Зырянов Григорий Леонидович. Часть первая.
На фото: 1 – Блинковский Дмитрий; 2 – Зырянов Григорий; 3 – Кузнецов Виктор
Сегодня я попробую рассказывать о человеке, с которым мне довелось встретиться по жизни, плечом к плечу, пройти Афган. Разные характеры, разные судьбы. Детство, юность, место рождения за тысячи километров друг от друга. Никогда не знаешь, с кем тебя сведет судьба и насколько ты сможешь доверять совершенно постороннему, ранее незнакомому человеку. Сам я родился и вырос в Беларуси. А в армии, кроме дедовщины было и такое явление, как землячество. В этом плане мне немножко повезло. Пишу немножко, потому, что везение это можно назвать условным. С первым своим земляком, Виктором Рылко, я познакомился еще в Марьиной Горке (есть такой городок в Беларуси). В Туркмении в Иолотани свезло встретить еще двоих земляков Александра Симака и Александра Куленевича. За время прохождения курса молодого бойца, между нами завязалась вполне крепкая мужская дружба. Надеялись, конечно же, что и в Афгане, мы будем всегда вместе. Нашим надеждам частично удалось сбыться. Попали мы служить в один полк. Правда Сашу Куленевича, сразу же забрали в другой батальон и больше в Афгане я никогда его не встречал и ничего о нем не слышал. С Рылко и Симаком мы попали в один батальон и даже в одну минометную батарею. У всех нас была воинская специальность − наводчик минометов, поэтому мы попали в разные минометные расчеты. С июня месяца и по ноябрь 1983 года мы все-таки, можно сказать, были вместе. А в ноябре батальон перевели на охрану перевала Саланг. Так как мы были в разных расчетах, здесь наши пути-дорожки разошлись. Я в своих рассказах уже описывал ранее специфику и задачи нашего батальона. Поэтому ничего удивительного, что наши совместные встречи, были нечасты и кратковременны. Я в горах − мои земели внизу, я внизу − они в горах. Хотя, если глубже затронуть тему землячества, у нас в батарее такие взаимоотношения НЕ ИГРАЛИ ведущую роль. В батарее, даже среди старослужащих, со временем образовывалось что-то вроде кланов, группировок. Кто-то считал себя круче остальных, кто-то был более жестоким, кто-то старался держаться поближе к командованию, кто-то имел склонность к дедовщине. В общем, в группировки сбивались по интересам. На меня лично, землячество сыграло даже несколько негативное влияние. Нет, ничего плохого по поводу своих земляков-сослуживцев я не скажу. Ребята хорошие. Да и дружба между нами была всегда. Но, когда у нас в батарее появился третий земляк, а именно командир батареи капитан Казак, вот тогда я несколько и отдалился от своих земляков. Мне казалось, что любое доброжелательное отношение со стороны командира или приближение к нему, какое-либо снисхождение с его стороны по службе, могло скомпрометировать меня. На то время я так считал. Еще шестеркой сочтут или подхалимом. Характер у меня такой был. Хотя, если по уму, по-взрослому мышлению, как говорится, можно было, наверное, иметь какие-то привилегии от комбата-земляка. Человек он был нормальный, но я себя вел по отношению к нему не всегда подобающим образом. Нет, не скажу, что я специально старался чем-то ему насолить. Скорее это было проявление, какого-то высокомерия с моей стороны. Подчеркнутая демонстрация независимости что ли
.
Зырянов Григорий Леонидович − мой сослуживец, боевой товарищ, в чем-то схож со мной, в своих принципах и понятиях. У него САМ командир батальона из одного города с ним, из Тюмени. Гриша тоже считал, что негоже к начальству приближаться, землячеством козырять, не по-пацански это.
Рассказывает Григорий Зырянов.
Родился и вырос я в самом криминальном районе города Тюмень. Район назывался Сараи. Этот район имел дурную славу с самого своего образования. Еще в царские времена, здесь селились отъявленные жулики, бродяги, конокрады, пролетариат. Драки, разбой, грабежи, пьянство происходили ежедневно. Некоторые криминальные районы Тюмени, такие как Тычковка и Заречье уступали Сараям по своему враждебному настрою. В 70-ые годы Советского времени, на районе построили несколько пятиэтажек. А уже в восьмидесятых, началась капитальная застройка района, район застроили многоэтажками. Но слава опасного района продолжала сохраняться. Хотя в самих Сараях в 80-е годы было относительно спокойно. Пьянки и драки были, а вот грабежами и разбоями на районе старались не промышлять. Но, когда Сараевские выходили за пределы своего района, они могли устроить все, что угодно и драки, и грабежи, и разбои. Теперь этого района уже нет, а в былые времена туда даже милиция боялась ехать.
Закончил я в Тюмени восемь классов и уехал учиться в Челябинск, в училище связи. После окончания училища, по распределению, поработал на севере. 28 марта 1983 года был призван в ряды вооруженных сил СССР. Служить сначала довелось в учебном центре особой бригады связи КТУРКВО в Чимкентской области. Меня, как опытного связиста, посадили на коммутатор. Так что я был в курсе всех новостей. На занятия почти не ходил, да мне и не надо было. Радиостанции я и так хорошо знал. В наряды я тоже не ходил. Только сходил пару раз в наряд по кухне. Наряд нужный, питание не важнецкое было, почти одной капустой кормили. Так что в этом наряде была возможность подхарчиться чем-то более существенным, чем капуста тушеная, вареная, квашеная и т.д. Было еще пару праздников для живота. Однажды возили нас в город Чиназ на работу, на стройку. Во время обеда, в столовой, сосисками накормили. Блюдо из картофельного пюре, да еще и с сосисками, показалось нам фантастически вкусным, по сравнению со скудным армейским рационом. В следующий раз, когда снова надо было ехать на стройку, из желающих отбоя не было. Но я в этот день сидел на дежурстве на коммутаторе и поэтому не попал в ряды счастливчиков. Еще как-то в соседний поселок на работу ходили. Заливали бетоном тротуарные дорожки в поселковой больнице. Там нас тоже накормили от души. К тому же, после работы, время свободное осталось. И это свободное время, мы так же провели не в праздных развлечениях. В магазине машину разгрузили, нам газировки дали. Вкусно, опились сладкой водичкой вдоволь. Очень ярко запомнились эти удовольствия армейской службы курса молодого бойца.
20 июня 1983 года, на построении, нам объявили, что на следующий день отбываем в Афганистан. А утром 21-го, часть подняли по тревоге. Пять человек сбежали из части. Правда, кто на отправку шел, к поискам не привлекали. Так что мы полдня просидели в казармах. Потом нас накормили, дали по пачке сигарет «Прима», посадили на машины и увезли в Ташкент. В Ташкенте переночевали, а утром нас увезли в знаменитый аэродром «Ташкент-восточный» (Тузель). Посадили в самолет и через 51 минуту мы прибыли в Афган.
22 июня самолет пошел на посадку в Кабуле. Из иллюминаторов снижающегося борта, хорошо было видно, что вдоль взлетки стоит разная броня: танки, БТР, БМП, БМД. Сразу стало ясно − попали мы не в сказку. Борт благополучно приземлился. Вышли из самолета, вокруг ходят солдаты и офицеры − все с оружием. Стюардессы из самолета вынесли торты и отдали офицеру, который с приветливой улыбкой подошел к ним и поздоровался. Похоже, они были знакомы и встречались уже не раз. Одна из них интересовалась каким-то Серёгой. Но ей ответили, что он на деле. На каком деле, мы тогда ещё не понимали. Она попросила один из тортов передать именно ему. Ну а потом мы бегом побежали на пересылку, а в наш самолет грузились дембеля. На пересылке нас посадили прямо на землю и приказали сидеть на месте и никуда не отлучаться, кроме туалета и попить. Показали где туалет и баки с водой. Вода это хорошо, в горле пересохло от перелета, волнения и стоящей жары. Бегом к воде, а в воду добавлен пантоцид (дезинфицирующее средство, антисептик, используется для дезинфекции воды в полевых условиях). Не вода, а голимая хлорка − пить невозможно.
Среди уныло сидящих на земле, прибывших молодых бойцов, ходили офицеры, искали музыкантов, художников, медиков. Этот контингент отбирали в первую очередь и куда-то уводили. Просидели мы часа два на пересылке. Потом пришел прапорщик, назвал фамилии. Тех, кого назвали, в том числе и меня, построили и снова повели на аэродром. Погрузили в АН-12 и через 12 минут мы были в Баграме. Переночевали в клубе, кино какое-то посмотрели, а утром за нами пришла броня из полка. Всю дорогу до полка, мы сидели внутри бронемашин и смотрели в триплексы. Посты на дороге, дуканы в Чарикаре − интересно было, все в диковинку. О войне и опасности еще не думалось. Ведь мы только-только из Союза, из мирной огромной страны прибыли. В 177-ом полку нас заселили в палатки. В этих палатках мы несколько дней жили. Ежедневно нас гоняли на полигон, на учебные занятия − стрельба из автомата, броски боевых гранат. На полигоне я встретил земляка из танкового батальона, деда. Приятная, хорошая встреча. Пообщались. Он меня угостил баночкой лимонада «SISI». Вообще интересно, я такие баночки только в кино и видел, а тут вот она и я её пью. После Афгана пытался найти этого бойца, но до сих пор так и не нашел. Некоторое время спустя, нас распределили по батальонам. Я попал в отделении связи взвода управления минометной батареи 3-его горно-стрелкового батальона.
Служить поначалу довелось в полку. Питание у нас, по сравнению с Союзом, было хорошее. Масла вдоволь, хлеб белый, утром − кофейный напиток со сгущенкой, да и вода в полку была нормальная. Вот только пить ее запрещали, во избежание инфекционных заболеваний. Вместо воды − во фляжках верблюжья колючка. И снова нас гоняли на полигон, на учения. Очень много стреляли, штурмовали горы. После учебных занятий, оружие и минометы чистили. Свободного времени совершенно не оставалось. Некогда было думать ни о тяготах службы, ни о войне, которая шла в полном разгаре в этой стране. Сил оставалось только на поесть и поспать. Ну а потом меня отправили на секрет «Фланг». Секрет находился за полком, в сторону Чарикара, на краю полигона. Вот там-то меня Леня Новиков и научил хорошо стрелять из «Василька». Как-то в один прекрасный вечер, возле моста заварушка была. Похоже, душманы собирались устроить диверсию на мосту, но охрана моста вступила с ними в бой. Из зеленки, из разбитого дома, работал вражеский пулемет. Вот тогда я и попал в окно. Правда в левое, а пулемет работал с правого. Но главное − пулемет замолчал.
Как-то раз на секрете мы маленько выпили и лейтенант Липатов, в наказание, отстранил Леню Новикова от почетной обязанности несения караульной службы (придурок, одним словом). Сам он потом понял, что херню сморозил. Леня уже дед и боец опытный. Да и вообще, если бы мы все напились, тогда что, всех бы отстранил? Кто бы на посту тогда стоял, сам что ли? Моя служба на секрете продолжалась до ноября 1983 года. А потом наш батальон перевели на охрану перевала Саланг.
И так в ноябре батальон ушел на Саланг. Один взвод остался на Калатаке, на 18 посту, остальные ушли на Душах, на 25 пост. Туда же прибыл взвод из Хинджана. На новом месте, началась новая служба. Перестраивали столовую и кухню, построили баню, строили новые позиции. Надо заметить, что погода на Саланге стояла холодная, такая же, как и у нас в Сибири. Сильные ветра, много снега. По утрам приходилось всей батареей пробивать тропинку к роднику. Хотя рядом с позициями батареи протекала река Саланг, но капитан Черныш запрещал брать воду из реки. В наследство, от второго батальона, нам досталась пекарня. Хлеб пекли для батальона. Вместе с пекарней и пекарей перевели в нашу батарею. Всегда в наличии свежий хлеб. Да и брага постоянно в пекарне была. Несколько раз я гнал ночами самогон, вместе с прапорщиком Фоминым, старшиной батареи. Ну, естественно, и мне перепадало грамм 100-150 самогона. Одно время Кузя (Виктор Кузнецов), мой земляк из Сибири, был каптерщиком. Хорошо мы тогда пожили, погуляли. Правда недолго праздник продолжался. Однажды старшина поставил брагу в каптерке, а мы с Кузей её уничтожили. Сначала сняли пробу по полкружечки. Хороша, зараза, оказалась. Но как-то неудобно вдвоем, даже и пробовать, не то, что пить. Решили еще по чуть-чуть пацанам на пробу предложить. Одного пригласили, другого, третьего. В общем, за ночь, нашим дружным, уже сплоченным коллективом, всю и вылакали. За это Кузю отправили в наказание на КП батальона, на сам перевал, строить новую пекарню. Все было бы хорошо, но началась эпидемия гепатита, много наших ребят угодило в госпиталь. А старшина наш, прапорщик Фомин, погиб, почти перед самой заменой.
Вот эти данные и фото были взяты из Всесоюзной книги памяти:
ФОМИН Иван Николаевич, прапорщик, старшина минометной батареи, род. 07.02.1948 в с. Большой Сурмет Абдулинского р-на Оренбург, обл. Мордвин. В Вооруж. Силы СССР призван 09.09.1973 Абдулинским РВК. В Респ. Афганистан с янв. 1982. Погиб при выполнении боевого задания в бою с мятежниками 15.01.1984. Нагр. орд. Красной Звезды (посмертно). Похоронен в родном селе.
Хочу еще в этой главе немного добавить лично от себя, Блинковского Дмитрия. Рассказать о не очень хороших поступках, характеризующих нас не с лучшей стороны. Но, к сожалению, так было, а раз я пишу правду, значит, не имею права умалчивать и о таких фактах.
Бывали у нас и походы на афганские колоны. За арбузами и дынями с Григорием мы ходили не один раз. Как-то раз встали с утра пораньше к самому началу движения колон по маршруту. На Саланге все движение ночью перекрывалось. Я, Григорий и не помню кто еще с нами был, решили арбузами полакомиться. Взяли оружие и потиху ушли подальше от своего опорного пункта, что бы командование ни заметило наш разбойный поступок. У пацанов автоматы, у меня − ручной пулемет Калашникова. Моя задача − выйти на дорогу перед бурбухайкой груженой арбузами и остановить ее. Пацаны, в это время, в засаде ждут остановки автомобиля. После остановки транспортного средства, разговариваю с водителем и прошу подарить мне бакшиш (по афг. − подарок), один или два арбуза. Широкая, добродушная улыбка на всю морду лица. Набор самых доброжелательных жестов и слов из смеси фарси и русского языка. От искусства вести диалог, умения уболтать и отвлечь водителя, зависит размер нашей добычи. Ребята, в это время, незаметно, сзади машины, скидывают арбузы или дыни. И да, в основном, мне довольно легко удавалось получить в подарок от афганца один арбуз или даже два Обычная схема, которая использовалась нами уже не один раз. Но в этот раз почему-то все пошло не так. Я вышел на дорогу за несколько метров перед движущейся машиной и махнул рукой водителю с требованием остановиться. Водитель меня проигнорировал и продолжил движение. Я навел ствол пулемета на афганца, сидевшего за рулем. Опять игнор с его стороны. Остается пару метров до меня, а машина не останавливается и не сбавляет ход. Почему-то стою на месте, как вкопанный, и прямо ощущаю, как меня сейчас размажет эта махина. Но все равно не могу сойти с места. Во-первых − я в бешенстве. Какого хрена? Я что не смогу его остановить? Во-вторых − и что обо мне подумают ребята? И тут краем глаза замечаю Гришку бегущего ко мне с криком:
− Прыгай в сторону или стреляй по колесам!!!
От Гришкиного оклика, практически за пару секунд до столкновения, я очнулся, отогнал эмоции и стал нормально соображать. Быстро перевел ствол пулемета на колеса. Бурбухайка остановилась моментально. Гриша подбежал ко мне и, тяжело дыша, продолжает орать:
− Димон, ты что делаешь, ты же не впервые на колоне, он же тебя чуть не сбил. Ты чего не прыгал в сторону?
− Гриша, − говорю, − да разозлился я. Как это он не останавливается? Как это он не боится меня, вооруженного пулеметом?
Гриша и говорит:
− Ага, он же прекрасно знает, что не будешь ты в него стрелять, а вот по колесам можешь пальнуть.
А еще как-то раз с Григорием на ходу запрыгнули в тентованную бурбухайку. И такими способом мы иногда «развлекались» Устраивали засаду на участке поврежденной дороги, где движение замедляется. Дожидались проезжающую колону, выбирали замыкающую машину. А дальше − ловкость, сноровка и мы в кузове. Так вот запрыгнули в кузов, а там мешки. Гриша на ощупь определил, что в мешках сахар. Обрадовались мы с ним очень сильно. Это же целое состояние. И на бражку хватит и на самогон, и продать можно. В общем, скинули мы с ним восемь мешков сахара. Работать надо быстро, чтобы слишком далеко не уехать от своей местности. И опять же, надо выбрать момент, чтобы на ходу и незаметно спрыгнуть с машины. Да и чтобы нашу добычу не успел кто-нибудь прихватить. Спрыгнули, вернулись обратно, мешки с дороги стянули и ждем следующую колону, чтобы часть сахара продать. В следующей колоне останавливаем уже не последнюю, а первую машину. Первая машина в колоне не боится останавливаться. Афганцы уже знают, что это безопасно, раз тормозим первую. Значит с добрыми намерениями. Выходит водитель.
Мы ему и говорим: «Бача, сахар купи, если хорошо сторгуемся, шесть мешков можем предложить».
Подошел бача к мешкам, потрогал и говорит: «Товар хароп (по афг. − плохой), брать не буду».
Что за хрень? Мы с Гришей мешок открыли, а там селитра. Даааа, вот это облом. Остановили мы еще несколько проезжающих колон. Не хотят брать наш товар. Уже и совсем по дешёвке предлагали, никто не купил. Не уходить же с пустыми руками, ведь вложили свой труд, да и риск не на последнем месте при таких акциях. В общем, поперлись мы с ним в кишлак − искать покупателя. Походили, побродили по местности около часа. В итоге один дехканин согласился купить у нас пустые мешки. Но только пустые. Еще и условия поставил. Высыпать селитру и вытряхнуть мешки. Высыпали, вытряхнули, грабители хреновы. Да и продали за копейки, ну и пошли на свой опорный пункт с «немереным богатством» в карманах. Наша прибыль состояла из нескольких афошек (афганские деньги), точно не помню, но, наверное, на пару пачек сигарет хватило.
Немного попытаюсь объяснить поступки, совершаемые мной лично в то время. Да, преступление. Но дело в том, что в поступках моих, да и Григория не было стяжательства, не было цели наживы. Здесь скорее просто бравада, молодецкая удаль. Оружие в руках пацанов, отсутствие власти в стране. Сами афганцы тоже постоянно грабили своих соотечественников. Хотя были у нас и довольно ушлые ребятки, на дембель уходили, прибарахлившись прилично. А кто и чеки и доллары высылал домой. Кто-то вообще не занимался эдакими разбойными выходками. Ну а лично я хотел казаться крутым, не отставать от предприимчивых деятелей. Хотя даже торговаться толком не умел. Мог совсем дешево продать, а то и просто подарить добычу. И знал, выходя на дорогу, что не буду стрелять в мирного дехканина, афганца, даже если из-под сидения он достанет автомат. Дело читателя, верит он моим словам или нет. Но я прекрасно осознавал, что совершаю преступление и первым стрелять не смогу. Право первого выстрела оставалось за моей жертвой. Да! Таким я был на то время. И мой товарищ Григорий, аналогичных правил придерживался. Кстати я ни на йоту не преувеличиваю, по поводу в ответ на разбой встретить пулю. Два бойца из моей батареи погибли при аналогичных обстоятельствах. Не вместе погибли, а при двух разных эпизодах, но встретили вооруженный отпор. Так что это не было безобидными шалостями, это были вполне взрослые жестокие игры. И мы пытались в них играть. Зачастую многие из нас, не понимали правил этой игры, не осознавали последствия. Одно дело стрелять в бою по противнику, да еще и по приказу командования. И совершенно другая ситуация, выстрелить в мирного человека, даже если он другой национальности и вооружен.