Рассказывает Дербичев Дмитрий Эдуардович, младший лейтенант, переводчик советника 1 батальона 444 бригады коммандос майора Василия Егоровича из спецназа ГРУ:
- Операция в декабре 1984-го года проводилась силами 682-го Рухинского полка и подразделений афганской армии. Цель этой операции была не только Киджоль. Целей было несколько. Основной целью было восстановление гарнизона в Пишгоре. Потому что часть гарнизона перешла на сторону душманов. У афганцев нет такого понятия как «предал»-«непредал». У них призыв в армию проводился так: едут афганские комендачи по Кабулу, видят – мужик идёт, подходящего возраста для призыва. У них же на службу призывают 3 раза с перерывами. Идёт мужик. Комендачи тормозят его, проверяют документы – он в отпуске. Комендачи хватают его, рвут у него на глазах отпускные бумажки и везут его служить в другое место. Там бардак полный был со службой. Плюс к этому у афганцев понятие Родины не такое, как у нас. Для афганца Родина — это его кишлак, его племя. Всё остальное для афганца – пустой звук. Афганец искренне не понимает почему он должен сидеть с автоматом в Пишгоре, а не в своём кишлаке. Свой кишлак тоже нуждается в защите. Здесь дело не в коммунистах или марксистах. Точно то же самое было при короле Дауде, при Хафизулле Амине, при коммунистах. Точно то же самое там продолжается при американцах. Поэтому уйти с Государственной службы это для афганца не считается преступлением.
Про Пишгор у нас шутка ходила: - «Над Пишгором вертушки ниже двадцати метров не опускаются потому что в них запрыгивают».
Именно это произошло в Пишгоре. Часть гарнизона «запрыгнула в вертушки», а если говорить по-простому, то ушла с государственной службы. Душманы заняли посты охранения, перебили офицеров и коммунистов, разграбили припасы.
Соответственно, вторая задача этой операции была - обеспечение гарнизона всеми необходимыми припасами. То есть, требовалось провести колонну с пополнением и средствами материального обеспечения.
Сам я в Панджшер попал в начале октября 1984-го года. Я окончил военный краснознаменный институт министерства обороны по специальности «военный переводчик». После окончания учёбы меня, в гражданской одежде, доставили в Кабул. Из Кабула распределили в Панджшерское ущелье. Хоть бы кто-нибудь предупредил что нас ждёт, с чем предстоит столкнуться! Это был полный трындец! Я попал в самую жопу жопы мира. До сих пор ощупываю себя – не верю, что остался цел.
В Панджшерском ущелье по результатам проведения армейской операции, банды Ахмад Шаха Масуда были выбиты со своих позиций. Панджшер был для Масуда стратегически важной транспортной артерией. Теперь эту территорию заняли правительственные войска армии Демократической Республики Афганистан.
Лично я был распределён в «Чаарсаду чулю чар» 444-ю бригаду коммандос. История создания этой бригады очень интересная. Во время восстания в Иране мусульмане захватили то ли американское посольство, то ли ещё что-то такое, забаррикадировались там и держались 444 дня. Это была очень известная история, она в те времена «гремела» по телевизорам. Дык вот один батальон этой бригады коммандос был дислоцирован в н/п Анава.
Штаб 444-ой бригады коммандос расположился в н/п Барак. В качестве главного военного советника там находился целый полковник. Там же стояли две батареи: гаубицы Д-30 и М-30. Танк Т-34.
Первый батальон 444-ой бригады коммандос расположили в н/п Пишгор. При этом батальоне находилось три советских специалиста: главный военный советник майор спецназа (армейская разведка) Василий Егорович, телохранитель Витя из Киевского «Динамо» юниорский состав и я в качестве переводчика.
Чаще всего моя работа заключалась в работе с картами - я корректировал огонь гаубиц М-30. Внешне они выглядит несколько раритетно, но уверяю – калибр 122 мм это грозное оружие! Я управлял огнём батареи, расположенной в Бараке. Если у орудия был нормальный наводчик и правильные координаты, можно поражать цели на дистанции до 15 км.
Возле орудия я с бородой, положил руку на плечо телохранителю Вите.
Там же, в Пишгоре был расквартирован батальон царандоя (народной милиции ДРА). У царандойцев было два советских специалиста: свой ГВС со своим переводчиком.
Поскольку наш ГВС принадлежал к армейским структурам, а царандойский ГВС принадлежал к структурам внутренних дел, получается, что мы представляли разные ведомства. Соответственно, задачи выполняли разные. В силу этих причин мы с МВДшными советником и переводчиком не очень-то дружили. Оказывали друг-другу помощь и взаимодействие. Но, особой дружбы друг к другу не испытывали. Да и стояли они далековато: километра 2 или 3 надо было идти.
На схеме пунктиром отмечены границы нашего гарнизона в н/п Пишгор. На этой территории располагался 1-й батальон коммандос, тут была зарыта в землю техника: два БТР-60, пара УАЗиков и ещё что-то по мелочи. Вертушки садились в промежутке между кишлаком и речкой.
Батальон царандоя и советник с переводчиком от МВД расположились в том же Пишгоре чуть выше по течению реки Панджшер.
Вокруг этой территории, на горах, располагалось 5 постов стационарного боевого охранения. Я с советником часто лазил по этим горам. Советник инспектировал посты, проверял как там несут службу доблестные союзники афганской армии.
Как правило выходили мы втроем: майор ГВС, я – переводчик и телохранитель майора рядовой Витя, мастер спорта из юниорского состава Киевского «Динамо». У телохранителя особых задач не было. Только сопровождение и охрана.
Один раз в месяц мы улетали на вертолёте из Пишгора в Кабул. На 2-3 дня, чтобы помыться. Пообщаться с цивилизацией, со своими людьми, со знакомыми. Я жил в квартире переводчиков. В моей комнате – 2 человека, в соседней комнате ещё один, потом ещё два и ещё один. 6 – 7 человек жило в этой квартире. Ну, короче, мы собрались, нажрались вхлам. Выходим с моим другом на балкон. Он предлагает: - «Давай соревноваться кто быстрее магазин ПМа отстреляет». Я грю: - «Давай». Наш балкон выходил на глухую стенку дома, бетонной коробки. Это в Кабуле называлось «Четвёртый квартал», там дома были хрущевской планировки. Ну, мы разрядили по магазину. На следующий день вызывает нас к себе главный переводчик, говорит: - «Что там у вас была за стрельба?» Кто-то ему пожаловался, «стуканул» на нас. Мы грим – не было стрельбы. А все гильзы мы собрали. Он грит:
- Я разбираться не буду. Стрельбу слышали адекватные люди. Значит стрельба была. Так что поедете вы… вы сейчас где служите?
- В Пишгоре.
- КХ! Идите.
Мы пошли. Потому что не мог он нас отправить никуда, где было бы хуже, чем в Пишгоре.
Напротив Пишгора, за рекой Панджшер, есть кишлак Чару. В Чару тоже стоял гарнизоном один из батальонов нашей бригады. По номеру я его не помню. Там тоже было наших три человека: советник, переводчик и телохранитель. Это был «стандартный пакет». Кто был телохранителем, я не помню. Переводчик был тихий такой пацан, ростом с мизинец и комплекции такой же – с мизинец. А советником был такой здоровенный, огроменный спецназовец. Вот наш переводчик наплакался с тем спецназовцем! Потому что отношения у них не сложились совсем. Переводчик был парень тормозной, он сначала подумает, а потом скажет. А спецназовец был наоборот – холерик. Он был буйный и обладал неуёмной энергией. Однажды он решил организовать паромную переправу через речку Панджшер. Чтобы иметь сообщение своего батальона с нашим батальоном, расположенном в Пишгоре.
Про этот гарнизон я упоминал в главе «Душман». На схеме ППД коммандос обозначено как «Дувал с царандойцами».
Ну, протянули через речку канат. Потом притащили плот. Я не знаю из чего тот плот был сделан: то ли из пустых бочек, то ли из других подручных материалов. Но не из брёвен точно, потому что с дровами в Панджшере было очень туго. За ними целые экспедиции отправляли. Короче, плот был сделан лишь бы как и лишь бы из чего. При попытке переправиться спецназовца-советника снесло потоком воды с этим плотом. Тело искали, но так и не нашли. Его, видимо, об камни истрепало всё. Или под камни затянуло. Там такие места есть, что если туда затянет, то пиздец. Мы, когда рыбу глушили, я мастер-класс показывал. Пацаны кидают гранату в реку – после взрыва всплывает три рыбёшки. А если я кидаю, то всплывает три мешка. Потому что я под камень кидаю, под скалу. Я знаю, что там огромная глубина, там целая заводь, поэтому там вся рыба собирается.
Думаю, что с советником то же самое произошло. Потому что его искали, сообщили в Руху. Но, никаких следов обнаружить не удалось.
После всего этого шухера нашему замполиту советнику бригады захотелось съездить в Астану сфотографироваться. Туда прибыли новые советники, только из Союза. Он решил, что надо ехать. Как жалко было этих ребят! Они все были молодые лейтенанты. Они взяли и залезли все внутрь БТРа. Им никто никогда не рассказывал, как надо ездить по Афгану. Вот так ребята и погибли. Два советника и телохранитель. Бахнуло и всё.
На фотографии я в центре. Мужик, который с пышными усами и эмблемой на груди – это командир первого батальона коммандос. Эмблема – это предмет гордости т.к. это была редкость. Даже я себе не смог «надыбать» эмблему. Перед комбатом сидит замполит, с другой стороны стоит начальник ихнего штаба (здоровый мужик). Я пытался с ним заниматься карате, старался как мог. Но, начштаба был очень здоровый, от природы одарённый физической силой. Никакое моё карате-шмарате не работало против него. Он просто хватал меня и заламывал, как медведь. Хотя, я не хилого десятка парень, а против начштаба ничего у меня не получалось.
Всех этих офицеров, кто запечатлён на фотографии со мной, их всех убили душманы. Они все погибли. После того, как начался мятеж на горных постах, начальник штаба забрался с пулемётом на крышу дувала. Огнём из пулемёта он не позволял душманам спуститься с гор и занять расположение батальона. Однако, крыши у этих дувалов сделаны из прутиков и веточек, сверху на прутики намазан слой глины. Во время боя дувал загорелся, крыша тоже. Начштаба вёл огонь из пулемёта до последнего, до тех пор, пока не сгорел. Наш батальон нормально защищался. Это царандоевцы – предатели. Часть из них переметнулась к душманам, другая часть разбежалась по горам. Сдали посты, сдали позиции, подставили под удар батальон наших коммандос. Мне повезло в том, что мы с советником и телохранителем в этот момент находились в Кабуле. Скорее всего именно на это время был запланирован мятеж. А может быть и нет. В общем, нам повезло, мы уцелели, а про судьбу МВДшных советников я ничего не знаю.
По результатам такой службы я привёз из Пишгора хронический гастрит, малярию и пару медалей. Вообще-то их три, но медаль «70 лет ВС СССР» мы называли «На и отъебись». Две других медали, это боевые награды. Афганская медаль «Медале Шоджаат» (аналог советской медали «За отвагу») и наша медаль «За БЗ».
Я не хочу сказать, что «мы блин такие гер-рои» и тельняжку на груди порвать. Я хочу, чтобы нас видели, как таких же людей, как таких же пацанов, которым было в те времена не так много лет. Нам никто не рассказал с чем нам придётся столкнуться, но мы с этим столкнулись, всё преодолели, всё выдержали. Никогда не кичились своими заслугами и наградами. Самым награжденным в нашей службе был Начфин аппарата советников. Мы все понимаем, что награды ему навесили зря, он не воевал, но зато наград имел больше всех. На Новый Год 1985 было собрание аппарата советников в Кабуле, в клубе. Там вручали награды тем, кому пришли. Ну, Главный Военный Советник (он нормальный мужик был) зачитывает:
- Награждается Орденом Боевого Красного Знамени полковник такой-то!
Поднимается Начфин, все так «О-па!».
- Награждается Афганским Орденом Красной Звезды полковник такой-то!
Снова все так «О-па!». А Главный Военный Советник вручает полковнику коробочки с наградами и говорит:
- Ну ты, блин, навоевал!