Рассказывает Командир 1-го взвода Седьмой роты гвардии лейтенант Зеленин Игорь Геннадьевич:
- Первое мое место службы в Термезе было в Первом батальоне. Направили меня в 3-ю роту. На тот момент в 3-й роте было половина дембелей, половина молодых. Мне пришлось, так сказать, «ставить себя» в подразделении. С воинской дисциплиной там было настолько плохо, что для «дембелей» по утрам команды «Подъем!» как будто бы не существовало. Первое утро в новом подразделении встретило меня тем, что после команды, которую подал дневальный, все «дембеля» продолжили лежать в кроватях. Полказармы бойцов выскочило из коек и убежало на зарядку. Вторая половина казармы была заполнена кроватями с телами «баю-бай, спят усталые игрушки», или как там в колыбельной пелось. Я стоял в расположении, наблюдал картину всеобщей готовности третьей роты отразить любую агрессию любого врага. В сложившейся оперативно-тактической обстановке я принял решение провести учения по отражению внезапного вторжения противника, в условиях, приближенных к боевым. Для создания надлежащего эффекта реального боя пришлось подхватить ближайшую ко мне армейскую деревянную табуретку, размахнуться из-за уха и запустить по ногам лежащего под одеялом бойца. Затем вторую. Потом третью. Четвертую. Табуреток в Армии было много, хватило на всех.
Первый подъём личного состава на новом месте службы получился шумный и сумбурный. В следующий раз, когда за подъёмом подразделения снова следил я, урок пришлось повторить. В третий раз уже пришлось повторять не для всех «дембелей», а только для некоторых отдельных личностей. Как говорится, «повторенье – мать ученья». Урок усваивался немного медленно, но, зато верно.
В дальнейшей службе с подъемами у моих подчиненных проблем не было никаких. Дембеля с вечера выясняли, кто именно придёт завтра проводить подъём. Если должен был прийти на подъём я, то дежурный по роте будил сержантов чуть раньше. Сержанты поднимались, облачались в обмундирование, затем ласково и нежно следили за пробуждением ото сна вверенных им подразделений. Я приходил и наблюдал торжествующий, образцовый порядок.
Позже, когда я уже обжился в третьей роте, я спрашивал у бойцов, нет ли у них обид за такие "подьемы". Бойцы улыбались, но не обижались. Как бы перестали обижаться. Точно так же бойцы перестали обижаться на то, что я изымал обмундирование «дедушек» у «молодых». Если какой-нибудь «дедулька» вручал свою гимнастёрку молодому, чтобы тот постирал и подшил, я такую гимнастёрку реквизировал – не обижайтесь, ребята. В моём подразделении был и всегда будет законный порядок. Это Армия, а не сходняк шпаны и малолетних преступников.
В будние дни после подъёма, зарядки, гигиенических процедур и завтрака в нашем батальоне проводили развод на работы. Старший офицер батальона направлял бойцов выполнять какие-нибудь несложные задачи. Как правило лопатой копать или метлой мести. На работах «дедушкам» я ставил отдельную задачу, «молодым» другую, отдельную. А потом отлавливал «перебежчиков». Перебегать от задачи к задаче я не позволял. При такой организации труда «дедушка» не имел возможности привести на свой объект «молодого» и заставить копать «дедушкиной» лопатой.
В результате не бурной, но планомерной деятельности, дослужился я в Первом батальоне до «ротного». Год исполнял обязанности командира Третьей роты. Потом приехала проверка из Москвы. По результатам московской проверки наш Первый батальон получил «двояк» за ночную стрельбу: первая рота получила 3 балла, вторая рота получила жирный «двояк». Моя Третья рота заработала 4 балла, то есть оценку «хорошо»!
В рекордно короткие сроки, за полчаса, рота отстреляла ночные упражнения, да еще и на «четверку». На фоне двух предыдущих рот мои бойцы выглядели ассами, чуть ли не лётчиками-космонавтами Советского Союза по мастерству и квалификации. У проверяющего на верхнюю пуговицу кителя с лёгким скрипом отвисла челюсть. После минутного восторга и восхищения он вернул челюсть на штатное место, затем выразил мнение - мол надо поощрить лейтенанта. И ещё сказал Королёву:
- Комбат! Вот тебе готовый ротный!
Поощрили меня тем, что сняли ранее наложенное взыскание.
Проверяющий спросил:
- За что было взыскание?
Я ответил, как было:
- За неподготовленность роты к ночным стрельбам.
Проверяющий расхохотался:
- Все бы так не были готовы!
Вот тут-то и произошел «перекос» на лице комбата. Не успел проверяющий выехать с территории части за КПП, меня перевели в Третий батальон с понижением в должности за успешное прохождение проверки. В нашей армии всё узнаваемо! Королёву оказался неудобен офицер, который выделился перед проверяющим. Кому нужен такой ротный? Нехрен выделяться! Будь как все. Стреляй на «двойки».
Так я оказался взводным в Седьмой роте.
В 1984-ом году по Термезу поползли слухи о том, что скоро наш полк введут в Афганистан. Слухи — это хорошо, однако они не могли являться руководством к действию для медицинской комиссии, на которую я был направлен. Введут полк в Афган, или не введут полк в Афган – медкомиссия работала и «грызла свою морковку» так, как положено. В ходе своей планомерной работы она приняла решение направить гвардии лейтенанта Зеленина И.Г. в Термезский госпиталь. Командир полка майор Лупалов данное направление подписал. В назначенный срок я прибыл в госпиталь, однако, места там для меня не оказалось. Мне предложили «сделать второй заход» на несколько дней позже. На выходе из госпиталя меня встретил патруль, принял под белы рученьки, доставил в комендатуру. В комендатуре я побеседовал с комендантом, мы расставили все точки в слове «ёк-колобок». Он пояснил, что командующий 40-й армии отдал распоряжение выгрести из госпиталей, санитарных частей и прочих медицинских учреждений всех по принципу «пусть не долечен, главное, что не покалечен». Затем направить всех на Полигон в пустыню Кызыл-кум. Там комплектовали личным составом 682-й полк.
Привезли меня на полигон, в пустыню, как был, без формы, без вещей: надо служить. К тому времени я приучил бойцов своего взвода к порядку. Сержанты мои усвоили, что они должны работать с личным составом, а не просто щёки надувать от собственной важности. Вроде бы жизнь должна была налаживаться, однако мне во взвод прислали «залётчиков» чуть ли не со всего ТУРКВО. Их требовалось приводить в чувство, призывать к дисциплине. Это надо было делать, опираясь на сержантский состав, а у меня, прямо на границе, прямо с техники, сняли и забрали троих сержантов. Не пустили в Афган, мол, родственники у них имеются в Пакистане. Замечательно я собрался на войну! Во взводе было четыре сержанта, забрали троих. Это событие не упихивалось в здравый смысл никакими сапогами!
Перед вводом в Афган нас пополнили не только новыми «залётчиками», но и новой техникой. Из Крепости нам передали БТРы-70в, «вертикалки». У них пулемёт КПВТ поднимался вертикально. В горах это очень важный аргумент. По моему личному мнению, это самые удачные «бэтэры» в плане трансмиссии. И то, что у них два двигателя - преимущество, а не недостаток. Познакомился я с новым техником роты. Сам лично осмотрел машины. Укомплектованы они были, конечно, не самым лучшим образом, но, скажем так, основное все было.
Попробовал ходовые качества новой техники по пескам Кызыл-кумов. Пришел к выводу: - «Вроде едут». Движки работали ровно. То, что смрад от выхлопа был, как от паровоза, так это можно было объяснить тем, что стояли же на хранении. Получалось, что техническое состояние вроде бы даже ничего. Правда, потом, по ходу выполнения марша, выплыли всякие неисправности. Выяснилось, например, что у моего «бэтэра» были затянуты стояночные тормоза. Вонища от них пошла, едва отъехали от Хайратона. Чтобы не нарушать темп движения колонны, я сам залез в моторный отсек. Прямо на ходу ослаблял на левом движке эти колодки.
Перед перевалом Саланг выяснилось, что 240 литров топлива в баках моего БТРа почти иссякли. Благодаря отсутствию ма-аленькой шайбы на иголке карбюратора «бэтэр» поливал дорогу бензином, вместо того, чтобы работать на нём. Дальше – больше. При выезде из тоннеля отказал гидроусилитель руля. Ремень был на месте, жидкость присутствовала, но ГУР не фурыкал, как говорится «не тыр-тыр». А тут ещё и бензин кончился. Пришлось «бэтэр» оставить Зампотеху, а нам пересесть на два других «бэтэра» моего взвода. На втором Ваня Грек ехал, насколько я помню. В общем, так и приехали на двух машинах в автопарк в Баграме.
Вот таким образом я попал в Афган с десятком «залётчиков» на двух БТРах и при одном сержанте. С первых шагов службы на территории ДРА пришлось искать, неизвестно откуда «рожать» замкомвзвода и двух командиров отделений. Как понимаете, с таким «пополненным взводом» обычными методами справиться было невозможно. Пришлось, прямо скажу, «ломать» некоторые личности. Пришлось пресекать прямое хамство и наглость к сослуживцам.
А моих троих сержантов разжаловали до рядовых, перевели в Первый Батальон капитана Королёва, затем ввели в Афганистан. Не понимаю в чём был замысел данной процедуры. Если их разжаловали до рядовых, то у них родственники в Пакистане исчезли, испарились что ли?
В мае 1985-го к нам в Седьмую роту приходил Ашир, один из тех сержантов. В моей роте он был старшиной, а в первом батальоне служил с погонами рядового на плечах. К нам он зашел, как говорится, по старой дружбе. Попросил дать ему шинель, если есть такая возможность. Ему на дембель поехать было не в чем. Герасимович на пару с Ваней Греком немедленно где-то «родили» шинель для Ашира. Ашир растрогался, говорил слова благодарности. А ещё сказал, что в ущелье Хазара его друг и земляк Бегмухаммед Совдеров геройски погиб в бою вместе с комбатом Королёвым. А второму земляку и другу, Джому Бекджанову, душманская пуля пробила голову навылет. Когда Джома грузили в вертолёт, он был жив. Что с ним произошло дальше было неизвестно. Вот так Судьбина обошлась с моими тремя сержантами.
После того, как мы прибыли в Баграм, в наш батальон поступила команда направить одного офицера в Кабул. На горную альпинистскую подготовку.
Командование батальона остановило свой выбор на моей кандидатуре. Когда я прибыл в Кабул, оказалось, что меня направили на курсы по альпинизму... и рукопашному бою!!! Если воспользоваться головой, как инструментом для думания мыслей, то в неё напрашивался вывод, что наша рота после такой подготовки должна выходить в тыл противника со стороны непроходимых участков гор, настигать там всех подряд, затем как можно тише отоваривать руками и ногами. Эта мысль засверкала особой красотой на фоне того, что половина пополнения была выдернута недолеченными из госпиталей, а вторая половина состояла из «залётчиков». Даже если предположить, что «залётчики» не курильщики анаши, не алкоголики, а все строго драчуны-каратисты, то я вас уверяю, что скалолазание — это не безусловный рефлекс, не врождённая способность человека. Это обозначает, что не все люди имеют тенденцию к овладению навыками такого рода. Очень сильно не все. А меня собирались назначить старшим, чтобы я «перекрестил» весь этот цирк в альпинисты. Конечно же, я проникся чувством глубокой благодарности за оказанное мне доверие, даже начал присматриваться к дуканам, выбирал в котором из них обменять огнестрельное оружие на нунчаки и сюрикены. Но что-то не связалось, не сошлось в планах и головах нашего командования. В итоге в роту поступило альпинистское снаряжение, какое-то время полежало в каптерке, затем было сдано обратно на склад. А мы оказались в резерве командующего армией.
Чтобы рота не бездельничала в этом резерве, под носом у командующего, нас загнали на караульную службу полка. Тут опять «дедушки» хотели «порешать» несение караульной службы по своим понятиям. Пришлось снова «популярно» объяснять: что-к-чему и почему.
Изредка нас выпускали из «караулки», для того, чтобы направить в ночную «засаду». Командование очень хотело, чтобы мы отловили душманский караван с оружием. Место для отлова караванов было выбрано рядом с полком. Даже если бы духи обкурились до беспамятства и погнали караван с оружием к нашему полку, то они услышали бы эту засаду хрен знает за сколько километров. Потому что сначала нас везли на БТРах, а затем гнали пёхом. С нашим умением незаметно ездить и бесшумно ходить ни одного каравана мы не перехватили. Зато очень устали. Бессонные ночи в карауле, бессонные ночи в засадах никому не придавали бодрости.
В Баграме, на территории 108 дивизии, мы торчали до тех пор, пока батальон Королева не угодил в засаду. Да к тому же на 9 мая к нам пришли проверяющие из штаба армии с целью немного проверить несение службы караулом. Внезапно для проверяющих открылось, что внутренний караул простоял бессменно более полутора месяцев. Меня, как начальника караула, начали таскать в военную прокуратуру. Всё надеялись установить не я ли, не начкар, додумался до такого безобразного нарушения регламента несения службы. Я не согласился с их нелепыми подозрениями. В итоге в военной прокуратуре мне погрозили пальцем, а затем командир дивизии направил меня вместе с ротой в Панджшер, в Руху.
В Рухе нашу роту загнали на посты боевого охранения вокруг полка. Лично я попал на пост №15. Это был са-амый верхний пост. Он возвышался над постом №14. Там комендантом был командир нашей седьмой роты старший лейтенант Рязанов.И.Г.
На этой фотографии Зеленин И.Г. восседает на колоде, на голове у него панама, в руке "королевская сигарета" с фильтром.
Дальнейшая моя служба в Рухе проходила в постоянных боевых действиях в горно-пустынной местности. Карл фон Клаузевиц высказался когда-то: - «Военное дело просто и вполне доступно здравому уму человека. Но воевать тяжело». В горах воевать несоизмеримо тяжелее, чем представлял фон Клаузевиц. На равнине часть тяжелых работ можно выполнить при помощи техники. В горах техника не катается. Весь трудный труд от начала до конца приходилось выполнять силами солдат. Я очень хорошо понимал чудовищную нагрузку на бойцов нашего горнострелкового батальона. Поэтому никогда не перекладывал на плечи подчинённых свой сухпай, свой вещмешок. Всё, что было положено мне, как командиру взвода, я нес всегда сам. Некоторые офицеры нашего полка раздавали свои личные вещи бойцам для переноски. Я категорически не приемлю такие поступки, как говорится, отношусь к ним очень отрицательно. Офицер обязан своим личным примером показывать, как следует себя вести настоящему мужчине и воину. Офицер обязан воспитывать солдата.
Основная задача офицера состоит в том, чтобы вверенное ему подразделение выполнило боевую задачу. Если ты не способен выполнить задачу, то не обманывай ни себя, ни окружающих, сними погоны и ступай в Народное Хозяйство. Там работы хватит для всех. А если ты назвался офицером, если ты встал в строй, то должен знать, что без солдат, которые понимают и принимают все твои решения, не может быть выполнена ни одна задача, поставленная подразделению. Поэтому солдаты должны быть уверены в тебе, в том, что твои решения взвешенные, обдуманные и продуманные. Чтобы этого достичь, ты должен своих бойцов обучить, рассказать, показать и подготовить их морально. Надо научить их действовать хладнокровно, выдержано, грамотно. Если хотите: хитроумно. Чтобы в боевой обстановке они были способны сохранить свою жизнь и жизнь товарища. Это называется взаимовыручка и боевое братство. Может быть звучит высокопарно, но это так есть. Боец должен уметь вовремя прикрыть товарища, дать ему возможность перезарядить оружие, дать возможность занять более выгодную позицию. Боец должен уметь думать об этом, а не только о своей неповторимой лучезарной индивидуальности. Ну и прочее-прочее, включая банку консервы пополам и сигарету на двоих (а то и более).
Как справится с задачей по воспитанию, если тебе в качестве пополнения прислали «залётчиков»? Очень просто. Первое, что ты должен сделать, это забыть слово «прислали». У тебя есть подразделение, ты обязан с ним работать. Не жди, не мечтай, что тебе «пришлют» очкастых академиков или трепетных фрейлин из института благородных девиц. Работай с личным составом вверенного тебе подразделения. Как работать? Очень просто. Не торгуй вверенной тебе властью, не передавай её всяким проходимцам и самозванцам. В твоём подразделении может быть только один авторитет – ТЫ. Поставь себя с самых первых минут, с самых первых шагов и поступков. Ты - самый большой авторитет, самый старослужащий «дед», самый головастый глава любого землячества. Ты, затем твои сержанты, замкомвзвод и командиры отделений. Только так должно быть. Только Устав, закон и порядок!
После того, как «поставил» себя, работай с подчинёнными, разбирай кто есть «ху». Личностей, которые умышленно пытаются встать на преступную дорожку, подавляй немедленно, используй весь ресурс своей власти. Дави их, как класс, жестко, безоговорочно и неотвратимо. Старайся давать оценку поступков бойцов, научись отличать умышленное преступление от проступка, совершенного из-за недостатка физической или моральной подготовки. Приведу два примера. Один связан с тем, что боец был измотан физически, а второй с тем, что бойцу не хватило моральной подготовки.
В первом случае боец уснул на посту. Это было в Баграме, когда мы полтора месяца не вылезали из караула. Бойцы были вымотаны без сна. В добавок ко всему «дедушки» хотели «порешать» несение караульной службы по своим понятиям, я выше вскользь упомянул об этом случае. В общих чертах всё обстояло так - на некоторые посты караульных разводил старослужащий сержант. «Дедушки» решили, что им стоять на посту в тёмное время суток «не палёжено». Соответственно, молодой боец должен был охранять огромный ангар солдатской столовой всю ночь напролёт. Естественно, в очередную ночь боец не выдержал, заснул на посту. Начальник столовой обнаружил уснувшего часового, вызвал меня. От караулки до столовой, до поста №2, было не более двухсот метров. Я с разводящим прибыл в течение нескольких минут, застал часового в таком же виде, как прапорщик. Вообще-то это воинское преступление. Не говоря уже о том, что это ПОЗОР для солдата – спать на посту. Парень очень переживал, хотел чуть ли не застрелиться. Поговорили, обсудили по душам. С разводящим я отдельно переговорил. «Дело» заводить не стали. Это не покрывательство преступления. Больше никогда ничего подобного не было замечено за тем бойцом. А он потом, наедине, говорил мне спасибо за поддержку. Но для меня самое важное в этой истории то, что надо было среди «дедушек» навести порядок, организовать службу по Уставу, а не по «дедовским» понятиям. Вот где краеугольный камень закопан!
Второй случай связан с моральной неподготовленностью солдата. Произошел он в горах. Мы двигались при свете дня по хребту, душманы внезапно открыли по нам огонь. Наш взвод быстро занял позиции, начал огрызаться ответными выстрелами. Тут я услышал, что кто-то длинными очередями лупил вверх. Душманы быстро засекли позицию этого стрелка, перенесли на неё огонь нескольких стволов. Дальше вопрос был из чего более серьёзного сейчас по ней врежут. Из ДШК, гранатомёта или миномёта. С одной позиции нельзя стрелять долго, да ещё длинными очередями. Это, мягко говоря, нехорошая примета.
Под обстрелом я двинулся на звук пальбы. Достаточно быстро обнаружил молодого бойца. Он сидел за камнем с закрытыми глазами и палил вверх. Меня он не видел. Если учесть моё водоизмещение в мировом океане гор, то мне, как будто ничего не угрожало. А если представить, как это чудо зенитной артиллерии повернётся на мой голос, при этом забудет снять согнутый палец со спускового крючка, то очень актуальными станут слова Булата Окуджавы:
Твои лихие кони не смогут ничего:
ты весь — как на ладони,
все пули — в одного.
Чтобы такого не случилось, пришлось, извините, дать бойцу прикладом по каске. Боец вышел из ступора, прекратил пальбу, глаза открыл. Сидел, смотрел на меня, как на Марию Магдалену. Вокруг пули свистели, по скалам били. В такой ситуации не следовало затягивать торжественность момента. Я запрыгнул к нему за камень, отсыпал моральных пи@дюлей. Однако видно было, что ему самому стало стыдно за то, что он труханул. Я высказал ему всё, что положено в таком случае. А потом пообещал, что никому не скажу об этом эпизоде. Из опыта я знал, что очень многие люди в первом бою могут потерять самообладание. Первый бой, первый обстрел, особенно внезапный, может ввести человека в ступор. Научиться воевать можно только в бою. Тот, кто не переживал первого боя, тот не имеет боевого опыта, сколько бы часов он не провёл на учениях и занятиях. Именно поэтому я оставил этот эпизод «между нами». Потом, когда парень отслужил и уезжал на дембель, он подошел ко мне. Сказал спасибо, что я никому не рассказал. Думаю, он всю службу помнил этот случай, раз не забыл до дембеля.
Если офицер справился с обязанностями командира и воспитателя, то непременно он получит уважение от бойцов. Во всяком случае, у меня произошло именно так. После замены из Рухи в Союз я переписывался со многими ребятами. Меня очень часто приглашали на свадьбы после демобилизации. А ташкентские, те кто жили в Ташкенте, они приходили ко мне домой. В гости. Их встречала моя мама. Она мне писала, что приходили ребята меня проведать. Бойцы высказывали моей маме уважение ко мне.
В Ташкенте, там, где я жил, там рядом была махаля Юнус-абад. В моём взводе многие бойцы были из этой махали. Когда я приезжал к маме в отпуск, заходил к ним в гости. Ребята знакомили с женами, с ребятишками.
Чорши. Рядовой Чаршомбиев Баходир из г. Денау. Мой телохранитель.
До сих пор сохранились уважительные отношения между мной и моими бывшими подчинёнными. Я видел их уважение во время службы и после демобилизации. На войне я точно знал - если со мной что-то случится, меня ребята не бросят. Прикроют, вытащат на себе. Я был уверен в них. А это чувство дорогого стоит! Очень дорогого!!!
Эпизоды, которые я рассказал, это не случайные стечения обстоятельств. Всё, сказанное мной, можно обобщить, как результат работы правильно организованной системы. В Советском Союзе отношение к армии и к советскому солдату было очень положительным. Лозунг «Народ и армия – едины» был не пустым звуком, он отражал реальное положение дел. Это было обеспечено правильной организацией воспитания молодёжи. Со школьной скамьи, даже с детского сада детям преподавали уважение к Великой Победе над фашизмом, ветеранам войны, к советским вооруженным силам в целом. В литературных произведениях, в кинофильмах, в песнях, в играх, с экранов телевизоров и так далее, детям прививали чувство коллективизма, «чувство локтя товарища», гордость за свою Родину, за свой народ и Армию. В силу этих причин юноши приходили в ряды Вооруженных Сил с нормальными взглядами на жизнь. Среди них не было ярых врагов Советской Власти или завербованных диверсантов. Все парни были нормальными советскими людьми. Казнить и прилюдно четвертовать в воспитательных целях не надо было никого. В большинстве случаев офицеру достаточно было именно «поставить» себя, то есть твёрдо и решительно объяснить бойцам, что разгильдяйству наступил конец, так как в подразделение пришла Советская Власть, Устав и законный порядок. Не надо было никого сажать в тюрьму, пытать или расстреливать за сараем. Разгильдяйничать веселей, чем нести службу – кто б спорил! А ты не гноби, не терзай солдата, приведи его в чувство, и он будет прекрасным бойцом. Быть командиром – это не только шашкой махать!