К вечеру стих бешеный ветер, метавшийся по зеленым весенним склонам. Море улеглось ровным зеркалом, едва покачивая прозрачными пальцами звонкие галечные кругляши. Сразу поплыл над Херсонесом нежный аромат цветов, уносимый до этого к мохнатым склонам Внутренней гряды. 

Вдруг по всему горизонту обозначились синим корабли, не видимые раньше в дождевой мороси, закраснела вдали полоска качинского берега и загалдел, защебетал на все голоса птичий хор, разбавляемый изредка басовитым чаячьим хохотом из домика служителей - там, видно, встретились на веранде с видом на тысячелетия давнишние подруги.

Молодая пара у воды, мама с коляской и собакой, семья с малолеткой, нарезающим круги вокруг родителей, седоусый мужчина с газетой и каноническим лицом гузинского царя на пенсии, бабушка с хворостиной, и целым выводком кошек, крадущихся следом - обычный тихий будний вечер, пока не началась еще суматоха приморского лета. 

Грохот упал с неба, заметавшись между мраморных колонн и квадратов каменных стенок - словно груды щебня покатились вдруг со всех сторон на безмятежный город. Из желтого марева заката бок о бок выметнулись ввысь две птицы цвета пасмурного моря. Крыло к крылу, перед самым берегом разошлись, играючи, в разные стороны: одна в вышину, к пламенеющим розовым облакам, вторая, заложив широкий вираж прямо под следом первой - обратно, в сторону моря, с обманчивой легкостью перевернувшись пару раз. Мелькнуло светлое брюхо, огненные глаза двигателей, грохот перешел в крещендо - и исчез так же внезапно, как и появился. 

Снова загалдели в тишине потревоженные птицы, запыхтел у мыса катерок-ветеран, и с веранды засмеялась снова басом женщина-чайка:
- Господи! Красота-то какая!

(апрель 2013)