В Седьмую Роту Игорь прибыл в сентябре 1984 года. Направили его в мой взвод, в моё отделение. После знакомства с Рогачевым я смотрел на пополнение, пытался определить наперёд кто есть кто. Кто кем станет. Ничего путного, конечно же, я не наопределял. Зато разглядел на правой кисти Игоря (на безымянном пальце) татуировку - скрипичный ключ. «Музыкант что ли?»: - подумала моя коротко стриженная бошка. Ну, как бы и да. Штангисты редко делают себе татуировки в виде скрипичных ключей. Боксёры тоже.
Предчувствия меня, конечно же, не обманули. Игорь, в самом деле, оказался монстром песнопения. Ну, ладно. Хрен с ним. Титул «офигенного монстра песнопения» я оставлю для себя. За выдающуюся выходку перед личным составом нашего взвода и перед Старцевым лично. Этот эпизод рассказан в главе «Конкурс песни».
Игоря я назову просто талантливым человеком. «Консервоториев оне не проходили», как говорится. Однако с гитарой управляться он любил и умел. До сих пор умеет. И любит.
В руках у Игоря диплом с фестиваля военно-патриотической песни. Игорь выступал на этом фестивале, исполнял соответствующие музыкальные произведения со сцены. Так что, насчёт скрипичного ключа предчувствия меня, реально, не обманули. В этот раз я оказался прозорлив, как Зоркий Сокол.
Всё это я рассказываю для того, чтобы развеять домыслы о том, что в горнострелковый батальон направляли особо выдающихся спортсменов, альпинистов, головорезов. Ничего подобного. Прибывали к нам обыкновенные советские парни, с нормальным советским образованием. С нормальным советским патриотизмом. Игорь Стрижевский – отличное подтверждение моим словам. Простой парень, выпускник средней школы. До армии спортивных разрядов не выполнял. В армии выполнил. Более того, проявил себя как отважный солдат, надёжный боевой товарищ. Физически развит, музыкально одарён, упорный боец, патриот.
Рассказывает рядовой Стрижевский И.Л., Третий горнострелковый батальон, стрелок, мастер спорта по альпинизму:
- Изначально я не должен был попасть в Афган. Готовили меня к призыву другой командой, не 20-А. Но, мы с моим другом детства, с Сашей Михедовым, умудрились «отличиться» перед нашим Военкомом. Мы с Сашкой жили в одном доме, через подъезд. У нас было одно пристрастие – мы любили ездить на матчи по футболу и «болеть» за свою Донецкую команду «Шахтёр». Перед началом очередного матча мы сорвались, бросили всё и поехали на матч в Днепр. Оттуда понеслись на следующий матч в Москву. Проездили несколько дней. А когда вернулись, то обнаружили, что нам из военкомата прислали повестки. Они уже успели их прислать и уже успели огорчиться. Хотели призвать меня и Саню в армию, а мы по повесткам не прибыли. Наш местный военком города Тореза очень на нас рассердился. Сказал, что нам этот матч просто так даром не пройдёт. 11 мая 1984-го года он направил мне другую повестку. С командой 20-А отправил меня в Азию по железной дороге.
Прибыли мы в город Ашхабад, в Первый военный городок. В первые дни нам сообщили сержанты, что есть возможность по своему желанию получить направление в учебку для Разведроты в Афгане. Я стал агитировать всех ребят, что это круто, что это престижно быть разведчиком. Попасть в Разведроту – это дух патриотизма. В результате многие мои земляки из Донбасса подали рапорта и попали в эту учебную роту для разведчиков. В учебной роте численностью 120 человек моих земляков из Донбасса служило 56 человек.
Учёба КМБ (курс молодого бойца) проходила в этом Первом городке. Поскольку мы были учебным разведывательным подразделением, то в перерывах между занятиями по физической подготовке мы по жаре бегали вокруг плаца. Остальные подразделения в это время отдыхали. Потом, после кросса вокруг плаца, снова начинались занятия по рукопашному бою, приёмами с оружием и так далее.
Что хочу сказать, так это, по-моему, было упущение командования – у нас было очень мало стрельб из оружия. Из автоматов отстреляли по три патрона каждый солдат. Это очень мало. Ещё были ночные стрельбы из БМП. Конечно же, это не та подготовка, которая нужна разведчику.
Бала у нас в качестве обучения поездка в учебный центр горной подготовки Килета. Ехали мы несколько дней по железной дороге. Загнали нас всех в вагоне на третьи полки. В обмундировании, с автоматами. Вот это было кино! Как мы с этих полок сваливались, как нам автоматы на голову с третьей полки падали! Но, это всё ерунда.
В Килете были небольшие горы. Вокруг гор поля, арыки и кишлаки. Почти как в Афгане. Вот там мы по этим арыкам, полям и плоскогорьям полазили. Физическая подготовка была, конечно же. Мы много бегали, прыгали, отжимались. Занятия по рукопашному бою были. Потом стрельбы провели. Но, мало. Мало мы стреляли.
Прерву на минуточку повествование Игоря. Напомню, как Рогачев при знакомстве с личным составом нашего взвода отреагировал на известие о том, что рядовой Стрижевский в Ашхабадской учебке получил специальность «разведчик». Рогачев коротко высказал резюме: - «Значит ничего не умеешь». Получается, что Рогачев ЗНАЛ! Получается, что к нему в подразделение направляли выпускников Ашхабадской учебки. Он знал, что солдатам мало давали практической стрельбы. Дрессировали их по физухе (по физической подготовке) и больше ничему не учили.
Совпадает рассказ Игоря с реакцией Рогачева. Всё закономерно.
Ладно, слушаем Игоря дальше.
- Потом мы вернулись в Ашхабад. Нас, как разведчиков, частенько направляли в патруль по городу. Помню, в городе, при патрулировании ко мне пристал какой-то человек. Говорит: - «Продай штык-нож. Я тебе дам 50 рублей». Ну, кто ж ему продаст штык-нож? Пятьдесят Советских полноценных рублей в то время для меня были огромные деньги. Но, патриотизм и честь, как защитника Страны, не давала мне возможности разбазаривать военное имущество. Я бы даже за 200 рублей не продал штык-нож. Так что, пришлось сказать дяде, чтобы он отвалил.
Кроме патрульной службы, нас, разведчиков, часто использовали в качестве посыльных. Мобильных телефонов тогда не было вообще, а стационарные телефоны в квартирах немного были. Но, мало, не у всех. Поэтому нас отправляли по квартирам офицеров, если срочно требовалось вызвать офицеров на службу.
Когда мы выходили в качестве посыльных за пределы части, то мы немного прогуливались по городу. Немножко «заправлялись» чеменом. Это вино туркменское такое. Нормальный напиток.
Мы заправляли чемен в свои солдатские фляги. В одну флягу чемен, в другую квас. А потом вечером выпивали это всё с ребятами потихоньку, как разведчики, в темноте.
Однажды нас «заправленных» встретил в городе офицер. Встретил, попросил флягу, чтобы попить. Понятное дело, что он нас проверял, а не из-за жажды. Ну и мой друг Сашка торжественно вручил этому офицеру флягу с квасом. Мы же разведчики. Мы же подготовленные люди.
Надо было видеть лицо этого офицера, когда он отхлебнул из фляги квасу. В его глазах над нашими головами выросло по светящемуся нимбу! Всё было, как в песне: - «А солдат хлебнёт кваску, выйдет из кино. Никуда не торопясь сточит эскимо!»
Знал бы этот офицер какое «эскимо» у нас залито в другую флягу. Но, он не знал. Поэтому мы шагали с гордо поднятой головой, с нимбом над ней и вселяли окружающему пейзажу образ защитников отечества повышенной культурности. До самого вечера. До отбоя.
А после отбоя было темно, никто нас не видел. Поэтому мы немного попили напитка из другой фляги.
Через три с половиной месяца нас выпустили ускоренным выпуском. Мы подсобрали деньжат, радовались. Думали, что нас повезут в Ташкент, что мы там немножко «повеселимся» по мере возможностей. Однако, когда мы поднялись на борт самолёта, то нам сообщили, что мы прямым рейсом идём на Кабул.
В Кабул мы прибыли и меня ошарашила взлётка. Количество техники: самолёты-вертолёты, в таких масштабах и гудение это.
В Кабуле мы пробыли несколько дней. Нас рассортировали, распределили, отправили военным транспортником АН-26 в Баграм. В Баграме я пробыл сутки. С Игорем Мазуром. Я с ним особенно дружил, мы его называли Стас. Это ещё до армии так повелось. Ну и меня со Стасом на вертушке переправили на место постоянной дислокации: ущелье Панджшер, селение Руха.
Когда летели в вертолёте, то над горами стало немного жутковато. Здесь ты знаешь, здесь не как в Союзе. Здесь могут «стрЕльнуть», мягко говоря. Парашютов у нас с собой нет. На борту в иллюминатор торчит пулемёт с лентами. Как-то всё такое зловещее. Ну, и не спроста оно было зловещее.
Как в Руху приземлились, так началось. Чуть ли не каждый день обстрелы из миномётов, из ДШК.
Нас собрали в учебный взвод, повели в ближайший пустой кишлак для ознакомления с условиями. А автоматов-то у нас нет. Ещё не выдали. Только у сержантов были автоматы. Вот тогда за это ознакомление кого-то «немножко наказывали». Хотя кишлак близко, но и там вполне могли быть душманы. Мы оказались бы перед ними безоружными. В такие вот условия попали служить мы со Стасом.
Вот вам ещё одна история на тему «за что направили в Руху». Я специально приглядывался к окружавшим меня боевым товарищам. Собирал их истории. Хотел воссоздать картину – кто, откуда, за что к нам и почему. Ну вот. Ещё один пример того, что люди в Советском Союзе воевали не за страх, а за совесть. Не за деньги. Не за коврижки.
За патриотизм.