Снег - это письма ангелов о том, что всё хорошо. Снег легко испачкать, но присвоить невозможно. Может ещё и поэтому так здорово кататься на санках, лыжах и поджопных картонках. А ещё есть снегоходы. Они вообще существуют для того, чтобы люди перестали завидовать птицам. Снегоход - это возможность быть там, где не был никто, быть первым и единственным. Ему не нужны дороги, ему вся заснеженная земля дорога. Сорок лошадей под тобой и ни одна не спотыкается. Ты сам создаёшь ветер, который выдувает из башки смерть, при этом, не мешая улыбаться. Вот так бы Макс сказал людям, у которых нет снегохода. Если бы это имело смысл.

С приобретением снегохода человек сразу обрастает всевозможными знакомствами, от новоявленных халявщиков, до людей с серьёзными намерениями обогатить тебя на свежие впечатления. Степан всплыл из далёкого, но ещё тёплого прошлого и предложил Максу тур по заповедным болотам в глухом месте. Сто двадцать вёрст до райцентра, и ещё километров тридцать до избы, с хозяином которой есть эксклюзивная договорённость редкой возможности. Рядом озеро, набитое окунями и кругом только следы невидимых животных. В основном злых зайцев и озверелых глухарей. Бывают такие предложения, от которых новорождённый снегоходчик не в силах отказаться.

И главное - всё так и случилось, полетали по просторам, застряли пару раз, как положено, погоняли незнакомых зайцев. Бестолково в общем, но внутри такой звон образовался, грех не заглушить спиртом. Изба легендарного Егорыча (Степан сразу предупредил, если появится, не надо вот этих псевдоинтеллектуальных шуток типа «егерь Егорыч», а то он одному умнику прям по каткам стрелял за такой юмор) была расположена грамотно. На краю перспективного озера, приземистая, с отличной печкой, добротными нарами и выверено расположенным столом. Окно маленькое, но с видом на целину опушки. И кругом жизнеутверждающая тишина. Пили не шумно, в основном вспоминали или врали про трофеи.

По звуку приближающегося в ночи снегохода Степан сразу определил:

 - Что-то случилось.

С клубами пара в избу неуклюже влетел какой-то малолетний дрыщ с разбитым носом, в лживом пуховике с надорванным рукавом, из-под которого видна синяя водолазка. И сам он был весь синий. Приземлился между нарами и печкой. За ним по-хозяйски ввалился мужик основательной фактуры, с бородой от бровей. Сразу понятно – Егорыч. Снимая рукавицы, он не выпустил из рук карабина. «Ого, последняя Сайга», уважительно подумал Макс.

- У меня топливо кончилось, есть что выпить? - Егорыч даже не поздоровался.

Степан без разговоров, моментально плеснул в кружку почтительную порцию правильно разведённого спирта настоянного на плодоножках морошки. Пока хозяин пил, Максим пытался адаптироваться к нереальности происходящего, не понимая, как себя вести. Степан накладывал капусту, как будто ничего не происходило, а пацан присел на полу, облокотившись о стену. Его трясло то ли от холода, то ли от страха, набычившись, он неотрывно смотрел куда-то под лавку.

 - Егорыч, всё нормально? – Стёпа потянулся за картошкой.

 - Да нормально. Шас вальну этого козлодоя и скормлю болоту по-тихому. Начисли ещё.

 - Сильно нашкодил? – опять было налито только хозяину.

 - К Лерке липнет козявка, - Егорыч взял капусту руками.

 - А что, старшая у тебя ещё не уехала поступать?

 - В этом году только школу заканчивает, - чуть задумался, - с одной четвёркой. А этот пристаёт… в смысле – приставал. Пошли, вошь дискотечная.

Макс хватанул воздуха:

 - Мужики, вы чего, так же нельзя.

Егорыч перестал жевать, в печке треснуло полено, Степан пригнулся. Бородач не демонстративно перекинул карабин в правую руку, правда, стволом вниз:

- Ты кто?
- Гость.
- Вот сиди и гости. 

Степан зашевелился:

- Егорыч, я за него с тобой договаривался, я за него отвечаю.
- Отвечать будешь, когда тебя спросят, Стёпа.
- Да, нельзя же так парня пугать, люди добрые, - Максим разволновался не на шутку, - он же дитё ещё.

Егорыч вдруг сделал широкий шаг и встал так, чтобы Максу было уже не подняться с нар. Он был ниже, но сейчас смотрел сверху:

- Ты откуда такой исусик?
- Из города.
- Вот и ездохай в свой город, - мужик говорил неторопливо и спокойно. Это пугало больше всего. Изо рта у него несло вчерашним днём, а в глазах было черно и не смешно. Макс лихорадочно соображал: до ствола не дотянуться, да и возни много, нож на столе, за спиной бородача, спирт выветрился, Стёпа не понятно за кого…

Егорыч, похоже, всё прочитал по его лицу:

 - Ты лучше не дёргайся, болота на всех хватит, - и уже обращаясь к пацану, - поднимайся, тля.

Не разворачиваясь, он отступил к дверям. Хлюпнув то ли соплёй, то ли кровью, парень заговорил неожиданным басом:

 - Да делайте что хотите, а я всё равно её люблю.

В печке снова треснуло и загудело. Фонарь под потолком чуть притух, видимо батарейки подсели. Несколько бесконечных секунд было ничего не понятно в этом мире.

Егорыч вернулся к столу, наплескал себе самостоятельно и выпил в три глотка. Вытер бороду рукавом, только после этого поставил карабин к стене, достал папиросу, прикурил спичками. После глубокой затяжки, забрал рукавицы, ружьё и, зло толкнув плечом дверь, вышел. За порогом остановился, как будто забыл что-то, развернулся и бросил:

 - Налейте ему.

Лишь когда снегоход хозяина стих вдалеке, все шумно задышали. На следующий день благополучно выехали. До окуней дело так и не дошло.

 - Вот и не знаешь, до чего тебя доведёт любовь к снегоходам, - подытожил Макс, рассказывая мне эту историю, - и вообще, любовь.