На первый взгляд Манхеттен не слишком отличался от Лоуренса. На второй – не отличался вовсе. Такие же особнячки-коттеджики, такой же небольшой, заведений максимум на десять, даунтаун («Вот ведь тоже название выбрали, - усмехнулся про себя Андрей. – Как есть дауны»), такие же супермаркеты, такой же спортивный комплекс и такой же университет. И даже народу почти столько же – тысяч пятьдесят, не больше.
Но это – с точки зрения советских людей. Сами манхеттенцы (жители не знаменитого нью-йоркского района, а так называемого «настоящего Манхеттена» - «original Manhetten», что в штате Канзас) считали, что их город от Лоуренса отличается кардинально. В лучшую, естественно, сторону.
Во-первых, в Лоуренсе – просто Канзасский университет, в просторечии Кей-Ю. А в Манхеттене – Университет штата Канзас, то есть Кей-Стейт. Какая между ними разница, если честно, советские борцы за мир так и не поняли, но местные утверждали, что Стейт гораздо круче, чем просто Ю. Опять же баскетбольная команда KSU, базировавшаяся в Манхеттене, была сильнее команды KU из Лоуренса. Андрей за турнирным положением в студенческой лиге не следил, поэтому пришлось снова верить местным на слово.
Впрочем, ему было по барабану. Поскольку жизнь, кажется, начала налаживаться. Все плохое, что могло случиться, уже случилось: тот, который выбрал свободу (ну, или якобы выбрал – не суть), уже сбежал, тот, который выбрал холодильник с крепкими напитками, уже улетел на Родину. Больше серьезных происшествий – по статистике, во всяком случае, - можно было не ждать. Да и организм успел адаптироваться к погоде и часовому поясу Канзаса.
От этого городишко выглядел симпатичнее. И даже приветственная речь мэра оказалась короче. Впрочем, скорее всего, это Андрею лишь показалось.
На этот раз ему предстояло жить в семье ректора факультета журналистики местного университета, ну, того, что Кей-Стейт. Если учесть, что вся экономика города строилась как раз вокруг универа, понятно, что хозяин был немалой шишкой в городе. Ну, а про семью – это, так сказать, всего лишь оборот речи: в своем немаленьком доме Ректор (Андрей никак не мог избавиться от привычки придумывать то ли псевдонимы, то ли позывные всем, с кем приходилось встречаться) жил абсолютно один.
Вечером они хорошо посидели за бутылочкой «Столичной» из московских запасов. Спать разошлись если не друзьями, то вполне хорошими приятелями.
Весь следующий день Андрей буквально кайфовал. В местном университете встреча была не с оленеводами или сыроделами, а с журналистами – корреспондентами то ли трех, то ли четырех местных газет, репортерами с местных радио и телевидения и студентами журфака. Проблем с общением не возникало. Наоборот. Среди журналисток оказалось несколько хорошеньких, что только добавило удовольствия.
После обеда наступило так называемое свободное время. Борцы за мир – что профессиональные, что литовские, что узбекско-таджикские – ломанулись по магазинам. При этом забавная деталь: профессионалы пошли в магазины электроники за видео, остальные – в магазины Армии спасения за дешевыми джинсами.
Андрей не пошел ни туда, ни туда. Он точно знал, что в Америке видеомагнитофоны и джинсы не кончаются. Никогда. А значит, нет смысла спешить – успеет еще.
К тому же с ним остались журналисты – и он не хотел, что те видели, как советские люди расхватывают дешевые штаны в магазинах Армии спасения (в те времена это был формат торговли, наиболее близкий нашим нынешним секонд-хендам: в них продавался стоковый товар и вещи, пожертвованные людьми. Правда, в отличие от сегодняшних российских реалий, вся выручка шла в помощь бездомным). Прозвучит опять пафосно – но за державу все равно было обидно.
Опять же среди журналистов, решивших показать Андрею город, оказались те самые девушки. Ну, которые хорошенькие. А потому ударить в грязь лицом не хотелось совсем. Да и любой другой частью тела – тоже.
И тут в голову ему пришла замечательная мысль. Он вспомнил, что его жена коллекционирует фигурки белок. Ей их везли все – родственники, друзья, коллеги, просто знакомые. Ну, и Андрей, конечно. Белки были самые разные – пластиковые, стеклянные, фарфоровые. Но особой гордостью были редкие экземпляры – каменная, привезенная, кажется, из Бельгии, пара вырезанных из кости родом из Италии и серебряная француженка.
В общем, ему удалось удивить американских коллег, спросив, в каком магазине можно купить фигурку белки.
- А зачем? – сразу же профессионально заинтересовались они.
Андрей честно рассказал о коллекции жены. Ну, и о жене, получается, тоже. Что, с одной стороны, его шансы на более тесное знакомство с хорошенькими американками, которые нравились ему все больше, серьезно ухудшало. Но с другой – сразу ставило все точки над всеми буквами, где они необходимы. Да еще придавало некий флер честного человека.
Нет, Андрей и сам знал, и девушки, несмотря на свою молодость, явно догадывались, что искать среди журналистов абсолютно честного человека – дело заведомо безнадежное. Как, впрочем, и среди представителей всех остальных профессий на свете. Но вот врать не любил. Особенно в мелочах – и запутаться легче, и смысла особого нет.
Расчет сработал: и просьба необычная, и честность налицо. Потому симпатии в глазах американок этот эпизод ему явно добавил. Равно как и его московская должность, весьма впечатляющая молодых журналисток: Андрей числился главным редактором телерадиокомпании. Нет, в принципе, он им и был. Но вот больше в телерадиокомпании не было ничего – ни помещения, ни техники, ни штатных сотрудников.
Если появлялся заказчик – он брал в Останкино в аренду аппаратуру. Там же нанимал спецов. И там же снимал помещение для монтажа и прочего. Потом – по желанию заказчика и за его же деньги – размещал снятое в программах того же Останкино.
Не сказать, что денег это занятие приносило много. Но – штаны в промежутках между борьбой за мир поддерживало. Зато оставляло свободное время в любых потребных количествах. И красиво звучало. Слова «главный редактор телерадиокомпании» одинаково завораживающе действовали в те времена на молодых и взрослых, чиновников и работяг - и даже на американцев, в чем Андрей мог неоднократно убедиться. И чем без всякого зазрения совести пользовался. Но это было так – отступление. Даже не лирическое. К сожалению…
В общем, американки (как-то так получилось, что остальные журналисты куда-то подевались, остались только две девицы, как понял Андрей, исполняющие роль светских комментаторов у себя в газетах, и фотограф, почему-то – один на двоих) повели его в магазин товаров для сада. Советский гость слегка засомневался, что ему надо именно сюда, но его подхватили с двух сторон под руки – и он мгновенно сдался.
Журналистки свой городок знали отлично – и привели Андрея в правильное место. Через десяток минут белка была куплена. Довольно большая, раза в полтора больше настоящих. Сидящая на задних лапах. И с дыркой в попе, закрытой, впрочем, заглушкой.
Эта самая дырка никак не давала ему покоя: зачем-то ведь ее оставили?
Когда он спросил об этом своих спутниц, те весело рассмеялись, быстро отколупали заглушку – и посадили белку на дерево, воткнув в отверстие ветку. Смотрелось действительно забавно.
- Жене понравится, - решил Андрей.
Таких белок в ее коллекции еще не было.
А наутро он проснулся знаменитым. Обе местные газеты напечатали материалы о нем. Смысл в заметках тоже был примерно одинаковым: дескать, пока остальные члены советской делегации, посетившей наш замечательный город в ознаменование столетия со дня рождения Айзенхауэра с целью борьбы за мир во всем мире, бегали по магазинам в поисках джинсов, нашелся один настоящий рыцарь. Который купил своей жене в подарок белку. Не живую, к сожалению. Но тоже – романтично.
Рыцарь, прочитав оба текста, от души выматерился. Правда, про себя: шут их, этих малахольных писательниц знает – вдруг успели наиболее употребляемые русские слова выучить?
Предвкушая разнос со стороны руководства, Андрей пришел на очередной митинг в университет. Но начальство оказалось в благостном расположении духа, даже не пожурило толком за то, что противопоставил себя коллективу. Только сообщило, что после обеда ему все же придется посетить магазин электроники, так как там продавцы почему наотрез отказываются понимать русские слова.
Попытка перевести стрелку на штатных переводчиков не удалась. Пришлось смириться. Но даже это не испортило Андрею настроения.
Завтра была пятница. Священный день для любого американца или американки. Начало уикенда. В этот день вечером большая часть социально-активного населения встретится в барах, пабах и прочих питейных заведениях, выпьет чего-нибудь спиртного – и разъедется. Кто в гости, кто в гостиницу, кто в мотель. Русское «пятница-развратница» явно была придумана теми, кто видел американский уикенд конца 80-х.
Так вот. Андрей-таки смог договориться с одной из журналисток. На все выходные. До середины воскресенья. Ради такого дела можно и в магазин сходить.
Поход в магазин никаких особенных открытий или потрясений не дал. Все было предсказуемо: один из руководителей делегации ни разу не был в так называемых «континентальных штатах», у которых нет выхода к морю – и, соответственно, нет крупных портов. Да что там крупных: мелких – и тех нету.
- Причем тут порты? – спросите вы.
На самом деле все просто. В порты регулярно заходят суда. Причем не всегда – американские. Моряки покупают видеоаппаратуру. Причем не всегда – с американским стандартом.
Поэтому в портовых городах в любом супермаркете можно купить видеоплеер с европейским стандартом PAL/SECAM – и стоить он будет ровно ту же сотню долларов, что и плеер с американским NTSC (напомню, речь идет о конце 80-х годов прошлого уже века).
В континентальных штатах ситуация была другой: видеоплееры с европейским стандартом тут никому не были нужны и даром – соответственно, в магазины их не завозили. Если бы менеджеры знали о предстоящем визите полутора сотен советских борцов за мир, наверное, подкинули бы в супермаркеты Манхеттена таких аппаратов. Но они не знали. Поэтому не подкинули.
В продаже были, конечно, мультисистемные машинки. Они были удобнее и лучше – в них даже был уже встроен стандарт ПАЛ/СЕКАМ, работавший в СССР и у братьев социалистов, в то время как видеоплееры, сделанные для Европы, нужно было еще перенастраивать.
Но у мультисистемников был один недостаток, перечеркивающий все их достоинства. Цена. Они стоили в два-два с половиной раза дороже.
Короче говоря, битых два часа Андрей с этим самым руководителем бродил по залам Уоллмарта, кажется, и переводил абсолютно охреневшему продавцу скулеж Жлоба (очередное псевдо, придуманное им) по поводу того, что ему требуется плеер с европейским стандартом.
С регулярностью, достойной лучшего применения, приблизительно раз в две минуты продавец начинал объяснять, что в магазине нет аппаратуры с европейским стандартом и предлагал мультисистемник.
- Нет, - качал головой Жлоб. – Это дорого…
Начинался следующий круг.
Почему-то Андрею этот процесс был не приятен.
Может быть, потому что он знал, что командировочные Жлоба позволяют ему купить самый навороченный и дорогой в этом магазине видеомагнитофон (ценой около 600 долларов) совершенно не напрягаясь.
Может быть, ему просто было жалко продавца.
А может быть, опять стало обидно за державу. Хоть и не любил Андрей таких пафосных слов.
Улучив момент, он предложил продавцу позвать менеджера.
Шарманка началась снова, но менеджер был умнее, опытнее – и, главное, имел больше прав. В том числе – право на скидку. В результате Жлоб купил мультисистемник за 150 долларов, менеджер и продавец избавились от головной боли, а Андрей избавился от переводческих трудов. И поехал готовиться к завтрашнему вечеру…
Вот ведь не зря говорят: если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему про свои планы. Богу Андрей, правда, ничего не рассказывал, ибо верил в него совсем слабо. А вот Ректору рассказал. Ну, чтобы тот не волновался в случае положительного исхода задуманного.
- Я, наверное, завтра ночевать не приеду, - сообщил он радушному хозяину за ужином.
Тот все понял мгновенно:
- С девушкой познакомился?
- Да.
- Поздравляю, - с очень искренней улыбкой сказал Ректор. – Рад за тебя.
И через мгновение огорошил Андрея вопросом:
- А она русская?
- Нет, - чуть не поперхнулся жареной курятиной Андрей. – Где я тут русскую найду?! Американка она.
Теперь в ступор впал Ректор:
- Американка?! А она что, сумасшедшая?
В первый раз в жизни Андрей не знал, что ответить.
- Вроде и мужик неплохой, - подумал он про себя. - Вроде и общаемся нормально. А тут… Поучается, он меня считает человеком второго сорта? И всех нас?!
Разговор как-то сам собой затух. Кофе пили молча. И так же молча разошлись по спальням.
С утра все было по-прежнему. Ректор был радушен. Гость был благодарен. Но какая-то недосказанность все же оставалась
.
Как пролетел день, Андрей не заметил. Встретившись с Самантой, он предложил чуть изменить программу. Сначала они собирались посидеть в каком-нибудь баре – а потом выдвинуться в загородный отельчик.
Но что-то внутри (наверное, опыт) настойчиво рекомендовало Андрею бежать из города как можно быстрее. Вот он и предложил сделать все наоборот – сначала уехать в отельчик и уже там посидеть в баре.
Неожиданно заупрямилась Саманта:
- В баре в даунтауне посидеть обязательно нужно. И выпить хотя бы по пиву.
- А что нам мешает это сделать уже за городом? – настаивал Эндрю.
Но девушка была непреклонна:
- У нас так не делают.
Вот попробуйте сами убедить девушку сделать то, чего она не хочет – или не сделать того, что она хочет. Да еще в условиях жесткой нехватки времени. И на чужом языке.
В общем, Андрей сдался, хотя очень подозревал, что главная причина обязательного посещения бара в даунтауне – стремление показать всем своего нового бойфренда. Пусть всего на пару дней – но зато такого еще ни у кого не было в городе.
Единственное, на чем он смог настоять – на максимальном сокращении времени пребывания в баре. По пиву – и на волю. В пампасы.
Не случилось. Ни воли, ни пампасов, ни загородного отельчика. Зато случился, как говорят нынче epic fail, то есть сокрушительный провал.
Андрей и Саманта едва успели выпить по глотку пива, как в баре объявился Ректор – напомню, даунтаун в городке был совсем маленький, так что обойти все заведения можно было минут за пять. Он подсел за столик, рядом с Самантой и напротив своего советского гостя. Поздоровался. Улыбнулся. Девушка заулыбалась в ответ – все же ректор факультета журналистики был в Манхеттене большой шишкой.
Улучив момент, он нагнулся к уху Саманты и что-то проговорил. Что именно – Андрей не расслышал: в баре было довольно шумно.
Через пару минут девушка начала срочно собираться.
- Эндрю, я совсем забыла, - виновато объясняла она. - У меня бабушка болеет. Нужно ее проведать. В следующий раз уикенд обязательно будет наш.
Объяснять ей, что следующего их уикенда не будет никогда, потому что в понедельник советские борцы за мир навсегда покинут этот забытый Богом городок, было бессмысленно: она и сама все понимала.
Чмокнув Андрея в щеку, она убежала.
- Не расстраивайся, бывает, - утешил его виновник облома. – Женщины – они все такие. Поехали домой, кино смотреть.
Поехали. А что было делать?
И до четырех утра опять же под «Столичную» Андрей смотрел длиннейший фильм, снятый хозяином в прошлом году, во время визита в… Москву.
- Правда, интересно? – поинтересовался Ректор.
- Ну как тебе сказать, - протянул Андрей. – Ты не поверишь. Но я это кино каждый день вижу…
И была в его голосе такая тоска, что даже Ректора проняло.
- Не переживай, - как-то даже чуть виновато произнес он. – Завтра в гости поедем. Там познакомишься с девушкой.
- Она русская? – язвительно спросил Андрей.
- Нет, - на полном серьезе ответил Ректор. – Она украинка. Ее дед в 45-м сюда приехал.
«Твою ж мать, - пронеслось в голове Андрея. – Похоже, бандеровцы. Если кто узнает – писец. Полный». Но спорить сил уже не было.
Визит в гости оказался предельно коротким. Увидев девушку, с которой ему предстояло провести остаток уикенда, советский гость сам запросился домой:
- Поехали, кино про Москву еще раз посмотрим. Что-то меня ностальгия мучать начала…
Окончание командировки было как две капли воды похоже на ее начало: у прилетевшего за ними самолета Аэрофлота что-то отвалилось при посадке. Пришлось восемь часов сидеть в том самом безлюдном аэропорту в выжженной солнцем то ли прерии, то ли степи. Теперь пили виски, купленное для подарков, даже узбеки с таджиками…
Но и на этом приключения не кончились. Уже в Москве, где-то через дней пять, Андрея вызвали в Комитет защиты мира. Вызвал тот самый «контрик», который был штатным в их делегации.
- Андрюх, - начал тот без рассусоливаний. – На тебя за эту поездку написали три телеги. Я постараюсь, чтобы серьезных последствий не было, но, сам понимаешь…
Андрей вообще был понятливым. Поэтому спросил только, можно ли посмотреть, в чем его обвиняют.
Закрыв дверь на ключ, особист протянул ему тонкую папочку. Не глядя на шапки документов – а чего там смотреть, один фиг шифр какой-нить, Андрей пробежал глазами три текста.
В одном его обвиняли в запойном пьянстве, в качестве доказательства приводя неоднократные визиты в дом американского конгрессмена, откуда был эвакуирован депутат Верховного Совета СССР.
Во втором писали о его моральном разложении, ссылаясь на роман с американской журналисткой.
И, наконец, третья телега была посвящена его тесным связям с бандеровцами, фашистскими прихвостнями и закоренелыми врагами Родины.
Вечером Андрюха с «контриком» упились в хлам. На следующий день он сдал в Советский комитет защиты мира свой служебно-гражданский загранпаспорт.
Больше бороться за мир в Америку Андрея не звали.