Меня в тот день назначили дежурным по Роте. Рогачев застроил роту, зачитал приказ о назначении меня в наряд, зачитал фамилии дневальных. А я тихо прихренел от того, что не услышал в списке фамилию Вовки Ульянова. Как так? Вечный дневальный перестал быть вечным дневальным?
Не то, чтобы я слишком любопытный. Я не любопытный, я нормальный. В детском садике у нас была детская дебильная поговорочка: в чужой вопрос не суй свой нос, а то барбос откусит нос. В средней группе, по-моему, мы блистали друг перед другом рифмоплётством. Я не забыл с тех пор эту мудрость. Я её помню. Однако, Вова где, в самом деле? Я держался изо всех сил, чтобы не задавать тупых вопросов Командиру. Держался-держался, но, не удержался. После развода я подошел к Рогачёву. Чуть ли уже не зажмурился, чтобы получить по лбу от Командира. Но, вопрос, таки, ему задал. Куда делся Вечный Дневальный Володя Ульянов? Как он смог избежать моих объятий в наряде?
Рогачёв спокойным голосом заговорил. Он не обзывался на меня, он отреагировал спокойно, как будто, так и надо. Как будто бы мы не в армии.
- В горы такое чмо брать категорически нельзя. Потому что, во-первых, из-за него снизится скорость движения целого подразделения, а это может привести к катастрофическим последствиям. Вплоть до того, что духи зажмут другое подразделение в горах и перебьют. И во-вторых, этого чмошника придётся тащить в плащ-палатке. Это минус четыре боевых единицы. Слишком дорогая наука получается для воспитания чмошника. А воспитывать его надо. Если я не стану его воспитывать, то завтра полроты в горах ляжет и начнёт скулить: - «Я дальше не пойду, я больше не могу». Чтобы таких желаний не возникало, я поставил чмошника в Вечные Дневальные. Его немного почмырили. Все поняли, как нехорошо быть Вечным Дневальным. Все поняли, что если ты оторвёшься от коллектива, то коллектив тебе этого не простит. Тем более – боевой коллектив. Боевой коллектив – это СИЛА! Ну, а теперь, воспитательное мероприятие прошло. Теперь пришла пора пристроить это чмо куда-нибудь. Родина доверила мне бойца. Я обязан вернуть Родине бойца в целости и сохранности. Какой бы он ни был. Хоть хороший, хоть плохой. Пинать бойца и чмырить – это не самоцель для меня. В горах надо было спасать ситуацию – я её спас. Внизу надо было продемонстрировать Роте что бывает с теми, кто не ходит в горы – я продемонстрировал. Ну и всё, хватит. Я не хочу, чтобы его довели до дурки или до членовредительства. Или чтобы он застрелился, или повесился. Он должен быть живым и здоровым. А за чмошничество он ответил своим трудом в наряде. Поэтому я пошел и пристроил Ульянова. В писаришки, в штаб полка.
Я чуть на жопу не упал прямо посередине двора. Ничего себе пристроил! Это самое блатное место из всех возможных блатных мест! Ну, Рогачёв! Ну, Мужик! Ну, Красава! Не то чтобы на четыре вершка вырос в моих глазах Рогачёв! Он до четырнадцатого этажа вырос за полторы секунды! У меня панама с затылка на землю падать будет, если я попытаюсь снизу-вверх смотреть на его Авторитет! Охренеть! О-ХРЕ-НЕТЬ! Был бы у хлебопёка Сергея Прохорова такой Командир – был бы жив-здоров Сергей Прохоров. Ходил бы песню строевую пел.
Сейчас расскажу одну историю. Чтобы понимать, что такое писарь и что такое «блатные места» вообще. Расскажу для сравнения «блатных мест». Чтобы понять глубину поступка Рогачёва.
За пару месяцев до моего призыва в армию, из этой самой армии вернулся мой одноклассник Валентин Олегович Докучаев. Он прослужил 8 месяцев. Полгода в сержантской учебке и 2 месяца в линейной части. Несмотря на то, что он носил гордое звание «младший сержант», ему настучал в грудак старослужащий азербайджанец. Валентин Олегович оскорбился и решил самовольно оставить расположение части. Служба у него проходила на Дальнем Востоке. Дальний Восток расположен недалеко от Китая. Поэтому наш «самоходчик» принял самое тупое решение, какое только было возможно в той местности. Он через тайгу пошагал к китайской границе. Блин, городской житель, мамин сынок, очкарик-ботан потопал через тайгу. Ясный пень, что в тайге он голодал-холодал. Особенно по ночам. В тайге он испытывал неимоверные мытарства. Поэтому, когда он нашел каких-то грибов, то он решил их съесть. Подумал, что если они ядовитые, то он согласен на быструю и лёгкую смерть. В общем, сорвал те грибы и сожрал в сыром виде. Дуракам везёт, это мы уже знаем. Посему грибы оказались не ядовитыми. Валентин Олегович не только выжил, но и на какое-то время приморил в себе аппетит. Это позволило ему продержаться ещё несколько суток, чего оказалось достаточно чтобы попасть в поле зрения поисковой бригады. А бригада та в организованном порядке методично вела поиск пропавшего Валентина Олеговича.
В общем и целом, отловили Валентина Олеговича, взяли под белы рученьки. Привезли в кабинет Старшего Следователя. А Валентин Олегович, такой пройдоха, взял и начал на вопросы следака бесхитростно и честно пересказывать эту всю бредятину, которую я только что рассказал. Следак в сердцах хватался за свою голову, чтобы пригладить встающие дыбом волосы. Следак произносил вслух нецензурные выражения. Потому что от каждого слова Валентина Олеговича ему хотелось впасть в состояние нирваны. Потому что такой дури он в своём кабинете не слышал никогда. Валентин Олегович явно наговаривал себе на пятнадцать лет лишения свободы. Не каждый день у следака бывают такие рассказчики. Обычно все выкручиваются, юлят, отмазываются. А тут хераксь! Приводят Валентина Олеговича, а он за пятнашкой тянется, чтобы как с куста!
По итогу альтернатива была невелика. Или впаять Валентину Олеговичу измену Родине (а как же по-другому? Нарушил Присягу, потопал к китайцам) или подержать пару недель на дурке и выписать статью Семь-Бэ (помешательство).
Командир части выбрал второе. Не настолько важной персоной был Валентин Олегович, чтобы вешать ВОТ ТАКОЕ позорное пятно на часть из-за вот такого Дуремара.
По итогу младший сержант Валентин Олегович Докучаев, через 8 месяцев службы, прибыл на историческую родину с «Седьмой Бэ» в кармане. Затем он встретил меня и в дружеской беседе принялся сообщать мне устройство армейской действительности.
Из его повествования получалось, что в армии существуют всякие разные «нычки», в которые боец может «заныкаться» от тягот службы. То есть, в армии существуют так называемые «блатные места». Например, агрегат по термической обработке обмундирования от вшей. По-нашему вошебойка, она же - дезинфекционная камера. Из поучений Валентина Олеговича получалось, что это классическое «блатное место». Тогда, перед своим призывом, я слушал Валентина Олеговича в пол уха. Потому что он городил какую-то чушь. Ну, какие «нычки»? Мы в армию идём, чтобы служить Родине, чтобы сделаться десантниками, наловчиться кулаками разбивать кирпичи себе об голову. Или врагу об голову – не помню точно. Рассказы Докучаева я воспринимал, как шестилетний мальчик, которому сказали, что в Лапландии насмерть замёрзла экспедиция Амундсена. Как-так «замёрзла»? Дедушка Мороз ведь добрый! Весёлый! Он очень любит детей и любит дарить им подарки.
Ну, а в Рухе я вспомнил рассказы горемыки-одноклассника. Вспомнил. Пошел посмотреть на ту «нычку», на то «блатное место».
Рухинская вошебойка Третьего батальона была расположена на берегу речки Гуват. В сотне метров от походной кухни. Я специально пошел туда, встал рядышком. Стоял, наблюдал.
На агрегате день и ночь трудятся два бойца. В горы они не ходят, от войны они отмазаны. Таскают горы грязных, потных подштаников и рубах нательного белья. Загружают в агрегат, обрабатывают, выгружают. Не помню точно, вроде бы там же была стиральная машина при этом агрегате. Большой разницы в этом нету. Для меня важно, что подштаники были грязнючие-потнючие-вонючие. В этих подштаниках Нормальные Пацаны десять дней потели, вжимались от ветра в пыль и песок на ночевке в СПСе. Кто-то из пацанов в буквальном смысле усрался на подъёме, кто-то уссался ночью от холода и физических перенапряжений. От грязи и пота в тех подштаниках завелись БТРы (бельевые вши). А два бойца, типа «заныканных» на «блатном месте», загружают кучи вонючих кальсон в автоклав. Или сперва в стиральную машину – какая разница! Важно, что они обрабатывают, выгружают, просушивают горы грязного, ужасного вонючего нательного белья.
По сути своей работа на вошебойке физически не такая тяжелая, как тащить по горам вещмешок с боеприпасами. Вечером бойцы спят не на леднике, а в расположении на нарах. А уважение? А самоощущение?
По моему личному ощущению спрятаться от войны возле такого автоклава это почти то же самое, что спрятаться в инфекционном бараке за баночками с дерьмом. Баночки с дерьмом, конечно же хуже. И позорнее. Но, не слишком далеко те два сапога разлетелись от одной яблони. При том, находясь возле этого автоклава не факт, что ты выживешь. Никто тебе этого не обещает. Вон, в сотне метров от него стоит ЗИЛ-131 с кунгом полевой кухни. При миномётном обстреле там повар погиб.
На фото: Руха, в кепке и тёмных очках Рязанов И.Г, В панаме с портупеей и при усах Старцев С.А., под руку Старцева держит Алиев Ахмед. За их спинами ЗИЛ-131 с походной кухней.
Уж чего там про поваров сочиняют: и что служба у них сладкая, и что на войну повара не ходят. А повар из этого ЗИЛа погиб. Мина разорвалась в ветках тутовника над кунгом ЗИЛа, осколок попал повару в шею. И, кстати, водила с этого ЗИЛА тоже погиб. По понятным причинам в горы он не ходил, по минам не лазил, в колонны не ездил. Дело-то ответственное кормить батальон. Кудой ты пошлёшь водилу с этого кунга? Ну, короче, при кажущейся «блатоте» данного места службы ни один из экипажа этого кунга не выжил. Повар погиб при обстреле. А водитель Чарыев Овезберди погиб на Зубе Дракона практически на моих глазах. Поэтому, с точки зрения безопасности в борьбе за собственную шкуру, место на вошебойке нисколечко не лучше, чем место на походной кухне. Погибнуть лех-ко можно и здесь. И как погибнуть? Перебирая грязные вонючие подштаники? Охренеть, какая позорная смерть.
И? Что мы имеем? «Нычка» на вошебойке – это нихрена не «нычка». С моей точки зрения. То же самое, как «нычка» на свинарнике. Два года в дерьме, а потом прилетит душманская мина и только драные носки дымятся на СПСе. Надо быть полным моральным ничтожеством, чтобы замечтать о такой «нычке».
Рассказывает заместитель командира Рухинской Разведроты старший лейтенант (ныне подполковник запаса) Бармин Валерий Юрьевич:
- Современные молодые люди просто не в курсе, что откосить от армии в СССР было невозможно ни по закону, ни по моральным обстоятельствам. Если только ты не сынок какого-нибудь офигенного перца типа С.Бондарчука. Сын которого Федор все равно служил. В каких-то там смешных подмосковных кавалерийских частях (нычка). Но, все равно служил.
Если тебя призвали и на призывной ВВК ты прошел по пункту "А"- годен без ограничений, то будь готов служить там, куда Родина пошлет. Хоть в горах ДРА. Как ты себя поведёшь в тех горах: будешь ли ты «умирать» от физических нагрузок и страха или все превозможешь - это твоя личная проблема и это твой личный выбор. Но, это ещё и проблема коллектива мужиков, в который ты попал. Твое счастье, если рядом окажется Рогачев и имеющие нормальные понятия пацаны, а не как в случае с хлебопеком, когда рядом не оказалось никого.
В призывных ВВК в основном тщательно тестировали призывников на профпригодность и если к примеру, у тебя зрение слабое, то десантником, пехотинцем и танкистом тебе не быть. Дорога тогда или в связисты, или трубопроводчики (и тому подобное). Случались, конечно, сбои в системе проф. отбора, но, как исключения из правил. А уж про готовность призывника в плане морально-психологическом, трус он или не трус, душонкой слаб или очко у него там жим-жим, то это призывную комиссию нисколько не интересовало. Обязан служить - иди и служи куда пошлют. Иначе за уклонение от армии тебе тюрьма и всеобщее презрение друзей и подруг.
Люди вообще разные. Был у меня солдат по фамилии Гунов. Служил нормально, в Рухе. Потом дома у него что-то случилось нехорошее и отпустили парня на 10 суток в отпуск. Прошло время, а назад в Руху солдат не вернулся. Потом затеяли вывод войск из Панджшера и как-то про Гунова все забыли. Не до него было.
Прошло время, летом 1988 года я уехал из Афгана в Союз. В связи со смертью матери. А когда возвращался обратно в часть, то встретил в казарме батальона охраны аэродрома Тузель под Ташкентом этого Гунова. Удивился конечно. Спросил у него почему он не вернулся в часть. Он там на аэродроме уже младшего сержанта получил и будучи дежурным по КПП (нычка) круто кого-то из своих дневальный дрючил. А как меня увидел, так аж присел на полусогнутые и в глазах ужас. Плюс дара речи совсем лишился. Что-то там невнятно мямлил. Его дневальные помню, тоже офигели от такого резкого превращения своего крутого сержанта в тюфяк с дерьмом. Я не стал долго его пытать. Пошел на борт. Наверное, авторитет его сержантский я немножко подпортил. Ну, я не специально. Так вышло.
К чему это всё я? А к тому, что в Союзе мы были так воспитаны, что стать дезертиром или прятаться за спины своих товарищей, бросать их в трудную минуту - это подло. Это не прощается. Подобное могло обернуться презрением близких тебе людей и перспективой тихо спиться в одиночестве.
Подтверждаю слова Валерия Юрьевича. Мой горемычный одноклассник Докучаев именно так провёл свою жизнь. Ни друзей, ни подруг у него не было. Он бухал в одиночестве. Каким-то образом он ухитрился обмануть приёмную комиссию нашего Минского Университета. Поступил на Исторический факультет. Однако, и там он был один. А потом был отчислен за пьянство.
Вот ещё пример. Того, как мы все были воспитаны. Я часто в главах задавал вопрос: - «Зачем я это делаю? Почему я туда иду?». Например, когда шел к неразорвавшимся авиабомбам и охреневал от ужаса. Или, когда первый раз подходил к хлипкому подвесному мостику над бушующей рекой. Или, когда собирался разминировать первую в своей жизни мину. Когда карабкался на Черную Скалу и когда спускался в пропасть по ногам Эргеша. Я регулярно задавал себе этот вопрос. Пришло время ответить на него. Волерий Юрьевич Бармин на него ответил. Я повторю в виде цитаты:
- в Союзе мы были так воспитаны, что стать дезертиром или прятаться за спины своих товарищей, бросать их в трудную минуту - это подло.
МЫ БЫЛИ ТАК ВОСПИТАНЫ! Вот правильный ответ на мои вопросы.
А теперь, пример из моей доармейской жизни. Есть у меня дядька. Муж моей родной тёти. Короче, муж папиной сестры. Владимир Борисович. Когда я закончил школу, Владимир Борисович служил Начальником МобСистемы Саратовской области. Понимаем, да, что такое Саратовская область? Это чуть побольше Франции с Бельгией и Швейцарией вместе взятых по площади. Ну и, приехал Владимир Борисович к моим родителям, с женой, естественно. На Майские Праздники. У всей Страны 1-го мая Праздник Первомай, у моего бати 2-го мая день рождения, 9-го мая у всей Страны День Победы. У меня вот-вот школа закончится. Столько событий! Поэтому Владимир Борисович приехал на все эти праздники и с моим батей НОРМАЛЬНО отметил. Они оба кадровые офицеры. Сидят за столом с коньячком. Тут я метусь куда-то мимо них. Владимир Борисович тогда и говорит мне, салабону: - "Давай, после выпускного, приезжай к нам в Саратов. Я тебя в Армию пристрою на приёмный пункт стеклотары. Два года бутылки попринимаешь, "Жигули" себе купишь. По окончанию службы на личной машине домой приедешь." У моего бати аж "мову заняло". То есть лицо вытянулось и речь отнялась. Я покраснел от стыда. Готов был сквозь землю (сквозь пол) провалиться. ЗА ЧТО МНЕ ТАКОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ??? ЭТО ЖЕ ТАКОЙ ПОЗОР!!! Сразу я не понял, ерьёзно говорил Владимир Борисович или подкалывал меня. Он мужик очень умный и очень юморной. Он так подъе@бёт, что стоишь полчаса и не догоняешь: похвалили тебя или подъе@бали". А ещё пьяненикие же были с батей. Короче, ни в какой Саратов я не собирался. Только ходил и думал: - "За что меня так? Я хромой что ли? Или косой?"
В Советской Армии не было приёмных пунктов стеклотары. Тем более, их не было с солдатом внутри. Теперь я понимаю, что мне "повезло" с юморным родственником. Чисто армейский прикол с его стороны. Он проверял меня «на вшивость» при отце. Во времена СССР отцы в 99,9999% случаях просили сыновей служить в армии достойно и не ославить их перед родней и друзьями.
Ну и вот же, подходим к тому, что Рогачёв пристроил куда-то Вову Ульянова. Пристроил не на вошебойку, не в свинарник, не в кочегарку. Рогачёв пристроил Вову В ШТАБ ПИСАРЕМ!
Служить в штабе полка - это совсем другое дело. Мины и пули ДШК в штаб залетают редко. Работа в штабе физически не тяжелая. Не пыльная. Я больше никогда в своей жизни не увижу Вову Ульянова. А Бендер увидит. Будет рассказывать, что Вова умытый, аккуратный. Ушитый-подшитый. Вежливый и культурный.
Опять же, если служить в штабе и дружить с головой, то медальку можно себе выписать. А может быть и две. Если нормально лизать жопу командиру, то какой же командир откажет под дембель в этакой безделице – выписать себе медальку-другую? Так что насчёт блатоты рабочего места в штабе полка это Рогачёв Ульянову сделал не просто подарок. Это как мама родная. Мама Вову родила один раз. А второй раз Вову родил Рогачёв. То есть подарил ему жизнь и притом жизнь сытую, чистенькую, удобную, безопасную и ещё Гордую. Можно будет после дембеля с гордо поднятой головой носить оч-чень заслуженные Боевые Награды.
А теперь, минуточку внимания! Как вы думаете, Вова в знак благодарности выписал на Рогачёва какую-нибудь наградную? Мог ведь в стопочке с бумагами подсунуть Кошкину наградную на Рогачёва. Особенно когда Кошкин бухой. А бухой Кошкин был регулярно. Майор Зимин С.П. четко говорит – у Кошкина в Рухе под койкой стояла канистра спирта. Ну, подлови момент, Вова, когда Кошкин как следует откушает из канистры. Подсунь бумажку на подпись. Как думаете, Вова так сделал? Вова отблагодарил Рогачёва?