Пока Ротный нас инструктировал, к расположению батальона подвезли картонные ящики с сухпайком. На тентованном ГАЗ-66. Мы расстелили плащ-палатки на отвратительный снег, распотрошили коробки, распихали содержимое коробок по вещмешкам. На этот раз нам выдали «эксперементальный» сухпай. 

В правом верхнем углу надпись «испытания». За эту надпись мы называли его «эксперементальный».

       Сухпайка выдали на трое суток. То есть каждому солдату (и офицеру) по три коробки. В коробках, в комплекте сухпайка, находились спички с длинной желтой серной «головкой». Пацаны говорили, что эти спички зажигаются об броню. А ещё они не задуваются ветром. Ладно, посмотрим.
       Кроме спичек в комплектах были влажные салфетки. Ну, такие, пропитанные «дикалоном». Запах от этих салфеток приводил нас в поросячий восторг. Кто-то из пацанов сразу же распечатал упаковку с салфеткой, натёр «дикалоном» себе руки, рожу. Потом бегал между плащ-палаиками, тыкал всем под нос свои ароматизированные ладошки и восхищался: - «Ништяк? Да, ништяк?»
       Сухпай получили, манатки упаковали быстро. Водилы подогнали бэтэры. Мы покидали на верх бэтэров, вещмешки, запрыгнули сами на броню. Вещмешки прикрутили к бронекрышкам движков.

       Сами расположились кто где смог придумать. Я повёл пятаком по окрестным поверхностям БТРа. Искал где выбрать место. Самое козырное, по-моему, это в центре. Круто было бы усесться на броню и свесить ноги в люк. Если начнут летать пули, то можно быстро спрыгнуть под прикрытие брони. Люк широкий, прямоугольный. Даже в бронике и с пулемётом я смогу проникнуть в него быстро. Но, это место занято. Дембеля тоже умеют думать башкой, несмотря на то, что на башку одета каска.
       Ладно, есть ещё хорошие места. Сейчас прикинем хрен к носу и прососём всю ситуёвину. Ехать мы будем так, что с левого борта у нас будет река. По правому борту будет горный склон. Если духи начнут стрелять из-за реки, то это далеко. А если с горного склона, то это близко. Значит стрельба с правого борта будет представлять наибольшую опасность для меня. Я посчитал правильным расположиться лицом к горному склону, то есть к наиболее опасному направлению. Буду ехать, внимательно следить за склоном и окружающей обстановкой. Не хочу поймать пулю в затылок как лейтенант-связист Фоменко В.В. Хочу встретить врага не затылком, а очередью из пулемёта. Если кто-то высунется в горах, хочу встретить его длинной очередью. Чтобы он сосцал, чтобы не так свободно себя чувствовал. Ему по движущейся цели стрелять сложнее, чем мне по неподвижной.
       Теперь надо придумать за что держаться. Ехать мы будем по кривой дороге. Если БТР разгонится, то он начнёт прыгать на ямах. Мне желательно за что-то держаться, чтобы не слететь. Если шлёпнуться со стоящего БТРа, если ты шмякнешься с такой высоты об землю, то станешь инвалидом на две недели. А если шлёпнешься на ходу, то станешь инвалидом навсегда. А если БТР уедет, если ты покалеченный останешься один на дороге, то это будет твоя Последняя Печальная история. Чтобы не ввязываться в эту драмму, найди для себя на броне какую-нибудь держалку. Вцепись в неё и не отпускай. И всё у тебя будет хорошо.
       Держалку я нашел. На башне. Прямо к броне приварено какое-то «ухо», сделанное из стального прутка. Скорее всего на него надо крепить брезентовые чехлы или масксеть. Но, для того, чтобы солдат мог вцепиться сюда своей конечностью, это «ухо» нормально подходит. Более того, если я буду держаться за это «ухо», то часть моего корпуса будет прикрыта башней. Очень хорошо.

       Устроился я на правом борту сразу за башней БТРа. 

На фотографии 3-й ГРВ, то есть Гранатомётный взвод нашего Третьего батальона. Это не Седьмая рота. Соответственно, на снимке не я. Однако, общие соображения о самосохранении этого солдата, меня и других военнослужащих подталкивали к тому, чтобы ехать именно в такой позе.
       Ремень своего пулемёта я перекинул через голову и одно плечо. Чтобы на ходу не уронить. Выпустил ремень на всю возможную длину, чтобы в случае необходимости можно было маслать стволом из стороны в сторону. Потом дослал патрон в патронник, поставил на предохранитель. Можно ехать. А, вот ещё что! Ноги. Их надо разместить так, чтобы их не оторвало. Если фугас или противотанковая мина долбанёт под колесом, пусть бы оно полетело вверх не с моими ногами. Я поёрзал жопой по стальной броне так-сяк, посучил ногами то в одну сторону, то в другую. Нашел-таки, приемлемую позу, пристроился так, чтобы ноги находились над самым широким просветом между парами колёс. Можно считать, что всё у меня хорошо. Можно ехать.
       Ротный Рязанов прошел вдоль колонны наших БТРов. Оглядел кто как закрепился на броне. Прошел туда-сюда, встал посередине.
 - Ну что, Горнокопытные слегка бронированные? Готовы?
 - Так точно, товарищ старший лейтенант! – Ответил почти стройный хор солдатских голосов.
 - Тогда, как говорил Юрий Алексеевич – «Поехали»!
       Рязанов заскочил на свой командирский БТР под управлением Вани Грека. БТРы взвыли движками. Выкатились за КТП-1, пошли на спуск по кишлаку.

На фотографии выезд из Рухи в сторону Анавы. На выход из ущелья.

       На броне ехать было очень холодно. Дул горный промозглый ветер. Плюс к тому БТР едет, ветер ещё сильнее дует. Насквозь всё продувает. На мне одеты ватные штаны, ватная телогрейка, сверху бушлат шестого роста, на бушлате противоосколочный бронежилет Б-2. Если он не пропускает осколки, то ветер он тоже не пропускает. Сделан он из пластин, под пластинами прослойка из каких-то волокон. Хорошая прослойка, толстая как пол матраса. Так что броник ветром не продувает. А ватные штаны пронизывает как будто они сделаны не из плотной ткани и ваты, а как будто они сделаны из марли. В общем, если бы не броник, то я промёрз бы до полусмерти.
       Выехали за последние полуразрушенные постройки. Дорога пошла между гор.

       Техника шла на приличной скорости. От этого её очень сильно качало на ухабах. Я держался за «ухо» скрюченными пальцами, синими от холода. И что думаете? Думаете я испытывал огорчение? Нет же! Я был счастлив. Ехать нам придётся весь световой день. Я согласен весь день сидеть на стылой броне, держаться скрюченными пальцами, лишь бы только не вхерачивать с вещмешком по горам. Более того, я страстно желал, чтобы вся моя служба до дембеля прошла на этой броне с «ухом» из прутка в руке. Я согласен. Я счастлив! На контрасте с этим способом перемещения я вспомнил как ездил на выходные к родителям. На рейсовом автобусе. В детстве, когда я был был студентом, я периодически катался из Минска на междугороднем автобусе-экспрессе. Маршрут в те годы обслуживали новенькие венгерские «Икарусы». Венгры забабахали «Икарусу» просторный салон с высоким потолком, установили мягкие кресла с высокой спинкой. Такие кресла в ту пору называли словом «авиационные». Я забирался в такое кресло, устраивался поудобней. А через полчаса пути на меня наваливались страдания. Моя спина затекала, задница болела, согнутые в коленях ноги гудели. Меня клонило в сон, голова то и дело сваливалась с плеч прямо на грудь. А иногда криво сваливалась на спинку впереди точащего кресла. Я бился лбом, просыпался, мне было погано. Я внутри себя думал всякие разные обидные слова. За полтора часа дороги я выматывался и морально, и физически. Это была сущая пытка.
       Сейчас я еду не в мягком «авиационном» кресле. Я ежу жопой на листе твёрдой стылой брони. И я счастлив. Тогда в салоне автобуса было тепло, а сейчас холод собачий, пронизывающий горный ветер. Но я опять же счастлив. Я согласен ехать вот в такой позе хоть весь день. Лишь бы не идти, лишь бы не лезть в горы.
       Спать на качающейся броне мне не хотелось. Голова с плечь на грудь не валилась. Мне было очень интересно и увлекательно судорожно сжимать левую руку на «ухе», приваренном к башне БТРа. Мне было очень занимательно и познавательно буравить взглядом горный склон, с которого в любую секунду могло ударить десятка два автоматов и пара гранатомётов. Сон, почему-то, в такие минуты не очень наваливается.
       Так что, дорогие путешественники и путешественницы, предлагаю вашему вниманию сделанный мной вывод: кататься надо не с комфортом, а с хорошим настроением. И тогда, как говорится в песне, тогда вода нам – как земля.
       Как-то так получилось, что в этот раз по нам душманы не стреляли. До Анавы мы доехали без стрельбы и прочих приключений. Мины и фугасы тоже почему-то душманы поленились закапывать. Может быть им снег чего-то навеял? В общем и целом, я к ним без претензий за это.
Мы на большой скорости прошли от Рухи до Анавы. На такой же скорости пронеслись по улочкам Анавы. Посмотрели на десантуру, которая там несёт боевую службу. Помахали пацанам с брони руками, поехали дальше.
       Вышли из Пандшера, влетели в кишлак Гульбахор. Когда начались жилые кварталы, я прифигел от увиденного. Я вдруг обнаружил, что я отвык от людей. За месяцы войны у меня в голове устаканилось, что все вокруг должны быть в зелёной одежде. А в кишлаках люди ходят в чем попало. Разве так должно быть?
       Какое-то время я пялился на бачей, молча недоумевал. Потом недоумение сменилось приступом юмора. Я стал швыряться в бачей пустыми банками от сухпая. Прямо с едущего БТРа. Мне казалось, что это очень остроумно. А Рязанов что-то говорил на построении про то, как надо себя вести в долине. Что он там говорил? Я всё так и сделал, как он сказал.
       В середине Гульбахора мы остановились. Там, где через речку был проложен мостик. Мостик очень узкий. Если БТР на него заезжает, то с обоих бортов резина немножко выходит за габариты моста. Колёсная база БТРа немного шире, чем мост. Понятно, что если нам навстречу будет двигаться встречная колонна, то разъехаться на таком мосту мы не сможем. Поэтому мы остановились перед мостом, пропустили встречную колонну. Стояли на обочине, ждали пока проедет встречная колонна.
       Конечно же, сразу к БТРу сбежались местные пацаны. Бачи. За ними надо смотреть глаз да глаз! Мы спрыгнули с брони. Стали приседать и крутить жопами чтобы размять затёкшие конечности. Для пущего здоровья закурили, естественно. Стояли, курили, глазели на детей.
 - Вот детки.. всем деткам детки. - Фарид вылез из-за руля БТРа, спрыгнул с брони к нам.
 - Даже цыганятам до них - как до Луны. Пока с одной стороны пара таких бачей заходят, тебя отвлекают, дык партия других с другой стороны пытается что-нибудь украсть. Или от БТРА что-нибудь открутить. Апосля маневры меняют. Ящик с-под снарядов берут: - «Сундук, сундук» и тарят туда пшеницу или рис, всё что в колонне надыбать можно. А потом счастливые несут домой.
 - Они умудрялись ногтем ободок на фарах отвратить и фары снять. И всё это во время движения по городу в составе колонны. – Вася Спыну пыхкал сигареткой, пристально следил за пацанвой. - А ещё вот такие малыши запрыгивали на бампер и дворники на ходу отламывали.
 - А ещё у них, у бачат, под Гератом было такое приветствие - машут руками, улыбаются во весь рот и кричат " Командор пидорас!" Они думали, что это такое приветствие! Ну, и кто их научил?
 - Конечно наши научили! Дуканщик в Хиджане говорит мне: - "Ташакор" (спасибо)! И следом: – «Охуенный ташакор!», т.е. большое спасибо! Он никак не мог понять почему я ржал над ним до усрачки.
       В общем, с подачи Фарида и Васьки мы расположились вокруг БТРа так, что стибрить у нас бачам ничего не обламывалось. Видимо от этого и от холода они сделались такими жалкими и горемычными, что мы дали им сначала галет, а потом консервов из сухпая.
       Бача брал хавчик в свои руки а они такого цвета… Сразу же вспоминается, как Старцев рассказывал почему он не курит и не будет курить чарз. Грит, бача подбегает, протягивает эти палочки и лепёшки с чарзом, а у него такого цвета руки… ну такого… как будто из керзы сделаны. Мне так противно стало от этой антисанитарии. Меня чуть не вытошнило. С тех пор как увижу чарз, так сразу те руки в памяти всплывают. И желание потошнить.
       В общем, пацанов нам стало жалко. В скором времени каждый солдат что-нибудь отсыпал из своего горно-зимнего «эксперементального» сухпайка. Вот на фотке видно, что каждый что-то протягивает афганской детворе.

На фотографии пацаны потягивают сухпай детям с БМПшек. Моя рота ездила на БТРах. Разницы нету кто на чем ездил. Наоборот, эта фотография показывает, что и с БТРов, и с БМПшек, наши пацаны всегда подкармливали малышню. Отдавали детям какие-нибудь «ништяки» из своего сухпайка. Сколько у какого солдата хватит сообразительности, столько он детворе отдаст. То есть, это не единичный случай, который произошел с моей ротой. Это постоянное, повседневное обыкновенное действие: едешь по Афгану, имеешь что пожрать, значит делишься с афганской неумытой, обездоленной, грязнорукой малышнёй. Так делали все и всегда. Фотка не врёт. Она просто на мгновение остановила время.
       Обратите внимание на то, что наши советские пацаны не кидают еду с брони детям, как собакам. Солдат слез с брони, отдал из рук в руки. Всё по-человечески. Всё по-уму.

       Кто-то из офицеров вскрыл ножом банку с тушенкой, кормил малышню прямо не отходя от колонны. Хрен знает, что у них там дома делается. Может отберут у детей жрачку. А так оно видно, что дитё взяло и сожрало. Теперь не окочурится на ноябрьском холоде.

Я не знаю кто этот старший лейтенант. Не знаю где снимок сделан. Мне кажется, что это юг Афганистана. А я служил на севере. То есть и на юге, и на севере Афганистана наши военные отдавали афганским детям часть своего сухого пайка. А потом несколько дней ехали голодные. Сейчас расскажу, как это было.
       Встречную колонну мы пропустили. Поехали по Гульбахору. Дуканы, дуканы, дуканы. Вездесущий постоянный, непрекращающийся срач. Срач, как способ существования. Срач, как образ жизни.
       И ещё «барбухайки», тоже как образ жизни.

Вот они на фотке, и дуканы, как образ жизни, и срач, как способ существования, и барбухайка, как средство перемещения. Местным пацанам невозможно просто так сесть в ЗИЛ, завести двигатель и поехать. Мозг афганца заставляет отломать от ЗИЛа кабину, приделать на её место целый плацкартный вагон из досок. Чтобы внутрь помещалось человек 10 и ещё на крыше пятнадцать мешков и восемь мордоворотов. Кузов у ЗИЛа, ясное дело, тоже не годится. Надобно его снести нахер, а на его место установить арбу высотой до потолка. И чтобы в ширину была не меньше шести метров. 

А ещё надо обвешать всё цепями, колокольчиками, декоративными решеточками, украсить цветными картиночками. Одного металлолома надо навешать столько, сколько этот ЗИЛ по техническим характеристикам поднимать не должен. Вот, блин, смотрите, что можно сделать из ЗИЛа.

Без всей этой фигни ехать никак нельзя! Это хорошо ещё, что капот Стотридцатому ЗИЛу не снесли. А так бы вообще хрен угадал отечественного производителя в этом чуде-юде.
       Обратите внимание, что лобовое стекло баче нахер не надо. Зато очень нужны дудочки. Смотрите, сколько дудочек закреплено на стойке возле водителя. Он, наверное, «Марсельезу» на них сможет выдудеть, если захочет.

       Если хозяин этого ЗИЛа попытался бы покататься по моей стране на своём чуде-юде, то его немедленно отловили бы ГАИшники. Вынули бы из кабины и лич-чно отвезли бы в психоневрологический диспансер. А там, дальше, этот мега-дизайнер надолго обосновался бы в психушке. Даже если бы его выпустили через пару лет, то поставили бы на учет с таким диагнозом, что водительское удостоверение он не получил бы больше никогда.
       В Афганистане барбухайки – это повальное, повсеместное увлечение. Моё личное мнение таково, что эта традиция идёт со времён индийских боевых (и не только боевых) слонов. Часть Афганистана в давние времена относилась к территории Индии. В частности, Кандагар и южные провинции. В индийском эпосе фигурирует персонаж Принцесса Гандхари. По-современному это называется Принцесса Кандагарская. Дык вот картинки из индийских эпических произведений полностью совпадают с внешним видом барбухаек. Пририсуй этому ЗИЛу бивни и уши – получится Слон Ганеша. Стиль полностью совпадает.

       Лично я считаю, что привычка разукрашивать свои грузовики таким образом, идёт из древних, архаичных культурных традиций. А поскольку государство в Афганистане слабенькое, только-только короля свергли, только-только из 13-го века страна выползает на четвереньках. Дык вот, поскольку государство и государственные службы ещё очень примитивные, то водители в силу низкого технического образования нарушают все мыслимые и немыслимые нормы. В угоду своим традиционным взглядам. А их за это никто не «гоняет». Вот они и изголяются друг перед другом – кто круче размалюет своего «слона».        В общем, ехали мы, дивились заморским причудам, как диву дивному. Там-сям беззлобно покидывались пустыми консервными банками. В другом месте подкармливали босоногую грязнорукую детвору. Тут-там прикалывались как взрослые бачи сидят в сугробе в резиновых галошах, обутых на босую ногу. Бача вытопчет в сугробе себе пяточек, сядет на корточки, сидит, курит. Ноги в галошах босые, прямо на снегу. Но сигарета с фильтром. Сразу видно – джентлимен.
       Проехали по Чарикарской равнине несколько километров. Подъехали к какой-то воинской части царандойцев. Или командОсов. Не знаю, что это за населенный пункт. Знаю, что он расположен где-то между Гульбахором и Джабалем. Подъехали мы к этой воинской части. Как положено, часть окружена забором. Въезд в часть обустроен красивыми воротами. Колонны на которых висят створки ворот покрашены красивой, сверкающей белой краской. Рядом с воротами нарядная будка, рядом с будкой нарядный часовой. На нём высокий белый воротник, высокие белые отвороты рукавов. Он стоит чуть ли не по стойке «смирно». А с нами в колонне ехали «Уралы». У «Урала», который ехал за нашим БТРом третьим или четвёртым сзади, стало происходить что-то с задними колёсами.
 - О, смотри, у «Урала» полуось вылазит! – Вася Спыну обратил наше всехнее внимание, ткнул указательным пальцем туда, куда следует смотреть.
       Я проследил за пальцем. Затем пришлось проследить и за колесом. Оно не спеша вылезло из колёсной пары прямо с блестящей полуосью и покатилось вдоль дороги. Колесо немного выписывало «восьмёрку», от этого полуось наглядно демонстрировала что такое прецессия гироскопа.
Основная трасса дороги перед въездом в царандойскую часть круто поворачивала направо. Наш БТР, естественно, не стал пытаться протаранить ворота, повернул по трассе тоже направо. «Уралы» повернули один за другим. А вот колесо с полуосью не повернуло. Оно невозмутимо катилось прямо на афганского часового и размахивало в воздухе блестящей ялдой полуоси.
       Через четверть секунды часовой отскочил в сторону от своего поста под защиту нарядной будки. Колесо со всей дури засадило в белую колонну ворот. Пробуксовало по опорной колонне, подпрыгнуло вверх, шлёпнулось перед воротами. На колонне остался четкий черный след армейского протектора. Выглядел этот след так, будто «Урал» проехал по белому столбу вверх и унёсся к облакам.
       Колонна поехала дальше, не заметив потери бойца. То есть утраты колеса. Я ехал и судорожно пытался хватать мозгами петлявшие как попало мысли. Получается, что часовому повезло как минимум два раза подряд. Первый раз повезло от того, что колесо не размазало его по белой колонне. А второй раз повезло от того, что колесо не уехало в стратосфэру, а шлёпнулось перед воротами. Колонна русских ушла и теперь этот бача сможет загнать и колесо, и полуось. Это нормальные деньги. Вопрос лишь в том, что он скажет своему командиру насчёт следа от протектора на белой колонне. Скажет, что «шурави» на одноколёсном велосипеде погнались за вертолётом? Да пофиг, какую сказку он расскажет. Важно, что колесо и полуось стОят «много деняк». А в дуканах продают всё и покупают всё. Было б чё продавать.