- Встать! Суд идёт…

Судья районного суда, женщина многое повидавшая, исподлобья поглядывала на подсудимого. Дело обещало быть простым.

Молодой милиционер, узнав случайно, что забор винзавода является вещью условной, решил воспользоваться подставленной ступенькой в карьерной лестнице. А то в отделе держат за пацана, чуть ли не пивом посылают. Одни бумажки, «есть», «так точно», «разрешите бегом»… Но если ему удастся лично, в одиночку, поймать настоящего вора, расхитителя социалистической собственности, они ещё увидят кто такой Степанов.

Повезло в первый же вечер. Из дырки в заборе показалась сутулая фигура с характерно позвякивающей сумкой. Удача! Жулик оказался мужичком лет под сорок, скромным и вообще нескандальным. Степанов не мог поверить в свою удачу. Расхититель был препровождён в отдел милиции, где, совсем не сопротивляясь и не юля, дал показания, подписал всё, что дали, и был препровождён в КПЗ. Эта аббревиатура зачастую у остроумных советских людей расшифровывалась как «комната принудительной задумчивости» и обозначала сортир, но тут был совсем другой случай. Ивану Ивановичу (назовём так нашего расхитителя) камера предварительного заключения ничего хорошего не сулила. Количество изъятого тянуло на статью, и время до суда Иван Иванович даже не заметил.

- Фамилия, имя, отчество?

Иван вздрогнул – глаза судьи бурили его насквозь. «С ней не забалуешь», - подумал подсудимый. На костюме судьи блестели орденские планки. «Эта и не таких, как я, отправляла с лобзиком в Сибирь», - ещё мелькнула предательская мысль.

- Иванов Иван Иванович.

- Год рождения?

- 1933…

«Вот же чёрт», - подумал Иван. Так хорошо всё начиналось. Отпахал смену, подрядившись грузчиком на винзавод. После смены кладовщица украдкой наградила несколькими бутылками марочного креплёного, да и в ходе смены удалось ещё кое-что приныкать. Нет-нет, всё прилично, в пределах нормы боя. Получался вполне приличный запас. Не за горами  День Победы, его теперь было чем отметить, и последующий выходной не грозил отсутствием «лекарства». И сирень вовсю уже благоухала. И маки своими красными волнами начали покрывать склоны севастопольских балок.… И тут на тебе! И чёртов милиционер этот юный и румяный сидит в зале суда и светится от счастья. Он прав, конечно, формально… Что уж тут…

- Подсудимый, находились ли вы ранее под судом и следствием?

Бляха. Вот же спросила…

Когда немцы заняли Крым и окружили Севастополь, Ваньке было 9 лет. Отец на фронте, мать куда-то ушла в соответствии с распоряжением коменданта и не вернулась. С дружбаном Гришкой стали скрываться по окрестным лесам, а за провизией бегали в село, благо, что отлично знали, где и чем можно разжиться. Когда похолодало, и стал даже появляться снежок, вернулись в село, прятались по чердакам. Тогда же случайно увидели, кто из сельских сотрудничает с немцами. Пацанячьему гневу не было предела. Долго не думали. Раздобыли керосина и ночью подожгли хату предателя. Всё прошло прекрасно. Да только следы по снегу привели к чердаку, на котором скрывались малолетние мстители. Фашисты долго разбираться не стали. Раз ничего интересного мальчишки сказать не могут – повесить, чтоб другим неповадно было. Повешение было назначено на утро. Гришка искренне верил, что детей немцы не тронут – так, попугают для порядка, поэтому в сарае, куда их поместили до рассвета, не сильно суетился, и страха не показывал, хотя и дрожал заметно. Но Ване что-то не верилось в доброту фрицев. В-общем, проковыряв в крыше сарая дырку, Ванька сбежал. А Гришка нет…

После этого дорога Ваньке была одна. Как говорится, «к партизанам в лес густой». Там Иван и провоевал до освобождения Крыма. Помогал по хозяйству, был посыльным, разведчиком. К диверсионным акциям и к бою Ваньку бородатые дядьки не пустили, хоть он и рвался. Но свои обязанности выполнял идеально. Незамеченным это не прошло…

- Подсудимый!

- Что?!

- Вам задали вопрос. Есть судимости, были ли под судом и следствием?

Подсудимый обречённо забормотал.

- Да. Есть

- Но как же? В деле нет никаких сведений об этом!

- Был приговорён к повешению.

- КЕМ?!

- Немецкими оккупационными властями…

Дрожащим голосом:

- Что можете добавить по этому поводу?

- Награждён медалями и партизанскими знаками…

У судьи как-то предательски забилось сердце, и стало влажно в районе кресла. Она собаку съела, сажая реальных уголовников, и тут ей под конец карьеры какой-то сопляк подсунул пионера-героя, ещё и в канун 25-летия Победы. «Дорогой Леонид Ильич, туды его, славит ветеранов, а я сейчас посажу одного», - успела подумать судья, перед тем как уплыть в туман.

При виде всего происходящего в зале и у Степанова от улыбки не осталось и следа. Мечты о звёздочках быстро развеялись, и возникло непреодолимое желание просочиться сквозь щели в дощатом полу.

И что же? Ничего интересного. Судья отделалась недельной госпитализацией, и вскорости внуки стали интересовать её больше, чем юриспруденция. Степанов на некоторое время потерял аппетит к служебному росту и общественному вниманию, тем более, что на некоторое время он стал центром этого самого внимания – над ним ржал весь отдел, а некоторые даже обзывали полицаем. А Иван Иванович, никогда звёзд не хватавший, спокойно дожил до старости, не брезгуя никакой работой и тщательно избегая арестов, судов и всяческих повешений, ибо хлопотно всё это.