К-27: часы мужества и отчаяния (опубликовано, ссылка: ( https://tuapsevesti.ru/archives/17430/ ). "24 мая – трагический день для подводного флота России. В этот день 48 лет тому назад на атомной субмарине первого поколения «К-27» произошла страшная авария, в результате которой весь экипаж получил повышенные дозы радиоактивного облучения. Многие погибли в первые же дни после аварии. На подлодке служил и наш земляк Владислав Домбровский. Сейчас он живет в Подольске. Мы связались с ним, и он рассказал нам – как это было.

– На К-27 я прослужил несколько лет до аварии, – рассказывает Владислав Домбровский. – На эту подлодку меня взяли сразу после училища и назначили командиром реакторного отсека. Почему мне, бывшему курсанту доверили такую должность? Может, потому что уже служил на подводных лодках три года. В училище был старшиной курса. В общем, получил назначение с радостью. Ведь лодка была – легендарная! За пять лет до ядерной катастрофы мы совершили два рекордных боевых похода – в южную Атлантику и в Средиземное море. В Атлантике мы установили мировой рекорд непрерывного пребывания под водой – 52 суток без всплытия. А в мае 1968 года пришел приказ, которым меня назначили на должность командира дивизиона новой, еще строящейся лодки. Меня раздирало двоякое чувство, с одной стороны, я был рад повышению, но так не хотелось расставаться с экипажем, с друзьями! Я стал готовиться к отъезду, уложил домашние вещи. Рейсовый теплоход на Мурманск – через пять дней, а завтра наша лодка должна выйти в море всего на трое суток! Я упросил командира разрешить мне последний раз выйти в море на своем корабле! Всего на три денечка! Ни он и ни я не могли знать, что это действительно будет последний раз… 24-го мая случилась авария, переломавшая нам судьбы. У одних она забрала жизнь, других лишила здоровья, а мне перечеркнула служебную карьеру на флоте. – Авария эта уже описана в воспоминаниях и мемуарах участников этого события. А что запомнили вы? Что вас до сих пор волнует и не дает покоя? – На этот выход в море я был назначен командиром пульта управления энергетической установки. Реакторный отсек я сдал другому командиру. Работали мы напряженно, все испытания выполнили, но напоследок, 24 мая, решили провести еще один, дополнительный, контрольный выход на максимально допустимую мощность реакторами обоих бортов, для уточнения режимов эксплуатации. Вышли на предельно допустимые обороты турбонасосов. Мощность реакторов – 85 процентов! Это все. Предел. Дали установиться режиму. Корабль шел под водой самым полным ходом. Пара было более чем предостаточно: работали обе турбины и оба турбогенератора. Испытания окончены. О выполнении программы доложили в центральный отсек и оттуда получили команду снижать мощность. Кораблю был задан средний ход, а я на правом борту начал снижать мощность, а командир второго реактора на левом борту не успел, – сработала аварийная защита реактора левого борта! Для нас срабатывание аварийной защиты реактора – не такое уж редкое событие. Поэтому мы и не испугались. Ход корабля остался прежним. А реактор заглох сразу и навсегда! И никакие последующие наши попытки реанимировать его ни к чему не привели. Все приборы не реагировали на наши действия: мощность с нуля не стронулась, температура в реакторе ни на один градус не поднялась, а продолжала снижаться. Стало ясно, что происходит нечто из ряда вон выходящее…Но! Мы представления не имели о радиационной обстановке в реактором отсеке! Разрушилась активная зона реактора, и уран теплоносителем разнесло по всем насосам, парогенераторам, трубопроводам, по которым циркулировал сплав. Оборудование стало источником всего «пакета» радиоактивных излучений: и нейтритов, и гамма, и бета. В отсеке находиться людям стало смертельно опасно. – Но есть же служба дозиметрического контроля на лодке! – Да, они знали – с первых минут и даже доложили об этом командиру, но командир долго не верил, перепроверял, а потом приказал молчать. Три человека знали – доктор, командир БЧ-5 и старпом. Но им был дан приказ молчать. Командир боялся паники, а они не смогли убедить его в необходимости объявить тревогу. А ведь мы десятки раз отрабатывали на учениях действия личного состава в отсеке в режиме аварийной радиационной обстановки. Если б была объявлена тревога «Радиационная опасность!», спецтрюмные сразу бы покинули реакторный отсек, переоделись бы в спецкостюмы и в отсек входили бы только по приказу и только бы в крайней необходимости. Жизнь спецтрюмных удалось бы спасти, и последствия аварии не были бы настолько трагичны для экипажа. Кому я обязан жизнью – Как получилось так, что вы спаслись? – Я тоже получил свою дозу, долго лечился. Тогда, не зная обстановки, я пошел в свой 4-й отсек, тот самый, где, как мы потом узнали, зашкаливало все приборы. Когда я еще был на вахте, из отсека мне докладывал старшина 1 статьи Виктор Гриценко (через 24 дня он умрет от лучевой болезни): «Товарищ капитан-лейтенант, при закрытии клапана слышен хруст, как будто давилось стекло». Я и пошел к этому клапану проверить. Да, слышен хруст – почему? Раньше этого не было. Мы не знали, что это хрустело горючее, и над клапаном находиться было смертельно опасно. В результате я получил лучевой ожог лица, шеи и груди. На беду вышла из строя помпа осушения трюма отсека. Сколько она нам попортила крови за прошедшие годы! Сколько раз приходилось ее ремонтировать! И спецтрюмные приступили к ремонту этой помпы. Знай мы о радиационной обстановке в отсеке, бросили бы ее, и ничего бы не случилось! Ремонтом занимались все спецтрюмные по очереди: Луганов, Петров, Дурденко, Гриценко, Куликов. Нам в подобных работах иногда помогали соседи – турбогенераторщики 5-го отсека. Видя, как устали мои ребята, я попросил старшину турбогенераторщиков Немченко: «Иван, выдели кого-нибудь, помоги моим ребятам». Я сейчас ему просто благодарен, что он тогда отказал мне вежливо, сославшись на усталость и занятость своих подчиненных. Еще чья-нибудь жизнь была бы загублена. Турбогенераторщики и без того получили огромную дозу облучения. – Неужели никто так и не предупредил? – Знаете, как я сейчас понимаю, те, кто владели обстановкой, как могли, намекали. Но приказ командира нарушать нельзя. Вот старпом мне несколько раз говорил как бы не в приказном порядке, а так, доверительно: «Уходи из отсека и выведи ребят. Здесь грязно!» А я, дурак: «Юрий Николаевич! У нас здесь чисто, не бывает грязно. Надо ремонтировать помпу!» Проходит Донченко, начальник службы дозконтроля, лицо сосредоточенное, но молчит. Вот его бы я услышал. Я до сих пор не прощаю ему его молчания. Он мог бы мне сказать, и возможно, последствия для спецтрюмных были бы не такими трагическими. И после обеда я направился в 4-й отсек, но меня остановил командир дивизиона живучести капитан 3 ранга Резник Владимир: «Владислав, ты куда? Ты ведь уже не командир отсека. Давай поднимемся на мостик и подышим свежим воздухом». В это время лодка шла в надводном положении в базу. Получив разрешение у старпома, мы с Володей пробыли на мостике несколько часов, пока лодка не подошла к Гремихе. Если б не предложение Володи, я бы вернулся в отсек, и абсолютно уверен, что разделил бы судьбу спецтрюмных. Я Резнику обязан жизнью. По прибытии на базу мы сразу оказались в госпитале Североморска. Тяжело больных переправили вертолётами. А через день мы были доставлены в Ленинградский военный госпиталь в самолёте командующего флотом. За наши жизни боролись лучшие врачи госпиталя и медицинской Академии им. Кирова. Сотни доноров пришли сдать кровь и костный мозг из военных училищ и институтов. С материнской заботой за нами ухаживали сёстры и нянечки. По-матерински плакали, когда начали умирать молодые ребята. Начальник отделения запретил больным заходить в не свои палаты. Мне разрешалось. Среди больных я был старшим по воинскому званию, но главное, матросы, с которыми я служил несколько лет, слышали меня, и мне удавалось их успокоить, когда они начали выдавать психозы перед смертью. Побыв у них, я возвращался к себе, ложился на кровать, и меня в неё вдавливало. Больно и страшно видеть ребят, лежащих в ранах, их разлагающиеся губы, ноздри, пожелтевшие глаза. Не могу не рассказать о спецтрюмном Николае Лагунове. Сила воли этого человека просто потрясает. Он получил огромную дозу облучения. Ампутация ноги, потом руки, потом второй ноги… И никакой паники, нытья. Спокойная и упорная борьба за жизнь! Я часто заходил к нему. Он подпитывал меня своим жизнелюбием и твердостью воли. «Владислав Владимирович, я обязан выжить! У меня два сына. Их надо поставить на ноги. И я выживу!» Лицо – спокойное. И мужество этого человека сотворило чудо! Он выжил! А дальше - берег Через два месяца лечения мне стало лучше, я начал просить начальника отделения отпустить меня домой. На военно-врачебной комиссии, несмотря на все просьбы остаться в плавсоставе, были непреклонны: «Только берег, если хотите – демобилизация с инвалидностью». Но об этом я и слышать не хотел. Меня отправили в отпуск с обязательным наблюдением у врачей. Все лето я провел у Черного моря, но на улицу не выходил. Не мог переносить жару. Сидел в винном погребе тестя, где, спасаясь от жары, выпил немереное количество домашнего виноградного вина. Может, это и спасло? Говорят, вино «вымывает» радиацию. В сентябре 1969 года меня отправили военпредом в Подольск, город, который не сразу, но тоже стал любимым. Но это уже другая история. Конец подлодки – А какая судьба у самой подлодки? – Не менее трагичная. Реакторный отсек законсервировали и затопили лодку в отдаленном районе у восточного побережья Новой Земли. Она и сейчас «спит» на глубине 75 метров..."

29 мая 2016 года.

На фото вверху Домбровский Владислав Владимирович в молодости.

Слова этого человека, а точнее, его стихотворение, я выбрал эпиграфом для своего рассказа "Забытая Двадцать Седьмая, или Вино, кино и домино", не случайно. И я очень рад, что нашёл в сети его интервью, и могу опубликовать его для Вас.

Далее, своё отношение к г-ну Мазуренко я уже высказал. Но я очень внимательно прочёл всё, им написанное. И комментарий к его воспоминаниям уважаемого человека, чья профессиональная выучка и компетентность не вызывают никаких сомнений, я привожу ниже.

Оговорюсь сразу - я не имею права навязывать Вам свою точку зрения! Когда всё случилось, меня в отсеках этой подводной лодки не было!!!

Мне очень хотелось бы, чтобы у каждого неравнодушного читателя сложилось своё собственное мнение о судьбе атомной подводной лодки К-27, её экипажа и огромного количества людей, лодку проектировавших, строивших, обслуживавших. Ну и естественно, об горькой трагедии, произошедшей 24 мая 1967 года, а также ликвидаторах её последствий. - автор ресурса "Легал Алиен" Юджин Джексон. В миру капитан 3 ранга запаса Лапшин Евгений Геннадьевич.

Капитан 1 ранга Полетаев Степан Михайлович ( ссылка: ( https://flot.com/blog/historyofNVMU/zurenko-vn-atomnaya-submarina-k27-triumf-i-zabvenie-chast-36.php: ): "Преимущества АПЛ К-27 не подлежат сомнению, на тот период она выгодно отличалась от водо-водяных своими параметрами. Однако в конструкции ППУ был заложен явный недостаток – это секции МП-2 (перегородки). В стремлении уменьшения габаритов ОКБ «Гидропресс» разработал конструкцию, где на одну трубную доску замыкались четыре камеры и все с разными температурами...

Из-за этого недостатка (у насосов) в основном были всегда сложности в эксплуатации ППУ. Неоднократно просили ОКБ заменить секции МП-2 на МП-4, – безрезультатно. Это было сделано только на АПЛ 705 проекта. Уж очень кому-то хотелось сиюминутных результатов и победных рапортов.

...История АПЛ К-27 могла быть совсем иной. Однако имеем то, что имеем. Некоторые участники последнего выхода К-27 в море (май 1968 г.) чувствуют себя героями. На мой взгляд, это весьма проблематично. Герои – это спецтрюмные реакторного отсека, которых, как ягнят, бросили на заклание, и очень жаль, что никто этого не оценил и не предал их имена всеобщей известности.

Все мы, конечно, умны задним числом. Но как оправдать, что при обеспечении полного хода для компенсации температурного эффекта начинают извлекать стержни КС чуть ли не на верхние концевики, когда нужно было всего 3 центральных КС поднять на 1-2 шага?! Услышав, я не мог этому поверить. Оператором на левом борту был Офман (всего несколько месяцев как пришёл на АПЛ), на правом борту Домбровский В. (на АПЛ 5-й год). Присутствовал комдивизиона Пастухов Лев. Допустим, Офман молодой и неопытный оператор. Но Лев Пастухов? Что он делал? Думаю, что он «вопил»: «Поднимай КС... КС...», зациклившись на стрелке машинного телеграфа. Результат известен всем. Офмана стали топтать, а фамилия Пастухова, в моей памяти, нигде не произносилась. И после этого он, возможно, считает себя героем и, наверно, ещё получил Орден Мужества? А на чьей совести участь спецтрюмных?.."

...

Уважаемые читатели! Я закончил работу с книгой "АПЛ К-27. Славные страницы в памяти нашей". Дополнив её найденными в сети интернет фотоиллюстрациями. Безжалостное время берёт своё.  В настоящее время большинство участников описываемых в ней событий мертвы. Нет в живых и авторов. 13.05.2021 ушёл из жизни человек, от которого я получил поздней осенью 2020 года этот материал, в электронном виде. Опубликовать книгу в "бумажном" виде Ефремов Павел Борисович не успел, хотя и имел твёрдое намерение это сделать. Я принял решение разместить имеемый у меня материал самостоятельно, чтобы как можно больше читателей узнали наконец-то правду об этой полузабытой истории. А также в память о тех, Которые Были Первыми. Кто проектировал, строил, испытывал и осваивал первую отечественную атомную подводную лодку с ЖМТ-реакторами.

Я бесконечно благодарен тем читателям, которые восприняли порой сухие строки мемуаристики с пониманием и терпением. Ну а кому эта тема  не интересна, либо не нравится стиль повествования - чтож, на вкус и цвет товарищей нет.

Немного личного - я потратил почти три месяца, дополняя текст неуказанными в оригинале датами, шлифуя его и поправляя опечатки. Делать меня это никто не просил, но в результате, полагаю, именно после того, как я с гордостью отправил Павлу окончательно откорректированный текст, мы и стали друзьями. На К-27, кто не в курсе, служил Пашин отец. В должности врача. Лично знал Павел, естественно, и многих его сослуживцев. Стихотворение одного из них, Домбровского Владислава Владимировича (тогда с Пашей мы ещё были незнакомы), я взял эпиграфом к своему рассказу "Забытая Двадцать Седьмая, или Вино, кино и домино". Это показалось Павлу весьма забавным, когда он начал читать мои рассказы. Именно к нему и собирался заехать за советом по поводу дальнейшей судьбы этой книги Павел на майские праздники в 2020 году. Результаты беседы мне неизвестны, и если для Паши Владислав Владимирович был дядя Слава, то я с ним абсолютно не знаком. Поэтому я всё же решил не беспокоить заслуженного ветерана, хотя и нашёл его страничку в ОК (одноклассниках). Почему же, всё-таки, я опубликовал эту книгу? Можете считать, что после смерти своего друга я назначил себя последним в очереди, кто сделает это. Пусть и в электронном виде.

P.S. Интересные факты о подводной лодке К-27, ссылка: ( https://ok.ru/video/1255598068200 ).

...

Очередной информацией к размышлению, крайней, финальной уже информацией для Вас, уважаемые читатели, я и заканчиваю публикацию книги "АПЛ К-27. Славные страницы в памяти нашей". Очень жаль конечно, что воспоминания участников событий так и не вышли в живом, бумажном формате. Да и, честно говоря, вряд ли когда уже выйдут...

04.03.2023

.