Мерзостные утренние пробуждения в зимней темноте несколько дней нагоняли на солдат тоску-печаль. Однако, мы должны понимать, что не бывает событий тоскливых или не-тоскливых. Событие само по себе не несёт никакой эмоциональной окраски. Вылезло солнце из-за бугра, ну и всё. Вылезло и вылезло. Плохо это или хорошо, тоскливо или радостно – все эти штучки к солнцу приделывает наш мозг. Мозг отображает событие в нашей голове, а затем сравнивает с остальной окружающей обстановкой. Если на сегодня это самое неприятное событие, то мозг засчитает его неприятным. Тоскливым. То есть, если бы не это событие, то нам было бы хорошо. А так нам плохо. Событие-то нехорошее случилось. Всё, можно впадать в печаль. Однако, я знаю, как можно перехитрить наш мозг. Для этой цели я сформулировал Закон Позитивных Поджопников. Суть его состоит в том, что если солдату с самого утра надавать поджопников, то мозг воспримет самым негативным событием именно поджопники. Всё остальное автоматически засчитает положительным и радостным. Тёмный ослятник за счастье станет, холодная вода в Гуватке будет в радость, и поздний восход перестанет нагонять тоску-печаль.
Командование нашей дивизии знало Закон Позитивных Поджопников. Может быть оно не сформулировало его в такой элегантной форме, как сформулировал я. Всё может быть. Однако, пользовалось этим законом наше Командование виртуозно. На самом ближайшем утреннем построении оно очень ловко привило мне любовь к зимнему тёмному ослятнику. На этом построении нам объявили, что мы пойдём на Киджоль. На зимнюю полковую операцию. Это был полный аут! Мы сразу же все вместе, всем строем, принялись тосковать по нашему тёмному ослятнику с чугунной буржуйкой. Какой он, оказывается, у нас милый! Чего там нас не устраивало? Что солнце из-за хребта вылезает через полчаса после подъёма? Да пусть хоть через час вылезает! Пусть хоть каждый раз в новом месте вылезает! Лишь бы не в сугробе его встречать!
После получения новости насчет сходить в Киджоль на зимнюю операцию, я сидел на нарах в ослятнике. Обводил взглядом пыльные глиняные стены, окутанные полумраком. Думал, что по яйца в снегу на горном ветру будет намного хуже, чем под тёплым одеялом на дощатых нарах. А тут ещё Вася Спыну со своим баяном взялся пиликать тоскливую протяжную молдавскую мелодию! Вася расселся рядом со мной на нарах, начал наматывать мой нерв на свою тоску по родине. Если бы не окружающий нас антураж с заснеженными горами, то Васина мелодия, вполне возможно, воспринималась бы как милая. Но, в зимнем ущелье Панджшер эта мелодия вызывала у меня один и тот же устойчивый мираж: вид с вертолёта на длинный заснеженный склон по которому рота прокладывает своими телами тропу в бесконечном горном сугробе глубиной по яйца. С-с-сука, надо же, какие унылые мелодии сочиняют в Молдавии! Мне захотелось завыть от тоски.
Перед Киджольской операцией нам выдали сухпай и боеприпасы. Провели строевой смотр. На строевом смотре, как всегда, в суть боевой задачи нас никто не посвящал. Пойдёте на Киджоль и всё. Будете там выполнять приказы командира взвода. Хватит вам такой информации. Здесь вам Советская Армия, а не ассамблея ООН. Прения здесь никто не будет устраивать.
После строевого смотра нас накормили, напоили, надавали Позитивных Поджопников и положили спать. Поутру подняли, ещё раз всех строем отчпокали, затолкали на броню и повезли по знакомой дороге в Барак.
В Барак мы доехали без приключений. Впереди, по ходу нашего движения была слышна стрельба, но наша рота в этой стрельбе участия не принимала. Ехали себе и ехали.
По прибытии в Барак нашу технику стали размещать среди позиций афганской техники. Ну, собственно, как «афганской»? Техника была советская, но служила она в армии Демократической Республики Афганистан. Там, в Бараке, там стоял батальон командОсов (элитные подразделения ДРА «коммандос»). Этот батальон был вооружен таким раритетным железом, что мне сначала показалось, будто меня привезли в Музей Артиллерии в город Ленинград, а не в Барак. В склон горы в этом Бараке было зарыто какое-то неимоверное количество старинной советской техники. УАЗики, старинные БТР-60, грузовики и прочая видавшая виды армейская железная продукция. Всё было размещено в полу окопы, обложено снаружи стенками из камней, подсыпано грунтом. На фотографии виден ландшафт с окопами и полу окопами.
На этой фотографии все военные, у кого на голове кепка, это афганцы-командОсы. Наши пацаны в зимних шапках. На переднем плане к башне БТРа прислонился спиной Анатолий Иванович Воличенко. Снайпер 3-го взвода. На том же БТРе стоит сержант Машарипов Тюлеген. На левом боку у него виден подсумок на 20 гранат к подствольнику ГП-25. На груди лифон с магазинами. Один из магазинов на 45 патронов. Где-то уже «подбрил» у пулемётчика. С таким магазином Тюлеген как саданёт по душарам! Всем будет кирдык! На ногах у Тюлюгена, обратите внимание, поверх сапог одеты бахилы от ОЗК. Это чтобы снег на сапогах не плавился.
Среди прочего раритетного железа я видел в Бараке танк Т-34 и систему залпового огня БМ-13. Это легендарная «Катюша» со времён Великой Отечественной войны. Причем «Катюша» стояла заряженная, на направляющих висели ракеты. Я так понимаю, она была вполне готова стрелять.
Расположение батальона командОсов представляло из себя глинобитный дувал, похожий на крепость. Эта крепость видна на заднем плане фотографии.
На левом углу дувала белой краской что-то написано «шемаханской вязью». Я стал прикалываться, заявил пацанам, что я умею переводить на русский язык такие надписи.
- Баграмский обль, Панджшерский район, гэ/пэ Барак улица имени Рожы Люксембург, ослятник номер два. – Произнёс я, как будто бы прочитал вслух.
Пацаны заржали. Тогда я взялся переводить надпись над входными воротами крепости:
- Народ и партия едины.
На этот раз не смеялся никто. Пацаны не поняли юмора. Закорючек написано много, а слов в переводе мало. Не смешно. Выходит, что первый мой «перевод» пацаны приняли за «чистую монету». Выходит, что смеялись от радости за меня, а не над шуткой. Во второй раз догадались, что я их обманываю. Не засмеялись. Всё-таки армейский юмор - тонкая штуковина.
Ещё раз обратимся к фотографии. Расскажу кто на ней изображен. На броне разлёгся Саня Севрюков. Рядом с Саней – Кмил Раджапов. Оба натянули поверх сапог бахилы от ОЗК. Стоит над Камилом в черном танкаче Ахмед Сулейманов. Рядом с Ахмедом - Женька Андреев с бычком в зубах. За правым Женькиным плечом стоит Бердияров, экипированный в бронежилет. Рядом с Бердияровым - Вовка Драч. Драч зачем-то натянул себе на голову танковый шлемак. На многих пацанах одеты бронежилеты. Мы только что приехали с колонной. Сейчас снимем бронежилеты, полезем в горы без них. А в колонне шли строго в бронежилетах.
После того, как мы прибыли с колонной в Барак, командование не стало спешить отправлять нашу роту в горы. До вечера мы шарились по Бараку, слонялись без дела между БТРами. Кончился день тем, что на ночь нашу роту оставили на броне.
Рассказывает Игорь Стрижевский, горный стрелок, рядовой 7 рота 2 взвод:
- В Бараке был дом. В доме две комнаты. В одной комнате размещались советники, а в другой расположилось командование нашего полка. Меня (Игоря Стрижевского) и Стаса (Игоря Мазура) поставили охранять внутри, в комнате. Потому что недавно командОсы закинули гранату в баню советникам.
Мы со Стасом начали лазить по комнатам. Нашли две свечки, чтобы посветить. Нашли корзину, накрытую покрывалом. Она была полная лепёшек. Нашли бачок литра на три, закрытый крышкой. В бачке борщ, типа домашнего. В нём куски мяса плавают. Борща мы отхряпали где-то половину. Ещё один бачек с жареной картошкой. Картошка была порезана волнами. Её тоже половину сожрали. А лепёшек слопали по 2 штуки. Корзина была большая, лепёшки тоже большие, много мы съесть не могли, поэтому жеранули как получилось.
Стас нашкодил. Там был таганок (керосинка). Стас его зажег, там полыхнуло всё.
Я не помню кто нас сменял, но мы простояли не 2 часа, а 4. А потом сменщики, которые нас сменяли, говорят: - «А чего вы не сказали, что вы на посту перестояли? Вас бы сменили через 2 часа». А потом через какое-то время они же говорят: - «А-а-а-а, теперь всё понятно почему вы тут так задержались». А мы сменились утром и пошли в горы. Командование полка нас не наказало за ниши со Стасом безобразия.
Утром следующего дня наших офицеров собрали на совещанье. На совещании офицерам поставили задачу: Седьмая рота должна вместе с Миномётной батареей Третьего горнострелкового батальона, залезть на горный хребет, закрепиться, доставить на хребет боеприпасы для минбатареи, обеспечить охрану и оборону батареи.
На фотографии совещание перед подъёмом на хребет. Старцев С.А, Зеленин И.Г., техник роты Седых в танковом шлемаке и ещё два офицера. Не могу их узнать.
В горах миномётчики никогда не вели боевых действий в одиночестве. Миномётчиков всегда охраняло какое-нибудь подразделение. Численность этого подразделения завесила от задач, поставленных перед миномётчиками. Если миномётчики просто шли на марше, то им в охрану могли выделить всего лишь одно отделение горных стрелков. То есть 7 солдат с автоматами и пулемётами. Если задача у миномётчиков была связана со стрельбой, если требовалось вести огонь по противнику из миномётов, то миномётчикам могли придать взвод. Этот взвод не только выполнял функцию охраны от противника. Этот взвод нёс боеприпасы для миномёта.
Сегодня миномётчикам придали целую роту. Нашу 7-ю роту. Значит миномётчики будут много стрелять, значит им надо помочь затащить на хребет много боеприпасов.
Чтобы боеприпасов затащить действительно много, Рязанов принял решение отправить в горы водителей и старших стрелков (старшие стрелки – это такие чуваки, которые сидят в башне БТРа за пулемётами). Рязанов приказал нагрузить на них детали от миномётов и миномётные мины. Водилы и старшие стрелки должны были залезть с этим грузом на хребет, аккуратно там всё сгрузить, помахать всем ручкой, сказать «A rivederci», до новых встреч, бамбини! После чего спуститься с гор к своей технике и возобновить выполнение своих прямых обязанностей.
Тема, конечно же, хорошая – отправить водил в горы с грузом в один конец. Однако, надо себе представить, что испытают водилы в этих горах. Водилы много месяцев сидят своими мягкими попами на водительских сидушках. Кровоснабжение мышц ног в такой позе происходит не самым лучшим образом. Дни и ночи напролёт водилы ковыряются в перепачканных машинным маслом железяках. Думают мозгами над ремонтом неисправностей в этих железяках. В результате за годы героической службы у водил получились мускулистые руки и мозги. Но, нихрена не мускулистые ноги и попы. А по горам надо шпарить за счёт силы ног и поп. Сильные мозги и крепкие, тяжелые руки – это обуза на подъёме. Тупой осёл на подъёме гораздо полезней, чем умный водитель. Можете себе представить, как сейчас «кайфанут» водилы на подъёме в горы с железом на горбу?
Я искренне посочувствовал нашим водителям и стрелкАм в глубине своей души. Однако, я понимал, что каждая железяка, которую они затащат в горы, эта каждая железяка будет снята с моего личного горба. В общем, мысль Рязанова я понял и одобрил. А водилам посочувствовал.
После некоторой сумятицы, связанной с размещением прибывшей техники, нашу роту застроили возле брони. Перед строем роты вышел какой-то незнакомый майор. Вроде бы он служил в Разведуправлении Дивизии. Кто-то говорил про него, что он то ли ингуш, то ли дагестанец. Майор был невысокого роста, плотный, крепкого телосложения. На фоне его небольшого роста сильно выделялись ножищи. У майора из-под бушлата во все стороны буграми мышц торчали толстые, мускулистые бёдра. У меня возникло подозрение, что это майор - горный стрелок, а не я – горный стрелок.
После нескольких дружелюбных команд из серии «ровняйсь-смирняйсь» майор произнёс небольшую пламенную речь. Потом подъехал ГАЗ-66, привёз нам ящики с миномётными минами. Мы побрали из тех ящиков по две мины, как обычно. Но, ящиков было больше обычного. Поэтому в ящиках осталось дохрена невостребованных мин. Ротный принялся «награждать» бойцов дополнительными минами. На водителей и старших стрелков нацепили по несколько мин, а Ване Греку за его выдающийся рост и роскошные физические данные, вручили ствол от миномёта. Ваня стал кричать, то есть громко говорить всем сразу:
- Да чё там такого! Миномёт! Да я не сцу вообще! Не думайте, что вы в горах такие накачались, а водители на броне, типо, хлюпики! Я вам покажу как надо по горам шпарить! А если бы мне дали бутылку водки, то я вон на ту гору затянул бы этот сраный миномёт! - Ваня махнул рукой на нависающий над нами хребет. На одну из промежуточных высоток.
Те, кому достались мины, они обвешались этими минами, как ёлка гирляндами. Пацаны вынимали из своих штанов брезентовые брючные ремни, крепили на них мины в виде гирлянды. Затем вешали всю конструкцию себе на шею. Получалось точно, как новогодняя ёлка.
Старшим стрелкам досталось по 5-6 мин. Каждая весит 3,2 кг. Умножаем. Получаем по 20 кг на человека. Не бог весть что. Горный стрелок несёт вещмешок со жратвой и боеприпасами, оружие, воду, огни-дымы-ракеты. Общей массой килограммов 50. А на старшем стрелке висит всего 20 кг. Разница в два с половиной раза, но. Подниматься мы будем на 3 200. А тут уже, извините, требуется адаптация. Плюс общий уровень физухи у горного стрелка отличается от физухи старшего стрелка. В общем, как говорят в Одессе – почувствуйте её, эту разницу. Сейчас почувствуем.
Рязанов распределил боепитание и огневые средства между бойцов по честности и справедливости. Оглядел своё воинство. Подал команду двигаться вперёд.
Сначала мы прошли мимо территории командОсов. Обошли их зарытую в землю технику, обошли глинобитную крепость. Потом пошли по широкой лощине.
По дну лощины с горы ссыпалось огромное количества песка, щебня и крупных камней. Вечно ползущая сыпучка. Как только мы зашли на неё, сразу же ноги начали буксовать. Дыхание сбилось, пульс подскочил. После первых двух или трёх привалов начались приключения.
Первое приключение сидело на жопе прямо на сыпучке. Это Марат-арембуржэ. То есть сержант Мухамедгалиев, если выражаться по-военному. Пару недель тому назад их пришло 4 молодых сержанта: Мухамедгалиев, Андреев, Соломин и Машарипов. Андреева и Мухамедгалиева определили в первый взвод. Сегодня первый взвод идёт впереди моего взвода. А я догнал Марата. Очевидно, что Марату нехорошо.
Марат сидел на жопе. Он развязал вещмешок, вытащил из него банку с перловой кашей, оскалил зубы, сделал суровые брови, произнёс банке какие-то страшные ругательства на татарском языке. Банке сделалось так страшно, что после короткого взмаха Маратовой руки эта банка полетела прочь. Полетела от Марата, как от чумы. Отлетела на безопасное расстояние, шлёпнулась где-то на сыпучке и притаилась.
На каждом привале Марат вынимал из вещмешка банку, держал перед лицом, две минуты говорил ей какие-то обидные слова на татарском языке. А потом выбрасывал.
- Туйдым сездэн! Туйдым! Ашарлык азык булмадыгыз инде! Богазыма кермисез бит! Курэсе килми бит! Ат тугел бит мин перловка ашарга коненэ 3 мэртэбэ! Бусы дунгыз ите белэн тагы! Гонах безгэ дунгыз итен ашарга! Мин кяфер тугел! Аллахы мине кичермэс бит гонахларым очен!
Перевод:
- Сыт я вами! Сыт! Негодной пищей вы стали! В глотку не полезете же! Не лошадь я чтобы перловку 3 раза в день кушать! Это со свининой еще! Грешно мне свинину кушать! Я же не кяфир! Аллах мне не простит эти грехи!
Через полкилометра я дошел до следующего «приключения». Следующий молодой сержант сидел на жопе и тяжело дышал. Это наш санинструктор Женька Андреев. После команды «продолжаем движение» он не поднялся.
- Жека, что случилось? Идти можешь?
- Димон, трындец. Я зрение потерял. У меня с учебки сапоги – врагу не пожелаешь. Я ими гребу-гребу, а они проскальзывают. – Женька поднял ногу. – Вот смотри.
За неделю до прибытия молодых сержантов, нашей роте выдали сапоги почти такие, как изображены на рис. 1. Протектор у сапог был точно такой, но не было ремня на голенище. Ремень на голенище - это для десантуры. Но, для нас сейчас ремень не важен. Важно, что сначала нам выдали новые «эксперементальные» сапоги, а потом прибыли сержанты. Казалось бы – какая мелочь! Какая разница, когда кто прибыл и когда вам выдавали барахло! Однако, на войне мелочей не бывает. Любое событие, засчитанное «мелочью», может стоить солдату жизни. Вот очередное свидетельство – из-за «мелочи» со шмотьём сержант Андреев сидит на склоне без зрения. Чем это закончится? Зрение у него восстановится или его на этом склоне убьют враги? Весёленькая получилась прогулочка. А всё из-за того, что сержант Андреев не получил обувь с прогрессивным новым протектором. Он остался обладателем старой обуви с «убитой» подошвой, изначально негодной для походов по горной сыпучке. Рис. 2 – примерно так выглядела подошва обуви сержанта Андреева. По горам в такой ходить невозможно.
Рязанов шел впереди с Первым взводом. Я ломанулся вперёд, догнал Рязанова. Доложил, что сержант Андреев от перенапряжения потерял зрение. Рязанов всё понял, принял решение оставить сержанта Андреева на том месте, где его застал этот недуг со слепотой. Склон горы в этой точке полностью просматривается снизу т.к. наша броня находится в прямой видимости. Душманы здесь не появятся, Женьке ничего не угрожает. Поэтому Рязанов приказал Андрееву остаться здесь, на склоне. А Ване Греку приказал дойти с ротой до хребта, сгрузить с себя миномёты и мины. Затем собрать водителей и старших стрелков, вернуться сюда за Женькой.
- Грек, ты всё понял? Повтори мой приказ! – Обратился Рязанов к Ване.
Ваня всё в точности повторил. После этого рота двинулась дальше. Женька остался на склоне.
Поднимались на хребет мы очень туго. Сыпучка, мы сильно нагруженные. Молодые сержанты выбились из сил. Водители и старшие стрелки тоже. Первый подъём в горы, да ещё на 3200, да ещё с миномётами. Как говорится – чего ж вы хочите!
Рота карабкалась на гору очень медленно. В какой-то момент майор с накачанными ногами забрал у Вани трубу от миномёта. У этой злополучной трубы оторвался ремень, на котором её следовало переносить. Труба превратилась в чудовищную, уродливую гаргару, которую можно нести только на плече. Склон был очень крутой. Подниматься по нему надо было на «полном приводе» (то есть на четвереньках). А тут у Вани огромная тяжелая хреновина на плече. Эта хреновина упирается в крутой склон, толкает Ваню, да ещё одну руку занимает. В общем, Ваня был уже зелёный от напряжения. Майор увидел это, забрал трубу. Ване дал что-то взамен, я не видел, что именно. Ваня нёс что-то попроще, чем ствол от миномёта, отдыхал. Этот «отдых» был не до самого верха. Через какой-то промежуток времени они поменялись обратно. Но, майору в любом случае - УВАЖУХА! Вот это настоящий офицер! Он умней солдата, имеет больший опыт, лучше пользуется оружием и при этом демонстрирует превосходную физподготовку. Уважуха майору.
Ване тоже уважуха. Ваня отдышался и сам забрал у майора трубу. А она неудобная – трындец. На ней нет ни ручек, ни ножек. Ухватиться не за что. Хоть кидай её нахер под ноги, садись и плачь.
Ваня трубу не кинул. Ваня не заплакал. Кряхтел-сопел, но лез вперёд. Когда выполз с этой долбаной трубой на хребет - кинул её на камни. Труба звякнула, а Ваня упёрся обеими руками в огромный валун. Стоял лицом вниз, дышал.
- Ну что, Грек? – Рязанов вышел на хребет раньше Вани. С первым взводом вышел. Теперь уже отдышался и бодренький такой, сидит на камне с сигареткой в руке, в черной кожаной перчатке. Подъегоривает Ваню.
- У меня есть бутылка водки. Ставлю. Ты говорил, что за бутылку миномёт дотащишь вот до того бугра.
- Да ну её НА-А-А-АХУЙ!!! – Ваня, стоял лицом вниз и упирался руками в камень, как будто хочет его покатить. Он выкрикнул наболевшее очень громко и очень искренне. Даже было как-то странно, что так громко матом солдат разговаривает со старшим по званию. – Я лучше трезвенником всю жизнь буду!
- А-ха-ха-ха! – Рязанов залился смехом. – Ваня, вот и не пей, раз трезвенником собрался быть! Я вот тоже не алкоголик. Я - бабник. Вот если бы на ту горку поставили голую бабу! - А-ха-ха-ха!
Потом мы сделали вот эту фотку. Рязанов всегда в горах заставлял солдат рассредоточиться, но для фотки разрешил сойтись, быстренько сфотаться. Затем тут же разогнал всех по позициям.
Рядом с Рязановым без шапки сфотан усатый Старцев. Над головами Рязанова и Старцева запечатлен черноволосый лик Сакена Сеитахметова (тоже без шапки). Вечный наш дозорный. Ни за хрен собачий назначенный на эту опасную для жизни должность. Но ходит, не ноет и не скулит. Он уже дембель, его приказ опубликован и зачитан. Но, пацан ходит в дозоре и не жужжит. Полная уважуха. Над левым плечом Старцева торчит башка в шапке с полуопущенными ушами. Это я. Возле правого плеча Рязанова в тёмном танкаче сфотан наш Комбат Капитан Есипенко. Возле его правого плеча офицер Сергей Олейник. Ещё правее Олейника Шура Мазык. Наш старший стрелок. Принёс на хребет гирлянду из миномётных мин. Пытается улыбаться, но физиономия-то кисловатая. Наверное, пульс ещё под 130 и ноги дрожат. Но, это - наверное. Это не факт.
Как бы там ни было, на хребет мы залезли. Миномётные мины скинули на землю. Точнее, на снег. На хребте снега было навалено выше, чем по колено. Миномётчики вытоптали в снегу площадку для боеприпасов. Наши водилы и стрелки сгрузили с себя мины, сложили пирамидкой на ту площадку. Мы, офигенные егеря, тоже под шумок ломанулись и покидали свои мины в общую кучу. Куча из мин получилась большая. Даже гордость за нас за всех взяла. Эдакая пирамида, получилась, терриконик из мин. Бля, какие мы сильные!
Потом водилы потопали вниз. Рязанов ещё раз проинструктировал Ваню, что как только найдут Андреева, то сразу бегом к броне и со 123-ей радиостанции сообщить, что прибыли, что всё в порядке и что НАШ сержант с ними. Водилы покивали головами, пошагали вниз.
Мы остались обустраиваться на хребте. Пока выкладывали СПСы, ноги в снегу пропитались водой насквозь. Как будто мы по речке Хисарак выходили мимо минного поля. Портянки сделались мокрые насквозь. Сапоги сделались мокрые насквозь. Если с такими мокрыми ногами заночевать, то уснёшь с ногами, а проснёшься без ног. Обморожение гарантировано. До наступления ночи надо просушить сапоги. А как? В вещмешках у каждого есть с собой комплект тёплых сухих портянок. На строевом смотре Рязанов лично проверил каждого бойца. Но ногу в сухой портянке не надо засовывать в мокрый сапог. Не хорошо это.
Мы снимали со своих ног сапоги. Пытались класть внутрь сапога зажженные кубики «сухого спирта». Это наш хитрожопый Бендер придумал такое занятие. Прикинь, да, ты закинул в сапог зажжённый кубик горючего, сидишь, заглядываешь в голенище. А оттуда тебе в рожу струя горячего, вонючего воздуха. И сапог дымиться. Вода испаряется с сапога, создаётся полное впечатление как будто сапог горит. А что будет, если в самом деле сапог прогорит? С дыркой ходить по снегу? Это сразу бери и отрезай себе ногу. Всё равно ей придёт капец.
Пока мы возились с мокрыми сапогами, снизу к нашему хребту подошли командОсы. Остановились они на склоне, обращенном к ихней глиняной крепости. Немного не дошли до гребня. Если что-то начнётся, то на гребень душманы не залезут потому что их не пустит наша рота. Значит в командОсов не полетит ни одна душманская пуля. Класно пацаны устроились, вояки тряпошные!
После того, как командОсы классно устроились, они начали творить какую-то невероятную херню. Для начала натаскали со всего склона огромную кучу каких-то прутиков, веточек, кустиков, былиночек. Потом подожгли эту кучу. Костёр полыхнул аж до небес. Как будто в него плеснули бензина. А эти «чингачгуки» встали в кружок вокруг костра, один бармалей откуда-то вытащил бубен и принялся в него дубасить. Остальные бармалеи принялись горлопанить какие-то свои чурбанские народные песни.
Большего дебилизма на войне в горах я себе представить не мог. Было такое ощущение, что этот хор имени Пятницкого орёт на своём родном наречии «Эй, душман, смотри! Шурави вот здесь!» Мы тут сфотаться быстренько в кучку сбежались, щёлкнулись и так же быстренько рассредоточились. Чтобы по нам не зарядили из духовского миномёта. А эти бармалеи орут, горлопанят, костёр разожгли… а уже вечереет. Нахера мы вообще с собой взяли этих чертей? Чего от них ещё ждать? Может быть ночью обкурятся чарза и поползут нас резать?
- Блять, пиздец долбоёбы. – Старцев встал возле нашего СПСа, выставил вперёд пуп, засунул руки в карманы ватных штанов. С ненавистью смотрел на костёр и на командОсов.
- Вот чё они там сейчас на своём тарабарском пиздаболят? У них вот там, за Панджшером, наверное, все родственники сидят и за нами в бинокль наблюдают. А эти уроды небось орут им под бубен «Вася, Вася, это я, Миша!» Так, САФАРОВ!
- Я-а-а-а!
- Ко мне. Шагом марш.
Сафаров подошел, встал рядом со Старцевым.
- Так. Переводи что эти папуасы там на своём орут. Потихонечку мне говори, не привлекай внимание.
- Пэсня поют.
- Ё… блять, Сафаров! Я что по-твоему, дебил что ли? Я сам вижу, что песню поют. Слова какие в песне?
- Кизляр слова в пэсне. Дэвушка любимий, ай-ля-ля… - Сафаров широко улыбнулся, закачал головой в такт ударам бубна, стрельнул слева направо своими карими глазами.
- Сафаров! Бля, затанцуй ещё тут с ними! Ты такой переводчик, блять, как и я. Их ты понимаешь, а по-русски ты хуй чё можешь!
Рассказывает Капитан Старцев С.А. Командир Седьмой Роты в 1985-1986гг.:
- Бахтиёр Сафаров был прекрасный солдат! Никогда не забуду, как он бежал в ущелье Хисарак, а за ним по тропе подпрыгивали «бурунчики» от душманской очереди. Я ему орал: - «Сафаров, беги быстрей!» - а куда там быстрей? Пять или шесть раз Сафаров на моих личных глазах чуть не лишался жизни – то подрывы, то фугасы, то пулемётные очереди. Это был высший солдат по стойкости, верности, по физухе и по везухе. Хотя, по-русски ему было говорить трудно. Он всё понимал, но, говорить по-русски без мата он не умел. А как он с командиром может разговаривать матом? Так в армии не положено.
Сколько помню Бахтиёра – столько помню улыбку. Это был никогда не унывающий, весёлый, позитивно настроенный боец. На всех фотографиях, которые сохранились у меня от 7-ой роты Сафаров улыбается до ушей.
Родители могут гордиться своим сыном. Родина может гордиться таким солдатом. Я его домой, на дембель, отправил с «Красной Звездой» на груди.
Старцев развернулся спиной к костру с бармалеями, плюнул в снег и ушел. А бармалеи остались дубасить в бубен у костра. Через несколько месяцев они всем своим командОсовским батальоном перейдут на сторону душманов. Душманы не будь дураками, посадят тех командОсов в тюрьму Масуда. Не всех, конечно же. Предателей, своих провокаторов, не посадили. А этих простфиль, которые сейчас поют душманам песни у костра под бубен, их всех определили в тюрьму.
Наш полк попытался отбить командОсов, пытался освободить их из тюрьмы. Отбил. Освободил. Только уже в виде трупов. Душманы пытали командОсов. А перед приходом наших частей всех узников тюрьмы расстреляли. Вот посмертная фотография тех пацанов, которые сейчас пляшут у костра. Я показывал эту фотографию в главе «08. Суть боевой задачи» когда рассказывал о преступлениях Масуда.
А теперь давайте на минуточку задумаемся вот над чем: эти певуны и плясуны, эти пособники душманов, поднимались по нашему склону, по нашим следам. Значит они должны были пройти мимо нашего санинструктора. И как он там? Жив наш сержант или эти предатели навалились на него гурьбой и перерезали горло втихаря? Он же не видит нихрена, он же в беспомощном состоянии. Вот и оставляй потом своих раненых на склоне! Ничего хорошего их там не ждёт. Поэтому запоминаем ещё одну истину: раненых без охраны и защиты никогда не оставлять!
- Товарищ Старший лейтенант! Вижу противника! – Наблюдатель, расположенный в камнях с биноклем, подал сигнал Командиру Роты.
- Где? – Рязанов и Старцев выскочили из своего СПСа с автоматами и с ещё одним биноклем.
- Во-о-о-н, на снегу.
По ущелью Аушаба, по белому полотну снега шлёпали какие-то два чувака. Далеко. На дистанции больше километра.
- Два снайпера ко мне! – Рязанов оглянулся на позиции своей роты. – Бегом марш!
Как из-под земли, вернее, как из-под снега, откуда ни возьмись выскочили Петя Носкевич и Юра Кудров с СВДшками. Они высоко вскидывали ноги, ломились по сугробам к Рязанову. Бежать им было не далеко. Метров 50. Но снег был такой глубокий и плотный, что оба снайпера дышали, как паровозы. Когда они добежали до ротного, у них ходили ходуном колени, руки и стволы винтовок. Куда тут стрелять на километр! Тут бы рожи друг другу стволами не разбить.
- Так. Становись раком! – Рязанов указал пальцем на Юрку.
Юрка плюхнулся в снег на четвереньки.
- Клади ему на горб винтовку. – Рязанов ткнул пальцем в Петю. – Стреляй с упора. Огонь.
Юрка, стоял раком. Он так дышал, что ствол Петиной снайперки качался, как в шторм качается бушприт у бригантины.
БАХ! – выстрелила Петина снайперка. Мужики на снегу остановились. Наверное, им этот звук кое-что навеял. Мужики потупили, а потом вприпрыжку побежали по сугробам, высоко вскидывая ноги, как это только что делали Юра и Петя.
БАХ! – Снова выстрелила Петина снайперка.
- Нет. Это всё хуйня. С такого расстояния не попадут. – Рязанов, глядел в бинокль, говорил сам себе под нос.
- Давай ПК поставим на станок и въебём по ним? – Старцев Рязанову.
- Давайте я из миномёта въебу. – Предложил кто-то из офицеров минбатареи.
С этим предложением все сразу же согласились. Быстро настроили миномёт. Выстрелили. Со второй мины превратили душманов в черные ошмётки, разбросанные по белом снегу.
- Во! Хоть какая-то польза от ваших самоваров! – Резюмировал Рязанов.
Так на Киджоле, мало-помалу, началась война. Где-то там, внизу, у входа в ущелье стояла трескотня ружейно-пулемётного огня, ухали орудия. Всё жило военной жизнью, шумело и буянило. Надо было просто начать.
После того, как Рязанов со Старцевым начали, на входе в ущелье тоже загрохотал бой. Там кто-то кому-то принялся раздавать увесистых звездюлей. Что там происходило, нам с нашего хребта было не видно. Место событий от нас закрывал бугор хребта, на который мы забрались.
Периодически нам поступала команда по связи чтобы наши миномёты метали куда-то с хребта мины по указанию невидимых для нас корректировщиков.
Теперь я рисую то, что видел своими глазами.
1. Это место кудой приехала наша колонна. На этом месте сделаны все фотки.
2. Здесь оставили Женьку Андреева.
3. Здесь Майор взял у Вани трубу от миномёта.
4. Тут расположилась наша рота
5. Тут расположились царандойцы и разожгли офигенный костёр.
6. Тут увидели душманов и стреляли в них.
Потом война разгорелась вовсю. Нам по связи стали поступать всякие сведения. Сначала кто-то засёк под нашим хребтом духовский дот. Дот был расположен где-то на склоне, который вёл от нас к реке Аушаба. У меня зачесались руки, возникло непреодолимое желание замочить этот дот. Я подумал, что если взять у ГРВшников пару гранатомётов – чё там у них с собой? Пару «мух», а может даже пару «шмелей». Под покровом темноты я мог бы спуститься, выйти к доту метров на 300 и засадить по нему из гранатомёта. Я в Термезе нормально наловчился стрелять из РПГ. Поэтому у меня зачесались руки.
Я сидел в СПСе, думал, как бы половчее провернуть это мероприятие с дотом. Я прикидывал и так, и сяк, додумался до того, что, если бы в том доте сидел я, то как минимум обтянул бы всё вокруг растяжками. И ещё посадил бы пару наблюдателей. Чтобы всех любителей пошмалять из гранатомёта привести к общему знаменателю. Потом подумал, что я вымокну весь, когда поползу через сугробы. Пока доползу, то даже если не подорвусь на растяжках, то потом всё равно сдохну от холода. Дубак по ночам был страшный. Нас спасло от лютой смерти только то, что нам выдали горно-зимний сухпай. В том сухпае было сухое горючее и маленькие баночки с витаминным соком. Это очень сильно помогает бойцу зимой противостоять морозу.
А потом я ещё подумал, что если приду к Рязанову с такими мыслями, то самое мягкое, что Рязанов сделает, это без особого цинизма вежливо пошлёт меня на хер. А если настроение будет у него скверное, то он пошлёт меня нахер вместе с поджопником. От этой мысли я успокоился и передумал.
Получилось очень хорошо, что я передумал. Потому что настроение у Рязанова было не просто скверное. Настроение у Рязанова было такое, что он рвал, метал и бесновался. В таком состоянии за мои мысли насчёт гранатомёта он врезал бы мне по балде тем гранатомётом. Потому что «там вдали, за рекой…» там, блин, за этой грёбаной Аушабой, душманы построили себе целый укрепрайон. Они залезли на скалу высотой метров 150-200, заняли пещеры. Натаскали в те пещеры боеприпасов. Поставили в пещерах на тележки ДШК. Катали там по пещерам эти ДШК то на позицию, то прятали вглубь пещеры. Наша артиллерия стреляла-стреляла по скале, но никак не могла оттуда выковырять эти ДШК и этих душманов. В этой ситуации какой-то стратег, какой-то Наполеон, решил, что самое классное, что можно предпринять в таких условиях - это вспомнить традиции наших отцов. Он так и выразил свою мысль: – «Вспомним традиции наших отцов!» Это обозначало, что Седьмую Роту надо снять с хребта и отправить в лоб штурмовать эту охеренную скалу. С пулемётами в пещерах.
Рязанов потом рассказывал, что у него на войне было три ангела хранителя. Один из них посетил Рязанова на хребте над Аушабой. Это был майор - то ли ингуш, то ли дагестанец. Рязанов потом говорил, что он даже фамилию этого майора с накачанными ножищами вспомнит. Грит: - «Я ему не то, чтобы руку пожать! Я его обниму!» Потому что майор орал матом в радиостанцию, поливал херами всех Наполеонов с их дурацкими задачами. Он выхватил тангенту из рук связиста и орал в неё: - «Из пулемётов на белом снегу всю роту перестреляют, как куропаток! Охуели вы все там что ли?»
В общем, майора этого Рязанов обязательно обнимет. Потому что он Ангел Хранитель для Рязанова. А Рязанов - Ангел Хранитель для Седьмой Роты.
По итогу никуда мы с хребта не пошли. Никакой дот я из гранатомёта не замочил. Мы сидели четверо или пятеро суток, контролировали с хребта всё ущелье – хер кто мог высунуться из пещер на снег. Мы долбашили из миномётов во всё, что шевелится. А ещё мы мёрзли. На ночь старались просушить портянки, днём промокали снова. Ночью стояли в караулах, днём куда-то вечно шмаляли. Вот как про эту операцию вспоминает гвардии л-нт Зеленин И.И.
Рассказывает Командир 1-го взвода Седьмой роты гвардии лейтенант Зеленин Игорь Геннадьевич:
- За мою службу мы в район Киджоля ходили раза три. Раз ходили зимой по снегу и два раза без снега летом 1985года.
Первый раз залезли туда зимой 1984-го. С нами тогда еще ходил майор особист. Я хорошо помню, как нарезали «суточную задачу» роте по карте. А на местности дня два выходить на задачу получалось. Да еще под обстрелом! Мы тогда еще с хребта глянули сколько чапать вниз до речки, а потом будет подъем в два раза круче спуска. Особист тут же потребовал письменный приказ ему принести на гору! Если особист посылает кого-то матом по рации, то это полковая операция.
После перепалки с командованием «оказалось», что НЕ НУЖНО ТУДА ВЫХОДИТЬ!
- Посмотрите с верху, обстреляйте если что. Пошумите там, обозначтесь и ладно.
А по нам уже долбил ДШК.
Мы все бухнулись на землю. А он, гад такой, как со снайперки по нам бьёт одиночными. Наверняка приспособили духи оптический прицел к ДШК. Мы все тогда ломанулись за осколки скал. А он, гад, точно в этот кусок скалы долбает. Крошит бронебойными пулями эти небольшие укрытия. Единственное, чего не учел душман, так это то, что до нас было большое расстояние. Получалось, что звук до нас доходил быстрее, чем долетала пуля. Разница была секунда-полторы. Таким образом, после того как услышишь звук выстрела, у тебя есть еще в запасе 1-1.5 секунды. чтобы отскочить в сторону или заскочить за валунчик какой-нибудь. Заскочил, а потом снова и снова. И снова - пока не добежал и не укрылся за хребтом. Вот так мы бежали вверх, к хребту. В конце концов все благополучно укрылись за хребтом. Перевели дух, почувствовали АДРЕНАЛИНчик.
А потом мы по яйца в снегу лезли. Это тогда мой взвод нарушил установленную начальством форму одежды. Мой взвод не одел сапоги, а пошел в ботинках. Штаны на выпуск поверх ботинок. Днем грело солнце, поднималась жарища. Снег мокрый, сверху тает. У моих бойцов штаны высыхали на глазах. А что попало в сапогии другим бойцам - всё таяло внутри сапога. А к вечеру морозец как хряпнул! Ноги у бойцов мокрые, костер не разведешь, портянку не высушишь. Вот тогда бойцы натерпелись! Все, кроме моего взвода. Но, за это мне начальство выговор вкатило. За то, что я НАРУШИЛ ФОРМУ ОДЕЖДЫ!!!