельзя сказать, что Полина усиленно искала мужское тело для плотских утех, но глаза автоматически фиксировали претендентов, организм периодически предательски «пощекотывал» в паху, да просто вокруг было много мужчин, возбуждавших одними своими взглядами. На третий или четвертый день, она благосклонно отнеслась к тому, что выделенный ей объект, подсел к ней в пляжном баре, и галантно, без всяких пошлостей представился. Он, как они и предполагала, оказался русским, начальником управления из «Якутзолото», сбежавшим сюда на пару недель от семьи и работы для поправки здоровья. «Золотник», как его сразу для себя окрестила Полина, оказался именно таким мужчиной, какого она и искала. Воспитанный и деликатный, прекрасно выглядевший пятидесятилетний мужчина в общении оказался обходительным и внимательным кавалером. Он не пытался с первого вечера запустить Полине руки под юбку, не отпускал никаких сальных шуточек с намеками, не пытался выглядеть моложавым мачо, а просто пригласил ее на следующий вечер отужинать в ресторан, вне отеля, обставив приглашение скромно и незаметно для других отдыхающих. На следующий день, они ужинали в шумном и колоритном «Fish Market», после чего, долго гуляли по набережной, мимо тесно стоявших гулет и прогулочных пароходиков. Когда вечером они добрались до отеля, на прощанье, он ограничился лишь церемониальным поцелуем руки, затем удалившись в свое бунгало. Откровенно говоря, Полина ждала, что именно сейчас, он предпримет кое-какие шаги, и она не откажется… Но, увы. Даже не приобнял... Полина долго ворочалась в постели, пытаясь понять логику нерешительности «золотника» и отгоняя упорно пролезавшие в голову картины разнузданного разврата. Тем, не менее, весь следующий день, они провели от заката до рассвета вместе. На пляже Полина сразу обратила внимание на завистливые взгляды других мужчин, кидаемые на «золотника», но он ни на кого внимания не обращал, и оставался таким же внимательным и корректным, как и вчера. К вечеру, Полина неожиданно для себя, осознала, что она очень хочет этого мужчину, и что ей едва удалось себя сдержать, когда она просто попросила натереть ей спину кремом для загара. Но вечером снова ничего не произошло. Они снова поехали в город, снова ужинали, уже в другом ресторанчике, снова долго гуляли, и распрощались так же, как вчера поцелуем руки. Промаявшись почти всю ночь, Полина рано утром пошла искупаться, с твердым намерением, завязать с этим «динамо-мужчиной», да и вообще плюнуть на мужской пол и просто отдыхать. На завтрак она тоже решила не ходить, приняла душ, и накинув халат на голое тело, полезла в ноутбук проверять почту. А через минут пятнадцать, когда обеспокоенный ее отсутствием на завтраке, «золотник» постучал в дверь бунгало, и она открыла, время, как бы остановилось. Желавшая, сначала вежливо послать его куда подальше, Полина, вдруг забыв все, затащила его в номер, и уже совсем скоро, узнала, что такое множественный оргазм и отчего женщины в неприличном кино, да и в приличном тоже, в постельных сценах стонут как раненые гладиаторы. «Золотник», которого, к слову говоря, звали Сергей, потом, удивился лишь тому, что Полина оказалась девственницей, но с его слов девственницей, исключительно подготовленной, чувственной и быстро обучаемой. К тому же, беззлобно посмеиваясь, на вопрос, почему же он не пришел на день раньше, Сергей ответил, что острое желание у нее на лице было написано несмываемой краской. А он лишь ждал, пока она окончательно созреет, из чего Полина сделала вывод, что мужчина просчитал ее и сделал, как сопливую девчонку, что, в общем- то соответствовало действительности.
    Следующие десять дней, точнее суток, они провели вместе. Днем, как-то не сговариваясь, оба вели себя исключительно пристойно у всех на виду, ночь же безоговорочно отдавая безудержному сексу. Точнее говоря, безудержный секс был только у Полины. Сергей, находящийся в переходном мужском возрасте, очень грамотно соизмерял свои физические кондиции, с неистовыми желаниями Полины, и к утру, всегда оказывался гораздо, более свежим и бодрым, чем усталая, но довольная девушка. Ко всему прочему, «Золотник» оказался исключительно образованным и умным человеком, и порой в разговоре с ним, Полина ловила себя на мысли, что ей чертовски стыдно, за определенную однобокость своего, как ей казалось, очень неплохого образования. А Сергей, в свою очередь, как будто почувствовавший это, как-то легко и доходчиво объяснил ей разницу между образованием и образованностью, припомнив даже, что «однобокий специалист подобен флюсу». И когда подошло время им расставаться, а уезжал «Золотник» на день раньше Полины, прощание получилось очень теплым и уважительным, но без всяких намерений продолжить знакомство в будущем. Так Полина, наконец-то стала женщиной, и ей этот процесс, безусловно понравился, хотя фанатиком постельных игр, она однозначно не стала.
    В Москве же у Полины мужчины случались редко. И, она от этого не страдала. В Москве была работа. За эти годы, она стала настоящим трудоголиком, в хорошем смысле этого слова. А после «Золотника», появилось желание, вылезти за рамки своего маркетинга. Она стала читать классиков литературы и книги по искусству, вечерами ходить на художественные выставки, посещать театры и с удивлением, поняла, что ей безумно нравится опера. Ее поразили картины Верещагина и Айвазовского, и совершенно не впечатлили импрессионисты, а на рабочем столе в офисе, почетное место занял огромный коллекционный том с репродукциями рисунков Леонардо да Винчи, купленный ей в Риме по стоимости подержанной иномарки в Сызрани. И ей нравилась эта жизнь. Она уже давно стала Гусевой Полиной Сергеевной, спрятав куда-то в глубины сознания Стоянову Викторию Николаевну, вынимая ее только тогда, когда приезжала мама. Последние несколько лет, бабушка часто бывала в Москве с Ириной, которая совершенно бросила пить и вообще очень сильно изменилась. Она, все так же дежурила в котельной, но ночами не тупо листала старые газеты и потрепанные журналы между глотками дешевого вина, а усиленно перечитывала свои старые, еще институтские конспекты. К тому же, мама стала стремительно меняться внешне, что удивляло еще больше. Сколько помнила Полина, с тех пор, как они остались без отца, своей внешности, мама уделяла минимум времени, а что такое помада или пудра просто забыла, за ненадобностью. А про одежду, лучше и не вспоминать. Носила мама одеяния, основное предназначение которых было согревать, закрывать и указывать окружающим, что перед ними женщина. Но в последний раз, встречая маму с бабушкой на вокзале, она ее просто не узнала. Да и не видела она, ее такой никогда. Рядом с бабушкой, уверенной модельной походкой, шествовала высокая, стройная, скорее даже поджарая и породистая, красивая дама средних лет, с распущенными русыми волосами, неброским, но грамотным макияжем, и о, ужас, в туфлях на каблуках и в платье, подчеркивающем достойную фигуру, причем, платье было очень и очень выше колен! И она смотрелась восхитительно! Полина до такой степени растерялась, что даже в первый раз в жизни, от изумления, обратилась к ней на «вы». Она так и не смогла понять, что же так повлияло на мать. С того момента, как она начала прилично зарабатывать, Полина ежемесячно посылала ей сумму, многократно превышающую ее нищенскую зарплату, но столь разительные перемены, наступили только в последние полгода-год. Она даже подумал, что грешным делом, у мамы появился какой-нибудь мужчина, хотя бы тот же самый, Иван Сергеевич, давно воздыхающий по ней, но бабушка уверила, что это чушь, и сама ничего не понимает, а мама лишь отмалчивалась, загадочно улыбаясь. Ко всему прочему, она перестала задавать дочери неудобные вопросы, связанные с ее московской жизнью, на которые Полина порой и не знала, что отвечать. Почему нельзя заехать к ней в общежитие? Почему она не даст ей адрес этого общежития? Почему она всегда снимает им номер в гостинице? Почему она не похвастается своим дипломом? Почему, почему, почему… И вдруг, этот фонтан любопытства иссяк. Было над чем задуматься… Но, как бы то не было, перемены в маме Полине нравились, и она понемногу начала задумываться о том, как бы, рассказать маме, о своей «шпионской жизни». Аглая Нифонтоновна, тоже считала, что рано или поздно, это сделать придется, и только просила не торопиться, а предварительно обговорить все с ней. Да и сама бабушка, первые несколько лет ее жизни в столице, проявлявшая запредельную осторожность в контактах с внучкой, последнее время словно расслабилась, и даже разрешила купить маме мобильный телефон и звонить ей на него, правда с «левой» сим-карты, купленной с рук на Ленинградском вокзале. Одним словом, за исключением некоторых мелочей, Полину ее нынешняя жизнь устраивала, испуг и тревоги по поводу давнего происшествия, забылись, за давностью лет, хотя она и продолжала страховаться, скорее по привычке, чем за надобностью.
    Как-то, года через четыре, когда Полина прочно заняла свое место главы маркетинга в компании, и завоевала полное доверие со стороны хозяев бизнеса, у нее произошла встреча с человеком, которого ей очень не хотелось бы видеть. К этому времени, у нее уже был свой, не новый, но вполне ухоженный и представительный «Форд-Мондео», она уже пару лет не прикасалась к своей швейной машинке, а одевалась в респектабельных магазинах и раз в неделю ходила в салон красоты рядом с домом наводить лоск. Они проводили мероприятие для своих заказчиков из банковского сектора в нахабинском, тогда еще очень пафосном «Moscow Country Club», и вечером, когда пьянка в «Гольф-ресторане», приобрела уже отчетливо безудержный характер, Полина решила покинуть веселящееся сообщество и отправится отдыхать. Проигнорировав с десяток заинтересованных взглядов банковских служащих, откровенно сверливших ее весь вечер, она отправилась в основной корпус, мечтая только о чашечке кофе, теплом душе и чистой постели. В баре у лобби, не смотря на поздний час, люди наблюдались. И в немалом количестве. Почти все кресла оккупировали с десяток девушек, в которых почти сразу же угадывались представительницы древнейшей профессии. Как потом выяснилось, их «выписали» разгулявшиеся банкиры, и дамы ожидали подхода, своих заказчиков, коротая время в баре. Полина взяла кофе, и поискав глазами свободное место, подальше от жриц любви, направилась к диванчику вне бара.
    - Вика…
    Голос был знакомый, но полузабытый.
    - Вика, здравствуй…
    Полина обернулась. Перед ней, стояла одна из тех, что сидели в баре. Мини-юбка, высоченные каблуки, на которых Полина не простояла бы и минуты, черные колготки, декольте до пупка с выпирающими из него полушариями грудей, дешевая бижутерия и разбросанные по плечам наращенные, соломенного цвета волосы.
    - Марина…ну, здравствуй…
    Перед Полиной стояла Марина. Ее бывшая лучшая подруга, без раздумий и жалости подложившая ее под своих пьяных дружков, и изменившая этим ее жизнь навсегда и бесповоротно. Полина молча разглядывала одноклассницу, отмечая появившиеся морщинки в уголках губ, тщательно замазанные косметикой круги под глазами и весь ее гардероб, рассчитанный только на то, что разглядывать его никто долго не будет, и предназначенный скорее для того чтобы его можно было бы быстро снять, чем просто носить.
    - Вика… ты меня прости за это…ну, тогдашнее… Дурой я была… Обидно было, что ты не такая, как все… Прости…
    Полина покачала головой.
    - Бог простит. Что сделала, то сделала. Работаешь тут?
    Марина, как будто ей было зябко передернула плечами.
    - Вроде того... А ты тоже здесь работаешь?
    Полина усмехнулась.
    - Вроде того. Не в отеле. И уж не тем, кем ты. Вас, судя по всему, мои гости заказали поразвлечься.
    - Да я уже поняла, что у тебя все пучком… Костюм не дешевый, Ниной Ричи благоухаешь. Повезло…
    Марина поправила.
    - Не повезло, а пришлось самой везение зарабатывать…не без твоей помощи, подруга…
    Удивительно, но Полина, глядя на стоящую перед ней бывшую одноклассницу, испытывала только совершенно неуместное чувство жалости, хотя еще несколько лет назад, была готова при встрече втоптать ее в землю. Ну, не было злости и все. Никакой. Только какая-то немного брезгливая, но простая бабская жалость.
    - Они тебя потом, когда оклемались месяца через два, всей компанией искали… к вам домой приходили… Хотели маму твою прижать, насчет того, где ты, но ваши, с района ее защитили. Игорь Сергеевич, бригадир бывший с верфи… он там теперь в авторитете. Не тронули. А потом меня три дня, всей коголой на даче Молчуна…во все дыры… суки… за то, что тебя привела…
    Марина всхлипнула.
    - Ты на жалость не дави. Сама во всем виновата.
    Полина старалась говорить твердо. Это получалось, но проклятая жалость никуда не уходила.
    -Успокойся. Раскраска уже течь начинает. Не профессионально.
    Марина вытащила из сумочки платок. Промокнула под глазами.
    - А потом месяца через три пропал тот…которому ты откусила…ну…просто пропал. А еще через пару недель на пляже Молчуна нашли зарезанного. У них тогда тёрки были с центровыми самбистами, подумали на них, стрелку им забили, а там их подорвали всех. Тогда даже по центральным каналам показывали… типа, бандитские войны в Рыбинске. Двадцать пять убитых, человек пятнадцать раненых…темная история. Почти все их пацаны полегли…
    Марина слушала и ушам своим не верила. Тех, кого она так боялась, уже нет. Давно нет! Ей не надо прятаться! Она свободно может поехать домой и не скрываться ни от кого. И почему бабушка, которая не могла этого не знать, ничего ей не рассказала.
    - Я после этого в Москву и подалась. Сначала работала в баре одном…в Сокольниках, потом танцевала стриптиз. Помнишь, я еще в школе в танцевальный кружок ходила…. Пригодилось вот… Ну, а потом…сама видишь, как сложилось… Но я ни о чем не жалею! Я бы никогда в нашем болоте провинциальном…
    Выслушивать дальнейший монолог разошедшейся не на шутку многостаночницы, Полине категорически не хотелось, а потому она прервала ее на жестко и на полуслове.
    - Все Марина! Стоп! Давай прощаться. Мне завтра рано вставать. И еще…
    Порывшись в своей сумочке, она достала пачку стикеров и ручку.
    - Пиши свой телефон. Он у тебя есть вообще? Пиши. Пригодится. Может, работу подкину…по специальности… Мой не проси- не дам. Ни к чему он тебе. И запомни. Меня теперь зовут Полина. Только так.
    В этот момент на лобби с улицы ввалила толпа пьяненького банковского планктона, видимо допившего весь запас алкоголя в ресторане.
    - Иди…ваши мальчики прибыли… на работу пора…- и не обращая внимания, на обиженно сжавшиеся губы Марины зашагала к лифту.
    После душа, уже лежа в постели, Полина достала бумажку с записанным номером и вбила его в телефон, назвав контакт коротко и просто «Марина-проститутка». А засыпая, вдруг подумала, нет этих уродов в живых, и нет. И это очень хорошо. И в Рыбинск она тоже уже точно никогда не вернется…. И, наверное, правильно бабушка ей не о чем не рассказала…
    И словно почувствовав мысли внучки, в свой следующий приезд в столицу, бабушка рассказала о том, что ее обидчики, уже много лет, как упокоились в земле, после кровавых разборок между городскими группировками, а она ей ничего не говорила, только по причине того, что брат Молчуна выжил, и рисковать она не хотела. Слишком мало времени прошло. А три года назад брат Молчуна умер на зоне. Так, что теперь она может, если захочет, может выходить из подполья…

.