Я уже, помнится, как-то писал про наших вертолётчиков и упоминал в связи с этим пилота Сашу. Так вот сейчас будет лёгкий разрыв мозга, потому что их было два. Друзья  не разлей вода, но при этом максимально разные, ну вот прямо иллюстрация к слову «антоним». 

    Начнем с того, что они были очень разного размера. Их так и называли, чтобы не путаться: Саша-большой и Саша-маленький. Саша-большой был белобрысым здоровяком ростом под два метра, флегматичным и добрым до безобразия. Саша-маленький – чернявым, энергичным живчиком, источающим сарказм в каждой фразе.

    При полном несходстве характеров, темпераментов и всех прочих возможных характеристик они прекрасно уживались, дружили много лет и даже выдержали испытание многомесячным совместным проживанием в одной каюте в нескольких рейсах.

    Саша-маленький курил только «Беломорканал». Курил он много, по-моему, я вообще редко его видел без папиросы, ну разве что в столовой во время приема пищи. Как-то раз я зашел к лётчикам в каюту и в очередной раз пожалел, что у меня нет с собой дыхательного аппарата – ядовитый дым растекался слоями, и нижние слои были такой плотности, что ноги вязли в них, как в болоте.

- Саша, ну объясни, почему ты эту дрянь куришь?
- Во-первых, это не дрянь, а нормальный табак, а не эти твои сигаретки – бумага пополам с селитрой. Во-вторых, на пачке карта есть, удобно. Мало ли, забуду полётную карту с собой взять? Ладно, не напрягайся, шучу. Ну а в-третьих, и если серьёзно, у «Беломора» главное преимущество - то, что папиросы сами гаснут, если не затягиваешься. А в полёте, знаешь, бывает нет времени сигарету потушить да выкинуть.

    Тут надо отметить, что, когда я начал летать с ребятами, я понял, что Саша-маленький, действительно, беспрерывно курил во время полётов, если не было пассажиров. Беломорина всегда торчала у него изо рта; закончив один короткий челночный рейс, он тут же доставал следующую папиросу.

    Во время доставки снабжения со Шпицбергена Саша часа за три высадил, по-моему, пачку. Я тоже потихоньку покуривал, поскольку мне-то вообще заняться было особо нечем – связался с диспетчером на взлете и посадке и кури всё остальное время.

    Надо сказать, что к концу грузовой операции на исходе, по-моему шестого часа даже я слегка опух от постоянных взлетов-посадок, грохота двигателей и редуктора над головой и постоянной вибрации. Как себя чувствовал Саша, я не знаю, но по-моему, выполнить за короткое время десяток посадок на аэродром и столько же на крошечную вертолётную палубу ледокола, который маневрирует и покачивается на морской волне – точно не подарок.

И вот, наконец, заключительный полёт. К вертолёту подскочили служащие аэродрома, чтобы начать погрузку. Это была новая смена, которая с нашим вертолётом еще не работала. Норвежец открыл дверь салона, превращенного в грузовой отсек, и замер. Его взгляду представилась картина, которая у него вызвала серьёзный когнитивный диссонанс: из вертолёта валил плотный дым, причём никакой тревоги среди экипажа не наблюдалось. 

    Два расслабленных тела с вежливым ожиданием смотрели на него, как бы спрашивая: «А что Вам, любезный, от нас нужно?»

    Норвежец смущенно откашлялся и всё-таки задал вопрос, который вертелся у него на языке:

- Разрешите поинтересоваться, дорогие русские друзья, а у вас, часом, не пожар? Вы, может, не заметили за своей романтичной, но тяжёлой лётной работой, но из вашего вертолёта дым идёт. 

    Ну, может, он свой вопрос не совсем так сформулировал, я уже плохо помню, если честно. Норвежцы, конечно, флегматичные, но не до такой степени. Вроде он просто заорал: "ПОЖАР БЛЯ!" 

    Саша осведомился у меня, почему задержка и отчего не грузят багаж, когда у нас каждая секунда на счету. 

- Товарищ интересуется, не пожар ли у нас.

    Саша тут же оживился, достал пачку «Беломора» и дружелюбными жестами стал предлагать потомку викингов угощаться. Норвежец с ужасом переводил взгляд с задымленного салона на картонный параллелепипед с изображением карты европейской части России, потом махнул рукой грузчикам, мол, «грузите прямо туда, в дымину», и убежал. Грузчики отложили огнетушители и взялись наконец за багаж.

    Грузились мы в тот раз «под завязку», очень хотелось закончить побыстрее. Нормально взлететь не получилось. Турбины завывали, вертолёт чуть приотрывался от взлётки и тут же снова касался земли. Саша махнул рукой:

- Не, не тянет. Да хуйня, Серёга, ща с разгона взлетим, по-самолётному. 

    Вертолёт разбежался, подминая набегающий воздушный поток вращающимися лопастями ротора, и мы наконец-то оторвались от ВПП. Взлёт тоже проходил по-самолётному и, видимо, не особо легко и ровно. Покосившись на Саню, я заметил, что лицо у него напряжённое, а взгляд как будто устремлён в одну точку. Вдруг у него мгновенно закаменели желваки на скулах. Бросив взгляд вперед, я увидел, как прямо перед нами и чуть ниже промелькнули провода.

    Я на автомате нажал кнопку СПУ:

- Что, Сань?

- Провода, ммать! Мы ж обычно выше проходили после вертикального взлёта, я на них и внимания особо не обращал. Ффууу, бля...

- Заебись всё-таки, Саша, что я нихера понять не успел. Сидел, как смелый Чингачгук, и ни-че-го не боялся. А вот ща испугался, да, но всё уже кончилось, слава КПСС. Пиво будешь сегодня?

- Водку буду, - неразборчиво пробурчал Александр, - давай, Роджер, блин, доложи уже диспетчеру, что взлетели, и на сегодня наконец закончили, порадуй его тоже. И это, «спасибо» не забудь сказать за помощь и информацию.

    Реакция на опасность у ребят была очень хорошая и (тьфу-тьфу-тьфу) никогда их не подводила. Всего не предусмотришь, особенно в Арктике, но Саша-большой и Саша-маленький умудрялись выскочить из внезапно накрывающих площадку зарядов снега с нулевой видимостью, и выровняться при посадке при резких порывах ветра, и выдать леща пассажиру, не вовремя решившему выйти из кабины. При всей внешней беззаботности и безалаберности дело свое они знали, по-моему, прекрасно. 

    Единственное серьёзное лётное происшествие у нас на ледоколе произошло с другим пилотом. Он как раз по сравнению с Сашами смотрелся человеком гораздо более серьёзным и ответственным, да и оттягивался не так энергично, как мои старые знакомые. И вот именно ему не повезло, вертолёт при посадке зацепил шасси ограждение вертолетной палубы и перевернулся.

    Лётчик этот здорово переживал. Помню, как мы сидели в каюте и он, глядя куда-то внутрь себя, монотонно, почти без выражения, рассказывал: «Ты понимаешь, меня как будто заклинило – вижу, что неправильно захожу, почти в борт ледокола, по ветру, и продолжаю заход - нужно же уйти было... Серёга, я же шесть человек чуть не убил...»

    Пассажиры, естественно, ничего не поняли. Я занимался переводами их свидетельских показаний для расследования, хорошо запомнил один шедевральный текст: "Полёт проходил нормально, всё было как обычно. Вдруг - удар! Упс - Джон летит через весь салон!!! Больше ничего не помню".

    По поводу видимого или «мнимого» разгильдяйства еще одно интересное наблюдение. У нас, само собой (особенно во время «пустых» переходов), игралось множество учебных тревог. Моряки на них обычно плелись нога за ногу, без какой-либо лихости, ворча и обязательно останавливаясь возле расписания со словами: «Куда там мне по пожарной-то?» 

    Однако когда вертолет опрокинулся на палубу и была объявлена боевая пожарная тревога, парни перекрыли все нормативы. Рукава были раскатаны, и средства пожаротушения изготовлены чуть ли не до того, как перевернувшийся вертолет замер на краю вертолетной палубы. Персонал и пассажиры в показаниях особо отмечали быструю и слаженную работу команды, и всё в превосходных степенях. Так-то вот...

    P.S. Огромная благодарность Константину Соколову за прекрасный рисунок, которым можно полюбоваться ниже. Некоторые товарищи тут пеняли художнику: мол, детали неверны, да переднюю стойку шасси не видно. Уважаемые критики, рисунок абсолютно верный. Я много раз летал на вертолёте, сидел в кресле справа от пилота и ни разу оттуда переднюю стойку шасси не видел! И вообще, важна художественная правда, контекст и настроение - а в рисунке все это есть в нужных количествах и пропорциях!